Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси
— Мы у меня дома. Мы у цели нашего путешествия. В этой аллее, завтра вы это увидите, царит ночь даже среди белого дня. Рози, я люблю вас. Я очень взволнован и очень счастлив. Смотрите, вот и дом.
— О! Посмотрите, — сказала она тотчас, показывая на освещенное окно первого этажа. — Почему же вы говорили, что дом закрыт и что в нем нет ни души?
Ландрекур ударил себя ладонью по лбу, как делают рассеянные люди, когда слишком поздно вспоминают о чем-нибудь важном.
— Хотя бы уже только из-за этого я должен был бы вас благодарить за то, что вы захотели сюда приехать, — воскликнул он. — Сегодня утром, когда я вставал, было еще совсем темно, и, торопясь уехать и думая только о вас, я забыл, как я теперь вижу, потушить свет в ванной. Если бы не вы, эта лампа могла бы гореть до 1 октября.
Они вышли из машины. Ландрекур обнял Рози на пороге дома, потом обнял ее опять, когда они переступили порог, затем еще раз посреди прихожей и наконец еще, когда они вошли в гостиную.
— Вот вы и у себя дома, — сказал он. — Но, как видите, этот дом далеко не замок.
— Я чувствую здесь себя так, словно оказалась в чужой стране. До чего это странное занятие: мысленно представлять себе что-либо заранее. Ваш дом виделся мне в моем воображении совершенно другим.
Рози судорожно запахнула пальто. Увидев этот боязливый жест, Ландрекур спросил у нее, не страшно ли ей или может быть холодно.
— Да, здесь не жарко.
— Вот, возьмите, — протянул он ей свою зажигалку, — дрова в камине уже приготовлены. Я пойду занесу чемоданы сейчас же вернусь. — Прежде чем выйти, он послал ей воздушный поцелуй и улыбнулся, увидев, как она опустилась на колени перед камином.
Между тем Жюльетта, пообедав на свежем воздухе и проведя вечер за чтением в библиотеке, вошла в ванную, где еще текла вода, когда Ландрекур и г-жа Фасибе выходили из машины. Шум наполняющей ванную воды заглушил для нее звуки подъезжающей машины, но когда несколькими минутами позже Ландрекур вышел за чемоданами, она уже закрыла кран. Она услышала стук дверцы, выскочила из ванной, накинула пеньюар, открыла окно и, выглянув из него, увидела машину. Ландрекур, нагруженный чемоданами, поднял голову — точно так же как утром, когда уезжал, — и увидел Жюльетту, воскликнувшую в этот момент «О небо!» и тотчас исчезнувшую. Он бросился в дом, оставил чемоданы посреди прихожей, взбежал по лестнице и столкнулся нос к носу с Жюльеттой, вышедшей ему навстречу.
— Прошу прощения. О! Прошу прощения! — пробормотала она, — вы видите, я еще…
Не дав ей продолжать, он одной рукой закрыл ей рот, а другой взял за руку, развернул и потащил к лестнице на чердак, открыл дверь, ведущую в совершенную темноту, толкнул ее туда и сказал:
— Оставайтесь здесь. Никуда отсюда не выходите, я скоро приду. Ничего не бойтесь, я вам потом все объясню.
Затем он закрыл дверь, спустился с лестницы, держась за голову, и вошел в гостиную к Рози. Она сидела спиной к нему на табурете перед камином и как раз в тот момент, когда он входил, вытащила газету из кармана своего пальто и начала ее разворачивать. Ландрекур приблизился к ней на цыпочках, обнял за плечи и, наклонившись вперед, прижал свою щеку к ее щеке. Не убирая газету с колен, Рози запрокинула голову и закрыла глаза.
— Я чувствую, как чье-то сердце сильно бьется.
Именно в этот момент взгляд Ландрекура упал на фотографию Жюльетты, напечатанную на первой странице лежащей перед его глазами газеты. «Несчастный случай или похищение? Бегство или самоубийство? Исчезновение молодой девушки в поезде. Полиция ведет расследование». По мере того, как он читал эти слова, объятия его слабели и его щека удалялась от щеки Рози. Удивленная, она обернулась и, подавшись к нему, сказала:
— Я не слышу больше вашего сердца, не чувствую ваших рук. Что случилось?
Он рассеянно поцеловал ее и не найдя, что ответить, посмотрел на огонь:
— Огонь почти не горит.
— О! Такой пустяк вас расстроил? — полувопросительно произнесла она и, подняв газету, упавшую на пол, быстро смяла ее, бросила в камин и даже еще подтолкнула кончиком ноги поглубже в пламя.
Все это произошло так стремительно, что Ландрекур не успел ее остановить. Правда, он попытался жестом удержать ее.
— О! Газета, — воскликнул он, — нет, нет, не сжигайте ее, ведь вы ее еще не прочитали.
Но газета уже пылала вовсю.
— В конце лета, — заявила Рози, — газеты обычно такие же пустые, как столицы. Никаких интересных новостей.
Очень сильное, но недолгое пламя осветило их обращенные к очагу лица, после чего огонь опять вернулся в свое полутлеющее состояние, грустно посвистывая и выделяя тонкую струйку дыма.
— Этот огонь смеется над нами, мне от него холодно, — помолчав, сказала Рози, — пойдемте отсюда, здесь слишком грустно, покажите мне лучше дом.
Гостиная дома «Под ивами» сообщалась с одной стороны со столовой, а с другой, как нам уже известно, через дверь справа от камина — с библиотекой. Сначала они осмотрели именно библиотеку, которую г-жа Фасибе нашла слишком сумрачной:
— Такое впечатление, что эти лампы вообще не горят. — Затем, когда они вернулись в гостиную, из которой только что вышли, она добавила: — Точно так же сумрачно, как здесь. Уверяю вас, там совершенно ничего не видно. — И они продолжили осмотр.
— Да, да, может быть, — повторял Ландрекур при каждом замечании Рози, когда же из ее уст не вылетало никаких замечаний, то он говорил:
— Все тут очень старое, я понимаю, но я всегда помнил дом таким, какой он есть сейчас, и ничего не менял.
На что она отвечала:
— Это видно.
— Поскольку вы хозяйка дома, нужно, чтобы вы осмотрели все свои владения, — сказал он и с этими словами открыл перед ней дверь кухни.
Никогда еще она не видела столь великолепно оснащенной кухни.
— Сколько тут вкусных вещей! О! Вишневая наливка, я с удовольствием ее попробую, она согреет меня гораздо лучше, чем этот ваш гадкий огонь.
Он был счастлив услышать от нее ясно выраженное желание.
— Вот поднос и бокалы, несите в гостиную все, что может доставить вам удовольствие. Я же, любовь моя, занесу ваши чемоданы, приготовлю вам постель и присоединюсь к вам через пять минут.
Ландрекур удалился быстрым шагом, схватил в вестибюле два чемодана Рози и несессер, отнес их в большую комнату, расположенную справа, на втором этаже, рядом с лестничной площадкой, затем побежал в комнату, где Жюльетта провела ночь, собрал в охапку, как попало, одеяла и одну из простыней, и все это, пока он шел, путалось в его ногах, подставляло ему подножки и замедляло его шаг. Наконец он добрался до чердака, где его ждала Жюльетта.
— Вот, возьмите, — прошептал он, — я сейчас приду.
Ландрекур вернулся в ту же комнату и, чтобы ничто больше не помешало ему идти быстрым шагом, водрузил себе на голову подушку, неся на вытянутых руках вторую простыню, которая теперь, ниспадая впереди него белым покрывалом, полностью лишала его обзора. Между тем Рози, закончив на первом этаже свои приготовления, подумала, что хорошо было бы подняться к Андре и помочь ему. Но только она успела поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как увидела чрезвычайно высокую белую фигуру, надвигающуюся на нее из темноты коридора. Она испустила громкий крик и побежала обратно, крича и призывая: «Андре, Андре!» Ландрекур не вполне понял, что произошло. Он выпустил из рук подушку и простыню, устремился за ней и увидел ее у входа в гостиную. Она стояла, закрыв лицо руками и бормотала:
— Ах! Это ужасно, ах! Боже мой, как я испугалась! Боже мой, как это ужасно!
Он обнял ее, довел до дивана и сел рядом с ней.
— Моя дорогая, любовь моя, что с вами?
— Я хотела подняться по лестнице и пойти помочь вам, Андре, но там наверху я увидела — ах! Это ужасно!
— Моя дорогая, любовь моя, скажите мне, что вы там увидели.
— Я увидела в коридоре белую фигуру, ах! Это ужасно. Я уверяю вас, белую фигуру, которая двигалась прямо на меня, просто ужас!
— В коридоре? Белую фигуру? Но моя дорогая, любовь моя, это же белые шторы на окне, которое я только что открыл, чтобы проветрить, это были просто белые шторы, которые надувает ветер.
— Правда? Вы так думаете? — промолвила она, желая, чтобы ее успокоили.
Он ответил ей, что совершенно в этом уверен:
— В коридоре темно и, поскольку вы не знаете дома, для вас неожиданно было увидеть это окно с его белыми шторами. Как это ни странно, но белый цвет ночью производит более сильное впечатление и в большей степени способен вселить страх, чем какой-либо другой цвет. Даже парус на море…
— Это правда, белый цвет пугает. Мне показалось, что я умираю. Я совершенно выбита из колеи. Мне нужно прийти в себя. Немного вишневой наливки мне будет очень кстати.
Ландрекур, поцеловав ее несколько раз, перенес от камина и поставил около нее, на диване, поднос с бокалами и присел возле ее ног на маленьком табурете. Глаза в глаза, они медленно пили вино и между глотками улыбались друг другу, но не произносили ни слова. Ворчание огня, казалось, недовольного тем, что ему приходиться вторить подергиванию лишенного силы пламени, подчеркивало царящую вокруг них тишину. Ландрекур положил свой портсигар на колени Рози.
