Эмиль Брагинский - Служебный роман
Это был не лучший момент в жизни товарища Бубликова.
В зал влетела Шура, с лицом, искаженным от ужаса. Она гигантскими шагами покрыла расстояние от входа до стола Новосельцева.
– Что случилось? – спросили одновременно Рыжова и Новосельцев.
Но Шура лишилась дара речи. У нее в горле что-то булькало, хрипело, переливалось. Наконец она вымолвила:
– Он жив!
И судорожно показала в другой конец зала.
В зале появился живехонький и почему-то очень рассвирепевший товарищ Бубликов. Он шел по залу, не глядя по сторонам. Глаза его гневно сверкали, а губы бормотали какие-то ругательства.
Появление покойника в зале произвело фурор.
Сослуживцы повскакивали со своих мест. Изумление, испуг, смех, недоумение поочередно сменялись на лицах.
А разгневанный Бубликов, подойдя к Шуре, остановился на мгновение и погрозил ей кулаком.
Новосельцев, Рыжова, Алена и другие сотрудники окружили Шуру, которая принялась рыдать изо всех сил.
– Что ж вы сейчас-то плачете? Плакать надо было тогда, когда он умер.
– Плохие люди не умирают... – философски заметила Ольга Петровна.
– Это в больнице перепутали, – заливалась слезами Шура. – Умер однофамилец, а сообщили нам. А он вышел сейчас на работу, а в вестибюле увидел свой портрет в траурной рамке!
Статистики захохотали, и лишь Ольга Петровна грустно улыбнулась.
– Вам-то смешно! А мне что делать? – жаловалась Шура. – Цветы уже куплены, оркестр заказан.
– Оркестр пусть поиграет в обеденный перерыв, – предложил Новосельцев, – что-нибудь веселенькое, а цветы раздайте женщинам!
– Как же я их раздам, – печально ответила Шура, – когда из них венки сплетены, с лентами. А на лентах написано: «Незабвенному Бубликову от родного коллектива».
– Плохо ваше дело, Шура! – грустно улыбаясь, посочувствовала Ольга Петровна.
– Куда девать венки? Хоть сама помирай, но... – Шура вздохнула, – надпись не подойдет, фамилия другая...
И Шура понесла свое горе к другим сотрудникам, но по дороге она опять столкнулась с бывшим мертвецом. Проявив неслыханную прыть, месткомовка куда-то мгновенно испарилась. А Бубликов сел на свое рабочее место.
В кабинете Калугина нажала на кнопку селектора и попросила секретаршу:
– Вера, вызовите Новосельцева! Пусть захватит отчет.
Верочка набрала по телефону номер Анатолия Ефремовича.
Лампочка телефона на столе Новосельцева замигала. Новосельцев снял трубку.
– Новосельцев, – сказала Верочка в трубку, – зайдите к Людмиле Прокофьевне и захватите отчет.
И вот уже Новосельцев замаячил в дверях директорского кабинета.
– Вы меня вызывали, Людмила Прокофьевна?
– Вы принесли отчет?
– Да, вот он, пожалуйста! – И Новосельцев протянул Калугиной папку.
– Видите... когда захотите, вы умеете работать! – просмотрев отчет, сказала Калугина.
– А я вообще люблю свою работу. Современная жизнь без статистики невозможна.
– Вы знаете, Анатолий Ефремович, – продолжала листать отчет Людмила Прокофьевна, – сегодня я пришла и увидела этот букет. Кто бы это мог принести?
Новосельцев смутился и старался не глядеть на Калугину.
– Понятия не имею!
– И я понятия не имею! – с вызовом произнесла Людмила Прокофьевна.
Калугина явно ждала, чтобы Новосельцев признался в том, что букет принес он.
Анатолий Ефремович принялся выкручиваться:
– Я догадался, это Шура!
– Какая Шура? – изумилась Калугина.
– Из месткома. Понимаете, Бубликов, оказывается, жив. А венки Шура уже купила. Девать их некуда. Вот она раздирает их на букеты и раздает женщинам. – И Новосельцев добавил для убедительности: – Я ей сам это посоветовал!
– Увы! – ехидно заметила Людмила Прокофьевна. – Я пришла задолго до начала рабочего дня, и букет уже стоял. А то, что Бубликов жив, выяснилось позже!
– Значит, моя версия с венками – ошибочная! – с охотой пнул себя Новосельцев.
– Кто же мог это сделать? – со значением спросила Калугина.
– Вы подозреваете, что я приволок этот веник? – возмутился Новосельцев.
– Это не веник, а красивый букет! И я подозреваю, что именно вы притащили его, но у вас не хватает мужества сознаться!
– С какой стати я буду дарить вам букеты? – упирался Анатолий Ефремович.
– А почему мне нельзя подарить цветы? – взвилась Калугина.
– Вообще-то можно, – пошел на попятный Новосельцев. – На день рождения или на Новый год. Но я этим заниматься не собираюсь!
– Почему вы все время врете? – закричала Калугина. Она больше не могла сдерживаться.
– Не дарил я вам цветы! – упрямо твердил Новосельцев. Он так далеко зашел, что отступать было некуда. – Что я, белены объелся?
– Сначала цветы приносите, а потом приходите и оскорбляете! Заберите свой веник обратно! – Калугина схватила букет и швырнула им в Новосельцева.
– Никому из ваших сотрудников... – растерянно сказал Новосельцев, – швырнуть в лицо... вы бы себе не позволили... – И он добавил шепотом: – Неужели вы ко мне неравнодушны?
– Еще одно слово, и я запущу в вас графином! – в ярости завопила Калугина.
– Если вы это сделаете, значит... вы... меня... это самое!.. – Новосельцев не решился назвать «это самое».
– Уходите! – зашипела Людмила Прокофьевна. – Кто вам позволил посещать меня в неприемные дни? Если у вас есть ко мне дело, запишитесь у секретаря!
Новосельцев все еще находился под впечатлением сделанного открытия:
– Хорошо, Людмила Прокофьевна... извините, Людмила Прокофьевна... больше этого не повторится, Людмила Прокофьевна...
Пятясь, Анатолий Ефремович покинул кабинет, унося букет с собою.
– За какие заслуги вас наградили цветами? – удивилась Верочка.
– Запишите меня на прием, Верочка! – Новосельцев был погружен в свои мысли...
– В эту среду уже все занято! – Верочка ничего не понимала.
– Запишите на следующую!
– Хорошо! – Верочка записала фамилию Новосельцева. – По какому вопросу?
– До следующей среды я придумаю.
И, приоткрыв дверь к Калугиной, он швырнул букет, словно гранату, в кабинет начальницы.
Вечером того же дня Калугина дома смотрела по телевизору «Кинопанораму». Но было видно, что она поглощена не передачей, а какими-то своими мыслями. Она потянулась к телефону и стала набирать номер.
В своей квартире Анатолий Ефремович Новосельцев гладил на столе брюки. Раздался телефонный звонок. Новосельцев снял трубку:
– Я слушаю!
У себя дома Калугина говорила в трубку:
– Анатолий Ефремович, вы извините меня, пожалуйста, я вспылила... я себя неприлично вела... а как вы ушли, я сразу подумала, может быть, действительно не вы принесли этот злосчастный букет...
– Нет, это на самом деле я! – грустно сознался Анатолий Ефремович.
– Нет у вас ни стыда, ни совести! – взорвалась Калугина и швырнула трубку...
...На следующий день мы попали в статистическое учреждение в обеденный перерыв.
В коридоре, около предбанника, дожидалась Ольга Петровна с конвертом в руках. Когда после обеда вернулась на свой боевой пост Верочка, Рыжова спросила, стараясь изображать безразличие:
– Юрий Григорьевич здесь?
– Сейчас посмотрю, – ответила Верочка и заглянула в кабинет Самохвалова. – Нет, еще не приехал с обеда. У него там в кабинете полотеры шуруют.
Ольга Петровна передала Верочке конверт:
– Пожалуйста, поработайте еще раз почтальоном!
– Передам обязательно и с удовольствием!
Интонация Верочки показалась Ольге Петровне подозрительной.
– В этом письме... мои предложения об улучшении статистического учета в легкой промышленности.
– Я вас так понимаю! – с преувеличенной серьезностью согласилась Верочка. – Это ведь очень важно – улучшить статистический учет именно в легкой промышленности.
Ольга Петровна с независимым видом покинула приемную.
Верочка схватила телефонную трубку:
– Алена! Это я! Она опять принесла письмо... Это уже четвертое... Настырная баба!.. Только ты никому не рассказывай!
В конце коридора появился Самохвалов, заметил Ольгу Петровну, лицо его изменилось.
– Добрый день, Юрий Григорьевич! – с влюбленной улыбкой поздоровалась Рыжова.
Самохвалов натянуто улыбнулся в ответ:
– Ты заставишь меня входить в кабинет через окно!
И он вошел в приемную.
– Юрий Григорьевич, вам письмо! – невинным голосом произнесла секретарша и после небольшой паузы добавила: – Рыжова принесла.
Верочка с интересом следила за выражением лица своего шефа, но Самохвалов был непроницаем.
– Спасибо, – сухо сказал он и сунул письмо в карман. – И вот что... вызовите-ка мне Шуру.
Верочка сняла трубку и набрала номер:
– Передайте, пожалуйста, Шуре, что ее вызывает Юрий Григорьевич.
Тем временем Самохвалов открыл дверь своего кабинета и увидел работающих полотеров.
– Я пока побуду в зале заседаний, – сказал он Верочке. – Кстати, почему полотеры натирают полы в наше рабочее время? Я этого не понимаю. Это можно делать вечером или утром.
