Винсент Килпастор - Оксфордский тест способностей личности
Теперь они катаются по полу как озверевшие нанайские мальчики-убийцы.
Воспитание и хорошие манеры побуждают меня запрыгнуть внутрь и разнять бьющихся мебельных самураев, но я все еще зол на Макса за утренний кофе и отрицание превосходства американской системы менеджмента. Рядом со мной из воздуха материализуется абуэлито:
- Ну что, дерутся?
- Бьются!
- А чего не поделили?
- Столкновение двух враждующих идеологий. Богословский вопрос подхода к научной организации ручного труда. Родео чья пэписька будэ длиннее. Ну и халявный ред бул, похоже, не хило кроет.
- Буря мглою небо кроет. Эту страну спасет только расовая сегрегация
Я удивленно глянул на старого расиста. Ну, сейчас меня ждёт лекция о бремени белого человека в мире чурок.
- А вы не смотрите на меня так. Я сам - еврей. Даже не еврей - одессит. По идее должен быть противником гетто. Но я - яростный сторонник! Только подумайте раньше, во времена расовой сегрегации богатые, средние и бедные черные жили в одном гетто. Понимаете? Богатые и средние были примером для раздолбаев-бедных. Костяком сообщества. Стержнем культуры. А вот отменили сегрегацию - богатые и большинство средних цветных переехали в обеспеченные белые районы, и гетто стали захлёбываться в собственных нечистотах: пороках, наркотиках и криминале.
- Бедность не порок, а большое свинство.
- Совершенно верно, милостивый государь! Закурите?
- С удовольствием!
- А вы кто по образованию, если позволите?
- Позволю. Переводчик
- Переводчик свитков мёртвого моря. А я знаете ли социолог. Да-с. На редкость непрактичная профессия. Ну, может пора разнять их? Пока соседи полицию не вызвали?
- Давайте-ка я докурю и сразу начнем совместную операцию по принуждению к миру
После этого сразу же пошёл дождь.
Правда ли, что есть всего несколько человек, к которым Вы по-настоящему привязаны? (Оксфордский тест способностей личности)
Когда я только ступил на землю свободных северо-американских штатов, я нёс в себе ген азиатского ужаса, шарахаясь от каждого мента и строго одетого гражданского. Давила уверенность, что тут как дома в Триполи каждый может меня упаковать и отправить в каталажку. А затем и вовсе выдворят из страны, которую я у них украл. Даже шмоток не дадут собрать. Так всевышний когда-то выдворил из рая Адама и Еву.
Я думаю это полный беспредел со стороны всевышнего. Подумать, за одно яблоко! Да если бы Адам (белый, мужского пола, особые приметы отсутствуют) и Ева (белая, женского пола,особые приметы отсутствуют) спалились бы на краже яблок в Эстадос Американос, то, скорее всего отделались бы незначительным штрафом и суммой судебных издержек. Американская система культурней чем библейский рай или ливийская джамахирия. Если богу потребовалось семь дней, чтобы сотворить небо и землю, то американцам понадобилось больше двухсот лет. А хорошие вещи, как известно, быстро не делаются. Если мериканам чегось глянется, они сперва пробуют прикупом. Так у французов купили Луизиану, у мексов Калифорнию, а у русских Аляску. Если есть деньги на хорошего адвоката - американский дрим у вас в кармане. Скоро всех судей снабдят кассовым аппаратом и устройством для считывания кредитных карт. Так оно будет хорошо для бизнеса. У каждого проступка в США есть ценник и гладкошерстая такса.
А кодекса уголовного в тюрьме вам не дадут, как дома, в родном Бенгази. Только Библию дают бесплатно -- остальное за кредиты и только из ларька.
Забегая вперед сообщу - уголовного кодекса в великой стране нет совсем. Десять древнееврейских заповедей и сто пятьдесят томов поправок к ним. Прецедентное право. Как выясняется, господа присяжные, в 1871 году некий Кроули Роджер Ноузикман уже попадал за поглощение антисанкционных яблок -- так что подсудимого следует опустить с учетом выплаты штрафа за нанесенный всевышнему моральный ущерб.
Хотите жить по широте волжской души -- обзаведитесь фруктом, который мексикали называют "абогадо".
***
Первым дерзкий бунтом против патриархальной системы родного Улюкаевска, был прокол уха и покупка американской сережки с брюлловым. В те времена в Ливии за серьгу можно было огрести звездюлей прямо среди бела дня. (Может быть ты пидор? Нет, скажи, ты пидор?) Вышедший из поколения говорухинских банананов, я и минуты не сомневался. Продырявил ухо с первой же половой зарплаты. Пирсанул.
Пирсингнул новой земле.
Пока была жива виза, следовало также обзавестись местным сувениром, который у меня не отберут даже в случае насильственной телепортации - наколкой-портаком звездно-полосатой тематики. Мне пожалуйста с индейцами и флагом.
Я нарушил негласную заповедь одноруких бандитов - "да не создай ты себе особых примет, братон".
***
Тату-парлор называлась "Набей себе третий глаз".
"Ага - на очко его себе натяни" - был я тогда груб, мало американизирован и брутально неотесан.
С третьим глазом горячиться не стал. Нет, не просто флаг или статую свободы - знаю, знаю что у меня чрезвычайно хреновый вкус, но чтоб до такой степени! Еще порекомендуйте значки доллара вместо воровских звезд на голенях набить. Умники.
Портачники заставили подписать берестяной свиток, снимающей с них ответственность за гангрену, гепатит, приобретенный иммунодефицит или возможный скорый смертельный исход.
Я с полчаса, пыхтя листал каталог с удивлением обнаружив в нем рябой профиль Ёсипа Виссарионовича Джугашвили- экзотика для провинциального американского городка. Наконец, нашел свою - картинку с которой меня и положат в землю сыру на шесть футов ниже поверхности.
Индейский дрим-кэчер выполнен в форме старинного офицерского эполета типа тех что бьют себе блатные метросексуалы.
Внутри кэчера - реющий флаг конфедерации. Как путешествующего эстета меня вечно влекут внешние проявления гармонии. Политкорректность я люблю так же как организованную религию и другие виды формальной прошивки для послушных масс. То что красиво - не может быть грешно. Да и честно вам признаться, я тогда не совсем понимал глубину и однозначность символики картинки с которой пожизненно себя увязывал.
"А ты уверен?" - нахмурилась художница-китаянка, изрешечённая пирсингом будто на ней пристреливали лубковый дробовик с мелким птичьим боеприпасом.
- Дэк прекрасная жеж картинка! Нет?
Жертва пипирсинга увидела отразившийся на моем лице страх и протянула бутылку воды:
- Давай пей побольше и не ссы нах!
Китаянка натянула синие перчатки, которыми украшают себя санитары моргов, задернула занавеску в наш закуток и заунывно зажужала машинкой. Художественные мастера татуажа из родной тюрьмы в Бенгази и Триполи готовы были бы отстрадать пятнадцать суток в сыром аду кичи за такой высокотехнологичный прибор.
Процедура напомнила затянувшуюся стрижку тупой машинкой у робота брадобрея.
Минут через сорок жужащей тоски, когда я уже вовсю тосковал о солнечном деньке снаружи, в соседний отсек вошла нимфа. У нимфы было узкое лицо, высокие скулы и миндальные глазищи. Цвет глаз настолько подходил к цвету волос, ненавязчивому, неяркому, но нежному цвету, что у меня вдруг сделалась аритмия пучка Левартава.
Заключенный в татушном креслеце без возможности видеть хоть кого, кроме изуродованной китайской мудожницы, я моментально влюбился в соседку по пыточной обскуре.
На мое счастье чернильные палачи так увлеклись юридической стороной тела, требуя от жар-птички писем с разрешениями родителей, что забыли задернуть разделительную штору до конца. Девочка показывала им язык со свежим пирсингом и убеждала, что уже была здесь на прошлой неделе. Один из сатрапов оглядел ее язычок и буркнул: "заживает нормально, но сосать пока не рекомендую".
Я не мог открыто туда пялиться под страхом тюремного заключения. Но если положить голову чуть набок, прикрыть глаза, будто дремлешь и выкрутить глазные яблоки, как менты выкручивают при аресте руки, можно потихоньку растлеваться по креслу.
Терпеливая малышка одновременно портачила в двух местах. От правого плеча, вниз к малюсенькой сиське, в виде витой плющевой бретельки от лифчика она заказала цитату из Сунь-цзы, китайскими иероглифами: "Нападай на него, когда он не готов". Неприкрытая форма девичьей агрессии рвала мне мансарду. С такими сиськами и сунь-цзы бы подписал брестский мир.
Вторая надпись шла в самом низу ее плоского животика. Перед тем как испортачить святая святых, художник, к которому я страшно ее ревновал, нежно подбрил девочке лобок. Теперь надпись уходила под мятые в шаге, нестираные приспущенные джинсовые шортики, и загадочно гласила:
"И долог, долог путь домой".
Я млел от выбритости и глубины фразы. Домой, домой!Забраться туда и забыться. Но как же долог этот путь!
Прошли световые годы, прежде чем я узнал, что девулька цитировала творение Роберта Фроста из американской школьной программы: "Снежным вечером в лесу".
