Элис Хоффман - Речной король
Кто сможет утверждать, будто бы когда-то существовал, если он всегда был лишь немногим больше, чем сон?
После того как Гас подмел разбитое стекло и выполоскал белье в тазу, он отправился в лазарет. Головная боль и тошнота были вполне реальными, так же как и поднимающаяся температура. Честно говоря, в Хаддан-скул нашлось мало таких, кто скучал по нему. Учителя ощутили облегчение от его отсутствия, он был трудным учеником, спорящим, лезущим на рожон в один миг и скучающим, замкнутым — в другой. Карлин единственная беспокоилась за него, она напрасно искала его, осматривала кладбище и столовую. Когда она наконец отыскала след Огаста, школьная медсестра Дороти Джексон сообщила ей, что в лазарете не предусмотрено часов посещения. Поэтому Карлин не видела приятеля восемь дней, пока он снова не оказался в своей постели. Завернувшись в пальто, словно в одеяло, он таращился в тусклом свете на потолок. Он только что проковырял дыру в старой штукатурке, поступок человека, не имеющего доступа к иным спасительным средствам, кроме как мелкое вредительство. Куски штукатурки валялись на полу и на матрасе. Обнаружив Гаса, Карлин опустилась рядом с ним на кровать, чтобы изучить последствия его гнева. В дыре под карнизом можно было разглядеть облака, квадрат синего неба глядел на них из гнилой дранки.
— Ты ненормальный, — сказала Карлин.
Но на самом деле у его поступка была причина. Вернувшись, он наткнулся на подарок, который братья подготовили, пока он был в лазарете. Окровавленная кроличья лапка, такая свежая, что была даже теплой на ощупь, лежала у него на столе. Гас осторожно поднял ее, завернул в тряпку и отнес этот жуткий талисман в мусор. Так он превратился в отчаявшегося человека, в юношу, который ковыряет дыры в стене, заброшенный на самое дно несправедливостью и стыдом.
— А ты думала, что я нормальный? — спросил он Карлин.
За время своего пребывания в лазарете он ни разу не сменил одежду. Футболка на нем была грязная, волосы нечесаные. Он часто запирался в ванной комнате лазарета, где курил так много сигарет, что у него на коже до сих пор оставалась никотиновая пленка и белки глаз приобрели желтоватый оттенок.
— Я не имела в виду «ненормальный» в отрицательном смысле, — пояснила Карлин.
— Я понял. — Рот Гаса невольно скривился в улыбке, несмотря на отчаяние. Карлин умела это сделать, умела подбодрить его, даже когда он был предельно несчастен. — Ты имела в виду «ненормальный» в положительном смысле.
Карлин уперлась ногами в стену, ее длинное тело вытянулось рядом с еще более длинным телом Гаса. Она подняла руку, заслоняясь от солнечного света, проникающего через потолок, и совершенно не подозревала о том, что ее кожа сделалась золотистой в этом свете.
— Что ты будешь делать, когда пойдет снег? — спросила она.
Гас отвернулся к стене. Невероятно, но он готов был расплакаться.
Карлин поднялась на локте, чтобы посмотреть на него. От нее исходил запах хлорки и жасминового мыла.
— Я сказала что-то не то?
Гас помотал головой, у него в горле стоял комок, и звук, который он издал, напоминал крик той жуткой вороны с кладбища, рыдание, такое безжизненное и надорванное, что оно едва смогло прозвучать. Карлин, вытянувшись, лежала на кровати, сердце ее билось все быстрее, пока она ждала, чтобы он перестал плакать.
— Когда пойдет снег, меня здесь уже не будет, — сказал Гас.
— Нет, не смей! Не валяй дурака, ты, большой ребенок! — Карлин обхватила его обеими руками и покачала взад-вперед, потом пощекотала, зная, что от щекотки он засмеется. — Что я буду делать без тебя?
Именно поэтому Карлин старалась никогда ни с кем не сближаться. Когда была маленькой, она даже никогда не просила собаку и была органически неспособна заботиться о домашних питомцах. Ведь так легко в это втянуться, заботиться, утешать, не успеешь оглянуться, как окажется, что ты уже несешь ответственность за какое-нибудь беззащитное существо.
— Тебя кто-то обижает? — Карлин упала на Гаса сверху. — Расскажи мне все, и они у меня поплатятся. Я сумею тебя защитить.
Гас перевернулся, чтобы скрыть выражение лица. Все-таки существуют пределы унижению, какое он в силах вынести.
Карлин села, привалившись спиной к стене, ее лопатки напоминали по форме крылья ангела.
— Я угадала. Кто-то тебя обижает.
Внизу, в подвале, где головастики вылуплялись в водоеме из грунтовых вод, постоянно просачивавшихся через бетон независимо от того, как часто проводился ремонт, Гарри Маккенна и Робби Шоу подтащили два ящика из-под апельсинов поближе к вентиляционному отверстию. Оба юноши обладали приятной внешностью, были светловолосыми и крепкими в кости, но только у Гарри Маккенны было по-настоящему запоминающееся лицо. Его соломенные волосы были подстрижены совсем коротко, и эта прическа подчеркивала необычные черты лица. Девчонки лишались чувств при виде его, говорили, что ни одна не в силах противостоять его обаянию. Однако когда он сидел в подвале «Мелового дома», он вовсе не казался привлекательным и не скрывал своего раздражения. Красивый рот зло кривился, Гарри все время щелкал пальцами, будто бы это простое действие могло аннулировать то, что он слышал через вентиляционную отдушину, плоскую металлическую трубу, протянувшуюся от уборных на чердаке до этого подвала. Через вентиляцию можно было без труда расслышать каждое слово, сказанное наверху. Даже шепот гулко разносился через трубу, кашель или поцелуй можно было поймать и расчленить на составляющие, чтобы внимательно изучить или позабавиться. Старожилы «Мелового дома» постоянно подслушивали новых обитателей и не собирались извиняться за подобную практику. Ведь как же иначе узнать наверняка, на кого можно положиться, а кому все еще требуется преподать урок?
Пирс выказал себя полным позорником в этот самый момент, когда изливал душу какой-то девчонке, ноя, как последний неудачник. Гарри и Робби подслушивали еще какое-то время, сидя на корточках, пока по длинным ногам Гарри не побежали мурашки. Он поднялся, чтобы потянуться. Обычно он ценил преимущества своего высокого роста и при общении с девушками, и на футбольном поле. Он ценил любые преимущества, какие мог получить, и этот год был его годом. Он был назначен старостой в «Меловом доме» и, соответственно, удостоен чести поселиться в комнате, где некогда, до постройки нового административного здания, находился кабинет доктора Хоува. Главной достопримечательностью комнаты считался прекрасный, отделанный дубом камин; бок каминной полки покрывали крошечные зарубки — по слухам, эти отметины означали женщин, с какими спал мистер Хоув, и если зарубки на камине не лгали, таких женщин была целая толпа.
Гарри ценил комнату доктора Хоува, точно так же, как ценил и остальные свои многочисленные привилегии. Этот юноша был благодарным и жадным в равной мере. Разумеется, он не собирался допустить, чтобы какой-то болван вроде Огаста Пирса явился и все разрушил. Этот мир жесток и холоден, разве нет? Вселенная вертится во тьме, не беря на себя обязательств и не предоставляя гарантий. Человек должен сам брать то, что хочет, или же оставаться в задних рядах, затертый обстоятельствами. Нигде это утверждение не казалось более справедливым, чем в этой прелестной сельской местности штата Массачусетс, где погода постоянно доказывала, что большинство обстоятельств не поддается контролю. «Меловые» парни особенно хорошо знали, как жизнь может обернуться катастрофой; скорбное наблюдение было сделано в самый первый год существования школы, потому что именно эти мальчишки больше всех пострадали от наводнения, случившегося много лет назад. В общей суматохе из-за поднявшейся воды оценки всех учеников из «Мелового дома» улетучились из журнала декана. Один наблюдательный парень из Кембриджа обнаружил катастрофу, пока выгонял шваброй воду из затопленного кабинета декана, и побежал рассказать остальным о своем открытии, пока о нем не прознали учителя.
Все их заработанные тяжким трудом высшие баллы по биологии, их «четверки» по латыни и греческому исчезли, отметки были смыты, растеклись синими лужами чернил, которые замарали доски пола ужасными кобальтовыми пятнами, не желающими исчезать, сколько бы их ни терли шваброй. Мальчишки из «Мелового дома» не понимали, почему река выделила их из общего потока. Почему это произошло с ними, а не с другими? Почему их жизни и карьеры должны быть принесены в жертву? Перед лицом такого несчастья было выдвинуто предложение, возможность, озвученная так робко, что никто так и не понял, чья именно это была идея. Повернуть судьбу вспять — вот в чем оно заключалось, предложение, принятое немедленно всеми и каждым. Обернуть бедствие себе на пользу. Взять то, в чем было отказано.
Весенней ночью тринадцатого мая мальчишки из «Мелового дома» подделали свои оценки. Часовые были выставлены по всей территории затопленной школы, луна висела над библиотекой в угольно-черном небе. Мальчишки прокрались в кабинет декана, где и заменили фамилии учеников из «Дома Отто» и «Шарп-холла» своими, присвоив себе оценки, каких не зарабатывали. Сделать это было легко, простейший трюк, осуществленный с помощью отмычки слесаря и некоторого количества китайской туши, элементарный фокус, но настолько эффективный, что они решили называть себя магами, хотя у них не было настоящих способностей, за исключением одной.
