Инго Шульце - Simple Storys
К тому моменту, когда Лидия говорит, что ей неприятно так сильно опаздывать, мы находимся в пути уже час. Она хочет, чтобы я немного вернулся назад, потому что мы, должно быть, не заметили дорожного указателя. Мое лихачество, по ее словам, только вредит делу.
– Ну наконец-то! – говорю я, когда мы доезжаем до развилки, на которой должны свернуть вправо. Лидия захлопывает атлас и причесывается. Я еду медленно, с включенными фарами. Проходит целая вечность, прежде чем мы добираемся до ближайшего села. «После развилки держаться правой стороны» – это все, что я знаю. Через десять минут мы оказываемся у новой развилки, прямо перед дорожными щитами. Я поворачиваю. – Это должно быть здесь, – говорю я, переключая на дальний и снова на ближний свет. – Прямо перед нами!
– Да что же это такое! – восклицает Лидия. Я выключаю фары. С ее стороны в некотором отдалении действительно будто бы мерцает огонек. Но усадьба должна находиться слева. Тем не менее мы ищем подъездной путь.
Медленно движемся по глубокой колее. По обеим сторонам от утопленной земляной дороги растет трава.
– У Билли и Тома ведь «форд»?
Я киваю.
– Иначе тут не проедешь, – констатирует Лидия.
Вскоре мы видим силуэт маленького домика, освещенного несколькими лампами, – трансформаторной будки или чего-то в этом роде, с ограждением из проволочной сетки. И прочитываем надпись на табличке: «Опасно для жизни».
– На поле заехали, – говорит Лидия.
Я выключаю мотор. Дать задний ход не могу из-за неполадки с выхлопной трубой. Лидия молчит. Вообще-то ей бы надо выйти из машины и показывать мне, куда ехать, но с ее туфельками это, разумеется, было бы безумием.
Каким-то чудом мне удается развернуться. Я так радуюсь по этому поводу, будто мы уже добрались до места.
– Может, ты им позвонишь откуда-нибудь, – говорит она.
– Откуда? Крестьяне, между прочим, давно спят.
Теперь на развилке я сворачиваю в другую сторону.
– Чепуха какая-то! – ворчит Лидия.
Я огибаю распластанную на дороге дохлую кошку. Чуть дальше к асфальту приклеилась раздавленная ворона. Одно ее крыло стоит вертикально и подрагивает на ветру.
– У тебя опять разболелась голова? – спрашиваю я.
– Надеюсь, они хоть объяснили тебе, как проехать?
– На развилке свернуть направо, – говорю я. – Я им позвоню. Как увижу где-нибудь свет, так сразу и позвоню.
– Том когда-то рисовал нам схему расположения участков, – говорит она. – Да поворачивай же назад!
Она роется в бардачке. Мы опять проезжаем мимо вороны и мимо кошки. Лидия наконец прекращает бессмысленную возню и откидывается на спинку сиденья. Тут я впервые замечаю, что внутри бардачка есть лампочка. На прошлое рождество Лидия порвала колготки, зацепившись за откидную крышку. Я говорю, что теперь нам уже ничто не поможет, если мы не найдем телефон, и спрашиваю, не помнит ли она, где видела телефонную будку в последний раз. Лидия даже не находит сил, чтобы отрицательно качнуть головой.
Через пару километров мы останавливаемся у светофора, около строительной площадки; перед нами – белый «форд». Я выключаю мотор и читаю наклейку на его заднем стекле: «Бог ближе к тебе, чем ты – к моему бамперу».
– Идиотизм! – говорю я. – И чего только люди не придумают!
– Зеленый свет! – кричит Лидия. – Зеленый! – И резким ударом захлопывает крышку бардачка.
Двор заполнен машинами неизвестных мне марок, среди них две с висбаденскими номерами. Билли и Лидия долго обнимаются, раскачиваясь на каблуках. Я достаю подарки: для близнецов – два маленьких ящичка с конструктором «Лего», которые, завернутые в дорогую упаковочную бумагу, много дней пролежали на нашем гардеробе; для Тома – альбом «Скульптура Ренессанса. Донателло и его мир».
Билли говорит, что они с Томом поругались. Лидия и Билли опять обнимаются.
– Так обидно… – вздыхает Билли. Еще в прихожей она сообщает нам, что Энрико тоже здесь – Энрико Фридрих, который пишет для театра. – Он приехал на автобусе, уже успел набраться и теперь спит в моей постели, как младенец в материнской утробе. – Я говорю, что мы, когда поедем назад, можем его подвезти.
– Вы ведь у нас в первый раз! – говорит Билли, берет Лидию за запястье и ведет на кухню.
Там сидят только женщины – и ни одной нам знакомой. Мы обходим вокруг стола, каждой подаем руку. Покончив с этим, обнаруживаем, что для нас уже приготовили две тарелки с картофельным салатом, теплыми котлетками и малосольными огурцами. Билли несколько раз повторяет, что мы прежде всего должны поесть. Все другие сидят, откинувшись на спинки, и смотрят на нас.
Потом появляются мужчины. Мы встаем и поздравляем Тома, который даже сегодня одет в свои рабочие штаны и домашнюю жилетку. Он говорит, что звонил нам, но уже не застал, и приглашает поиграть с ним в теннис. Некоторые гости уже прощаются с хозяевами.
Из мастерской Тома слышен шум отъезжающих автомобилей. Я поначалу никак не могу привыкнуть к тому, что теннисный стол имеет алюминиевое покрытие, и пропускаю почти все мячи. Том спрашивает, не собираюсь ли я жениться на Лидии, не хотим ли мы с ней завести ребенка и когда, наконец, состоится персональная выставка моих работ. Время от времени он хвалит меня за отбитый мяч. Такому спарринг-партнеру, говорит Том, он бы охотно приплачивал. Я интересуюсь насчет Энрико. Том ухмыляется:
– Он всем рассказывает, будто болен раком желудка и через две недели уедет в Бразилию, чтобы помогать развивать эту страну, знаешь, в стиле «Сегодня вы видите меня в последний раз». Не верь ни единому его слову! Он, между прочим, пришел без приглашения.
Билли поднимается вверх по лестнице. Том тоже должен попрощаться с теми, кто уезжает. Я сколько-то времени жду его в мастерской, среди деревянных голов. Потом возвращаюсь на кухню. Лидия громко и оживленно болтает с висбаденцами. Они будут ночевать здесь.
Энрико по-прежнему спит. Все другие уже уехали. Билли говорит, что мы тоже должны остаться и завтра лично вручить близнецам подарки. Лидия выглядит очень элегантно, на этой кухне ее красота кажется почти нереальной.
Один из висбаденцев – оптовый виноторговец. Он кивает в сторону обеих женщин, которым Билли подливает вино, и говорит, что они – сестры. Он, мол, уже давно оценил работы Тома. Цветные ему поначалу не нравились, но сейчас он и не представляет себе эти головы другими. Потом мы все вместе начинаем обсуждать творческое развитие Тома. Билли говорит, что цвет для него играет все более важную роль. Возникает пауза. Виноторговец повторяет свое прежнее замечание – не забывая прибавить, что он уже об этом говорил. Мы киваем друг другу. Лидия спрашивает, не пора ли разбудить Энрико.
– Я ему не нянька, – говорит Том и накладывает себе полную тарелку салата. Мы все опять садимся за стол. Лидия ностальгически восторгается прошлым – тем, что она теперь называет берлинским периодом своей жизни. Том, не переставая жевать, рассказывает историю, как в те времена на одном вернисаже внезапно потух свет и тогда все разговоры стали как бы отражаться от потолка. Билли и Лидия фыркают. Том объясняет, что дело было в испорченном подслушивающем устройстве, которое работало, так сказать, наоборот, как усилитель. Теперь висбаденцы тоже смеются.
Билли подсаживается ко мне и спрашивает, приблизив губы к моему уху, взяла ли Данни – мы с ней работаем в одной газете – своего племянника на время или насовсем.
– Ведь мать этого мальчика, сестру Данни, кажется, насмерть сбила машина, когда она ехала на велосипеде?
– Я и не знал, – говорю я, – что ты знакома с Данни.
Билли вспоминает о других похожих случаях, когда водитель, сбивший кого-то, пускался в бегство, и говорит, что, наверное, такое несчастье вызывает у непосредственного виновника сильнейший шок и что на суде следовало бы учитывать смягчающие обстоятельства. Я с ней не соглашаюсь, потому что при столь снисходительном отношении любая свинья могла бы найти для себя оправдания.
– Ты прав, – говорит Билли, – но все же в отдельных случаях необходимо принимать во внимание воздействие подобного шока.
– Не могли найти лучшей темы! – кричит Том. Он предлагает Лидии и мне как-нибудь приехать к ним на целый уик-энд – в мае или в июне, или тогда, когда Билли будет давать концерт со своими учениками.
– Дорогу вы теперь знаете, – говорит Билли. Наш подарок все еще лежит, нераспакованный, на табурете.
На прощание Билли обнимает даже меня. Лидия долго канителится, прежде чем сесть в машину. Мы выглядываем в окна, машем и улыбаемся, хотя никто не может это увидеть.
– Уже полвторого, – говорит Лидия. Она открывает бардачок и складывает туда визитные карточки. – Нас приглашают на побережье Северного моря, в Циттау и Висбаден. – Она вытягивает и скрещивает ноги. Я ей предлагаю откинуть назад спинку и заснуть.
– Я сегодня не слишком много болтала? – спрашивает она.
