Катя Рубина - Меркурий до востребования
Велосипедист выехал из озера на другом берегу, встряхнулся, как пес, и дальше покатил. «Ну, ладно, плавно въезжать – это еще куда ни шло, а вот так выезжать и чтобы как с гуся вода, это вообще феноменально», – думала Пупель во сне, открыв рот. Велосипедист уже давно укатил, а Пупель все смотрела на озеро. Рядом с рваными клочками газет плавали утки. Две утки подплыли к берегу, и Пупель ясно услышала, как одна утка сказала другой:
– Ну, как тебе это всё?
Другая утка посмотрела на вопрошавшую и, пожав плечами, ответила:
– А чего ты хотела, он парень не промах.
Пупель во сне выпучила глаза: «Ничего себе! Утки думают прямо как я, кто бы мог предположить?!» Утиный диалог продолжался. Вторая утка, которая первая задала вопрос, сказала:
– Конечно, не промах. Значительная часть их претензий была отсеяна уже в ходе подготовки к слушаниям. Специалисты в области интеллектуальной собственности также полагают, что им будет сложно доказать факт нарушения авторских прав. По их мнению, доказать факт воровства идеи достаточно сложно, так как в этом случае речь о плагиате в прямом смысле этого слова не идет.
Вторая утка кивнула.
– Конечно, – сказала она. – Это и коню ясно, что авторское право не распространяется на идеи. Это и червю не надо объяснять. Если у тебя нет чего-то вроде патента или торговой марки, у тебя нет и монополии.
Первая утка явно была согласна со второй. Она сделала несколько гребков от берега и произнесла:
– Если кто-то подхватывает чужую идею, так как находит ее верной, это не может считаться нарушением авторских прав. Если бы устанавливались права на идеи, это сделало бы творческий процесс чудовищно сложным. А он молодец, а тот-то сколько разорялся.
Вторая утка качала головой.
– Ты имеешь в виду кардинала, архиепископа генуэзского?
– Ну да. Он прямо ринулся в бой, заявив, что книга представляет собой целенаправленную попытку дискредитировать Римско-католическую церковь с помощью абсурдных и притянутых искажений. Вроде бы книга напоминает ему что-то, ну, вроде антиклерикальных памфлетов девятнадцатого века.
Утки быстро поплыли от берега, ни на минуту не прерывая свою беседу. Пупель уже практически не слышала их разговора, последнее, что донеслось до нее, были слова первой утки:
– Сомнительно, что он бы женился на Марии Магдалине, весьма спорно, и тут этот генуэзский прав, а результат – восемнадцать миллионов экземпляров на сорока четырех языках, а ты говоришь, купаться. Он до сих пор еще входит в первую десятку бестселлеров.
Утки уже плавали далеко от берега, рассматривая обрывки газет, и не замолкая, крякали. В своем сне Пупель смотрела на них и думала: «Как интересно! Так вот они какие – настоящие газетные утки. Кто бы мог подумать?»
Телефон звонил не переставая. Пупель открыла глаза, вскочила, схватила трубку.
– Ничего себе! – раздался голос из трубки. Он был удивительно похож на голос первой газетной утки.
– Кто это? – настороженно спросила Пупель.
– Ну, ты даешь! Ты, вообще, что себе думаешь? – Магда явно была недовольна и раздражена.
– Магда, ты, что ли?
– Что ли, что происходит?
– Ой, столько всего, прямо не знаю, с чего начинать.
– Я вчера по мобиле поговорила, перезваниваю, тебя уже след простыл, сижу в непонятках, изредка набираю, понимаю, что бесполезно, думаю, к Марку потащилась, думаю, ладно, попозже позвоню в мастерскую, перезваниваю совсем попозже в мастерскую. Он мне что-то мычит, что ты типа не в себе, кризис, ни с того ни сего, буровит что-то нечленораздельное, а вывод – абсурд бредовый. Я, видите ли, должна поговорить с тобой, какую-то работу провести, кошмар какой-то. Что случилось?
– Мы с Марком вчера расстались навсегда.
– Это хорошо. Это как раз очень хорошо. Это ты молодец, поздравляю.
– Ты серьезно?
– Абсолютно, как можно было общаться с таким невыносимым занудой, да еще так долго, к тому же вчера я это четко поняла, он тебя отвлекал от главного.
– А что же ты раньше-то молчала?
– Раньше я намекала, а вчера все встало на свои места.
– Что-то я не припоминаю.
– Я так вскользь, я не до конца осознавая, но теперь, слава богу... Я надеюсь, ты не передумаешь? Этот звонок, на мобильный...
– Какой звонок?
– Тебе вчера на мобильный никто не звонил?
– Не помню, кто-то, может, и звонил. А что?
– Необычного звонка не было?
– Вчера мне только необычного звонка не хватало для полного счастья.
Магда хмыкнула.
– Ладно, – сказала она, – я сейчас по делам, а потом к тебе. Никуда не уходи. К телефону не подходи. Я тебя знаю, этот позвонит, ты простишь, или помиришься, или еще как-нибудь, а нам сейчас этого не нужно. Нам сейчас абсолютно другое нужно, дело надо делать, а не слюни пускать. Жди меня, и пусть не скоро, но я обязательно вернусь, – выговорив эту тираду, она повесила трубку.
Магда шла по важному делу. Неделю назад, ничего не сказав Пупель, она посетила редакцию очень известного издательства, одного из самых крупных московских издательств. Магда предварительно позвонила одной своей знакомой, с которой она имела дела во времена своей риелторской деятельности, и попросила совет. Вопрос такой, вроде того, куда бы можно было снести рукопись одного очень интересного и совершенно пока неизвестного писателя, который по ее, Магдиному, мнению заслуживает широкой печати.
Знакомая Магды долго хмыкала, листала записную книжку, водила курсором мобильного телефона и, наконец, откопала телефончик одного редактора, как раз из этого крупного издательства. Магда позвонила по телефончику редактору Людмиле Севастьяновне и попросила ее о встрече на предмет одного дела.
Людмила Севастьяновна сразу поинтересовалась, по какому вопросу, и, услыхав, что по поводу рукописи, сразу сказала: «Навряд ли».
Магда не сдавалась. Она начала задавать неудобные вопросы, типа, вы, что же, совсем не печатаете новых авторов, и всякие такие вещи, вроде того, что нужна же свежая кровь и всякое в таком роде, вот вы сразу с ходу говорите «навряд ли», даже не подозревая, а иногда случаются такие вещи и потом люди локти себе грызут... И в общем, Людмила Севастьяновна назначила ей день и час.
Магда день в день, час в час и минута в минуту была в издательстве. Это действительно было крупное издательство. Крупность его бросалась в глаза сразу. Это было огромное-преогромное издательство с длинными-предлинными коридорами, с пластиковыми-припластиковыми карточками на входе, с шикарными зеркальными-призеркальными лифтами.
Людмила Севастьяновна сидела в просторном кабинете, уставленном книжными полками, битком забитыми книгами. Она понравилась Магде. Доброе интеллигентное лицо, серые понимающе-опытные глаза.
Магда представилась. Людмила Севастьяновна жестом предложила сесть. Все вроде бы начиналось очень хорошо.
– Я вас слушаю, – сказала Людмила Севастьяновна.
Магда протянула рукопись.
– Что это? – поинтересовалась Людмила Севастьяновна.
– Это рассказы... – начала Магда.
– Ваши?
– Нет, это рассказы моей подруги.
– Видите ли, Магда, я не занимаюсь прозой, – размеренно и спокойно произнесла Людмила Севастьяновна.
– А чем вы занимаетесь?
– Поэзией.
– Там и стихи есть, посмотрите... – принялась настаивать Магда.
– Очень хорошо, – спокойно отбила натиск Людмила Севастьяновна. – Только я этим не занимаюсь. Мы печатаем разнообразную литературу поэтического жанра. – Людмила Севастьяновна подошла к книжному шкафу, подозвала Магду. – Вот подойдите, посмотрите.
Магда приблизилась к полкам: Фет, Цой, «Блатные песни», «Стихи о кулинарии», Блок, «Лютик – цветок луговой», Пушкин, «Журки – мурки», Пасхальные стихи, «Зебрец», «Стихи о Родине», Ахматова, «Классный выебон», «У природы нет и не будет», «Загарики», Мандельштам.
– У нас очень широкий охват, но только поэзия.
– Простите, а к кому тогда мне обратиться? – поинтересовалась Магда.
– Какого плана рассказы?
– Рассказы интересные, из жизни художников. Вообще, они о разном, но, видите ли, очень живой язык, истории смешные и грустные.
– Боюсь, навряд ли, – вежливо сказала Севастьяновна. – У нас проза, в основном детективы, или такие о любви, и лучше, конечно, чтобы автор уже был известен читателю.
– Простите, известным ведь, как мне кажется, становятся после издания, или я чего-то не понимаю?
Людмила Севастьяновна грустно улыбнулась.
– Вы абсолютно правы, – сказала она. – Но существуют определенные условия, направленность и, так сказать, рынок сбыта готовой продукции.
Магда внимательно посмотрела на нее.
– У нашего издательства основной рынок сбыта – Краснодарский край. А там, сами понимаете, не очень интересуются веселыми и грустными рассказами из жизни художников. По большому счету, сейчас никто вообще не интересуется рассказами из жизни художников. Сейчас другие прерогативы.
