Аркадий Макаров - Парковая зона
Была жизнь! Кто бы мог подумать, что захваченное «могучей кучкой» государство станет на путь преступления, перестав соблюдать закон и трудовой кодекс.
Пользуясь политическим развратом в стране, монтажную контору, где работал Метелкин, прикупил по случаю бывший растратчик социалистической собственности, как тогда говорили, прошедший уголовную школу, с характерной фамилией – Расплюев.
Трудно было поверить Метелкину, что такая фамилия существует на самом деле. Но расплюевых на Руси-матушке оказалось столько, что Закон и Порядок, не выдержав, рухнули.
«А-а! Пошел ты на…!» – сказал Иван хозяину, когда тот, хитро подмигивая Метелкину, предложил замысловатую схему увода от налогов сметной стоимости выполненных работ, в результате которой Расплюеву сидеть под жарким солнцем на далеких Канарах, а прорабу Метелкину – на скрипучих нарах в родной и близкой «тигулевке».
Работа одна, а перспективы разные.
И вот тогда безденежье опрокинуло Метелкина на самую низкую ступень социальной лестницы. Падать, правда, было не высоко, но ощутимо больно. Зарплаты ему больше никто не гарантировал – рыночные отношения!
Свободное плаванье результативно только при попутном ветре и за отсутствием рифов, это еще при том, что есть хорошие паруса, а так – болтаешься, как некий предмет в проруби.
Вот ведь какие ассоциации приходят в голову, когда выкурена последняя сигарета, а новую пачку купить не на что.
5
Дом инвалидов и ветеранов труда не такое уж жуткое место, как рисует воображение.
Пригородный лес. Осенняя благодать природы! Лёгкий утренний заморозок, как первая сединка в твоих волосах. Темная, но совсем не угрюмая зелень вековых сосен. Стоят, покачивая мудрыми вершинами, разглядывая хлопотливых людишек возле старого двухэтажного особняка, где нашла свой последний приют бездомная старость, отдавшая некогда молодые силы и здоровье обескураженной двадцатым веком дорогой стране. Да и сама эта страна, выпотрошенная вселенскими экспериментами, теперь тоже похожа на убогую нищенку, стоящую у парадного подъезда благополучного запада.
Но все это – политика, к которой Иван Захарович Метелкин не имеет никакого отношения.
Он здесь на шабашке. Разгружает трубы, сварочное оборудование, нехитрый слесарный инструмент.
В интернате прохудились водоводы, не работает канализация, чугунные гармони отопительных батарей, смонтированные полвека назад, забиты илом и многолетней накипью…
Шабашка тем и хороша, что за свой короткий и угробистый труд можно тут же получить живые деньги, а не бросовый товар по бартеру.
Ухнув, Метелкин кидает с кузова трубу; она, ударившись о старый пень и спружинив, отскакивает от земли и стегает невысокую ограду, ломая почерневший от времени штакетник, из-за которого на высоких колесах выруливает инвалидная коляска с обезноженной пожилой женщиной.
Иван прыгает с машины, оттаскивает в сторону трубу, загородившую проезд к дому. Слава Богу, что женщина двигалась неторопко, а то бы стальной хлыст сделал непоправимое.
– Ахмед! – дергает его за рукав женщина. – Живой?
Иван Захарович ошалело смотрит на нее. На темном морщинистом лице приветливый отблеск глаз, как просвет в осеннем небе, показался и тут же исчез.
– Ахмед, помнишь, мы в Фергане с тобой в госпитале лежали? Зажила, видать, дыра в плече, вон как трубы кидаешь! А мне вот ноги доктора отчикали, культи остались, зато зимой валенок не покупать.
Метелкин подумал, что старуха его разыгрывает, видя азиатскую внешность, как теперь говорят, прикалывается, и тоже решил отшутиться:
– Не, я не Ахмед! Я Рома из детдома, цыганской повозки шплинт.
Женщина укоризненно посмотрела на него и, вздохнув, печально покатилась на лесную стежку, раскручивая руками колеса.
В любом интернате, как в солдатской казарме, самое большое удовольствие – побыть наедине с собой.
Взрыв на ферганском базаре забросил эту женщину сюда, под колючие сосны Талвиса, доживать отпущенное милосердной судьбой время. Ей повезло – другие маются и бродяжничают, попрошайничая на городских улицах, неприветливых к чужому горю, замерзают в подвалах, отравленные алкогольными суррогатами…
Метелкин оказался в доме инвалидов совершенно случайно. Никогда не думал, что рабочие навыки, полученные в юности, помогут ему на время одолеть денежную невезуху.
Идёт смурной, смотрит под ноги, чтобы найти ключ от квартиры, где лежат деньги. Вдруг толчок в бок:
– Вчерашний день ищешь?
Иван поднимает глаза – вот она, находка! Перед ним стоит старый товарищ с поднятыми парусами, и в каждом сноровистый попутный ветер.
Его товарищу свободное плаванье в масть. Знай себе рули, и веслами шевелить не надо.
Хороший инженер, изобретатель, имеющий множество патентов, забросил свое хлопотливое дело, и в удачный час организовал акционерное общество с ограниченной ответственностью. Используя первоначальную сумятицу при переходе к народному капитализму, приобретя по бросовым ценам ваучеры, сколотил хорошие «бабки», говоря «новоязом», и теперь процветает махровым цветом.
Смеется, протягивает руку, хлопает по плечу:
– Как жизнь?
– Да как в курятнике, – отвечает Иван, – Кто выше сидит, тому перья чистить не надо. Сверху никто не наваляет.
– Всё жалуешься? – спрашивает.
– Жалуюсь, – отвечает Метелкин неохотно. – Ты чего без «Опеля»? Ноги поразмять решил? – зная его пристрастие к иномаркам, подслащивает Иван разговор.
– Э-э, чего вспомнил! Я уже третью тачку с той поры поменял, у меня теперь «Мерс» на пристёжке.
– А чего же ты не на колесах?
От товарища исходит запах вина и хорошего одеколона. Лицо розовое, гладко выбритое, ухоженное. Не то, что в далёкой молодости: крутой мужик, авторитет за квартал светится…
– Гуляю, – говорит товарищ, – жену на Азорские острова.
– Отправил. Холостякую. Вчера тёлку снял в кабаке, до сих пор в ушах шумит. Вампир, а не девка! Губы, как присоски у осьминога. Пойдем, я тебя опохмелю!
– Не пью! – мотает Иван головой.
– Давай, рассказывай сказки! На халяву все пьют. Помнишь, как мы по общежитиям гудели?
– Ну, это когда было… – отнекивается Метелкин.
– Пойдем, пока я простой!
Пошли.
В ресторане молодежь пасется. Девочки соломки для коктейля губками пощипывают. Как котята пушистые ластятся: «Погладь, – говорят, – погладь»…
Еще не перебродивший хмель делает Иванова товарища сентиментальным и щедрым.
Бутылка сухого мартини и лощёный пакетик солёных орешков располагают к релаксации, к полной расслабленности и снятию нервного напряжения, которое еще полчаса назад давило череп Метелкину отчаянной безысходностью. Теперь ароматная затяжка «Мальборо» могла бы возвратить его в былые обеспечение дни.
И он наглеет:
– Толян, у тебя хрусты по всем карманам распиханы – отстегни до первой возможности, с получки отдам. За мной не заржавеет, ты же знаешь!
Товарищ хлопает Ивана по плечу. Смеется. Взгляд дружеский, обнадёживающий.
Метелкин мысленно уже благодарен ему. Вот что значит старый друг! Вместе по девкам шлялись, стеной в пьяных драках стояли. На нож шли. Выручит.
– Дать я тебе дал бы, – говорит друг, – но ведь ты мужик строптивый. Мало не возьмешь, обидишься. А много я с собой не ношу. Деньги все в деле. Помнишь, как мы с тобой учили по политэкономии: капитал должен работать. Пей, я еще бутылку возьму!
Наливает Иван полный бокал. Пьёт. Вино хорошее. Согревает. Волны тепла и света размягчают сознание. Нестерпимо хочется курить. Его товарищ лет двадцать не притрагивается к сигарете. Метелкин крутит головой в поисках знакомых – у кого бы отовариться куревом.
Но здесь компания не его. Лица все чужие, сосредоточенные на своих разговорах, увлечённые.
Вот оно «племя младое, незнакомое» – вспоминается как нельзя кстати классик.
К столу присаживается щеголеватый молодой человек – главный инженер разваливающегося строительного треста, Укачкин.
Фамилия Ивану Захаровичу знакома. Когда-то, после окончания института, он нанимался на работу к его отцу, начальнику монтажного управления. Отец его был стоящим мужиком: несмотря на неопытность Метелкина, взял его на участок мастером.
Укачкин-младший, имея тестя-депутата областной думы, быстро оказался в кресле главного инженера треста «Промстрой». Судя по заносчивому виду этого молодого человека и его щегольской одежде, с отцом – прирожденным монтажником и работягой – он имел мало общего.
Несмотря на раздетое до крайности предприятие, главный инженер выглядит вполне преуспевающим человеком. Мягкий костюм из модной ткани, демократическая майка с громкой надписью, разумеется, «на инглиш», делают его похожим на лобастых парней, тусующихся возле игральных заведений. Садится без пожатия руки, еле заметно кивнув головой, и начинает, не притрагиваясь к выпивке, какой-то деловой разговор с товарищем Метелкина. Берёт быка за рога.
