Мария Арбатова - Меня зовут женщина (сборник)
– Мы не делаем под общим, но за то, что ты меня послушалась и согласилась подумать, я лично договорюсь с наркологом из другого отделения.
Я выпорхнула из операционной, сияя, и очередь проводила меня тяжелыми больными взглядами. Конечно, я не думала ни о чем, кроме того, что под наркозом ничего не увижу и не услышу, я была обычным нравственным недомерком, и стоимость жизни, которую собралась убивать, ассоциировала только с собственным физическим дискомфортом. Но я делала это в компании людей, приучивших меня к тому, что «так надо», и готова была разделить с ними ответственность.
– Вернулась? – спросил армянин с неприязнью.
– Вернулась, – пролепетала я.
– Как знаешь, вчера это было на моей совести, сегодня – уже на твоей.
Больше я ничего не помню, кроме того, что потом в палату пришел жених, и мы, обнявшись, гуляли под дождем, не предполагая, что это может быть опасно. Потому что самое страшное было позади и можно было готовиться к свадьбе, веселиться, мотаться по кабакам на деньги, присланные в качестве свадебного подарка. Можно было любить друг друга и пробовать в качестве партнера жизни вдвоем, которая называлась браком, но по сути была подростковая радость жить без родителей. Казалось, что я заплатила за право выйти замуж существу в белом халате по имени гинеколог, сторожащему вход во взрослую жизнь.
– Опять, что ли, беременна? – через несколько месяцев спросила страшная тетка во все той же поликлинике и во все том же присутствии маман в белом халате, который уполномочивал ее ходить во все кабинеты без очереди, но не уполномочивал на просветительские жесты по отношению к взрослой дочери. – Опять токсикоз, опять резус отрицательный, пишу направление на аборт.
– Не надо направления, – тихо, но твердо сообщила я.
– И что ж ты собираешься делать?
– Рожать ребенка.
– Да ты что? – удивилась тетка так сильно, как будто я была мужского рода. – И кого же ты мне родишь, такая худая, такая бледная, с таким гемоглобином?
– Я не вам буду рожать, а себе, – начала было я, но маман, понимая, что я уже выросла из судороги страха в кабинете гинеколога и начинаю хамить за прошлое, настоящее и будущее, застелилась мелким бесом:
– Решила рожать, что с ней сделаешь! Я хотела, чтоб вы ее наблюдали, а то наш участковый совсем мальчик, студент.
– Да он студентом и умрет, малахольный, в бабу толком залезть не может, не знаю, как уж он своей жене ребенка сделал, – ответила. – Порядок есть порядок, наблюдать должен он…
Молодой гинеколог выглядел чуть постарше меня, мы были смущены, как пионеры, которых в наказание голыми поставили друг против друга.
– Материнство – это очень ответственный шаг, – сказал он, густо покраснев, заполняя медицинскую карту круглым детским почерком.
– Ага, – ответила я.
– Вас уже кто-нибудь осматривал? Тогда я вас осматривать не буду.
– Ага, – ответила я.
– Вот направление на анализы. Чувствуете себя плохо? Вот больничный.
– Ага, – ответила я.
– В пятницу я читаю лекцию для первородящих, ну, в ней ничего такого. Единственное, что полезно, – это, когда начнутся схватки, надо массировать себе вот здесь. – Он задрал халат, повернулся ко мне спиной и начал мощными кулаками растирать свои джинсы вокруг копчика.
– А как же там массировать, если лежишь на спине? – удивилась я.
– Не знаю, нас так учили.
Беременность давалась нелегко, меня ежедневно выворачивало до полудня, я кидалась на людей, как человек, вернувшийся с войны, и читала классику, чтобы ребенок родился высокоинтеллектуальным. Однако вся классика оказалась набитой страшилками и пугалками, и что бы я ни начинала читать, там немедленно кто-то умирал родами. Молодой гинеколог попривык ко мне и начал покрикивать, заучив роль старших наставников:
– Вы что, женщина, себе позволяете? Вы почему так вес набираете? Вы должны забыть слово «соль». Ни грамма соли в день! Что вы ели сегодня?
– Бананы и коробку зубного порошка, – честно отвечала я.
– А как вы его едите? Вы его водой размешиваете? – интересовался гинеколог с важным видом.
– Нет, просто так, чайной ложкой.
– Но это же невкусно, – возражал он.
– Я, пока не была беременна, тоже так думала.
– Я собираюсь вас госпитализировать, потому что в стране высокая смертность беременных.
– А при чем тут я?
– У вас много воды в организме. Кого вы мне родите? Никого не родите! У вас уже младенец растворился в воде!
После визитов в поликлинику я рыдала всю ночь, а потом решила, что чем меньше буду видеться с лечащим врачом, тем здоровее будет мой ребенок. Но гинеколог был из породы отличников, с пафосом новообращенства он заставал меня дома, подкарауливал во дворе; однажды он встретил меня с мужем на улице, мы перебежали на противоположную сторону, и он кричал через дорогу:
– Женщина, у вас отеки, давление! Если завтра не ляжете в больницу – умрете в родах! Вот тогда меня вспомните! Женщина, если с вами что-то случится, меня лишат диплома, а в нашей стране не хватает гинекологов!
Ночью, после встречи, у меня обнаружилась угроза выкидыша. Приехала «скорая», пожилая врачиха сделала несколько уколов, посмотрела на мое токсикозное личико с непропорционально большими от худобы глазами, на живот, исчерченный синими и красными разводами, как глобус, и перевешивающий мое девятнадцатилетнее тело на шаг вперед, и сказала:
– Мужу скажи, что как подойдет еще раз гинеколог с прогнозами, сразу надо бить по харе, иначе он и тебя, и еще много женщин искалечит, и поищите блат провериться на двойню, сдается мне, что там двое.
Ультразвук в застой существовал в стране только в институте гинекологии, матушка нашла ход туда. Разбитные молодцы в белых халатах намазали живот чем-то скользким, поводили по нему лапкой от аппарата и предъявили мне на экране двух младенцев внушительных размеров.
Чувство нереальности захлестнуло меня. До этого все логические попытки ощутить внутри себя живое существо мне не давались. То, что я беременна, то, что это кончится появлением кого-то маленького, и то, что я буду его матерью, я понимала, но по отдельности. Сознание мое не было приспособлено к тому, чтобы эти факты выстроились причинно-следственно. Культура моей страны не готовила меня к этому. «Ты – девочка, будущая мать и потому не должна…» – далее следовал список несправедливых ограничений, шаг в сторону – побег, слышала я с младых ногтей так же часто и с той же степенью недоверия, как и то, что воинская обязанность – почетный долг каждого гражданина. «Я – мать», – кричала маман, мотивируя любую карательную гадость. Чугунные и каменные матери толпились по городам и весям страны, их прообразы ругались в очередях, жаловались на пьяниц-мужей, охотно подставляли детей под расправу детских садов, больниц, пионерлагерей, школ, и мне совсем не хотелось пополнять их ряды.
Совковая символика материнства не пускала ростков в моем организме, конверсия из богемно-университетской девушки в мать близнецов казалась мне непосильной. Собственно, я не сумела сосредоточиться на ней, потому что линия фронта за физическое выживание проходила по кабинетам гинекологов.
В больницу меня все-таки уложили. Отделение патологии беременности находилось в аварийном здании. Горячей воды не было, туалет был один на весь этаж, и напротив него всегда стояла очередь бледных женщин, поддерживающих руками животы. В палате было кроватей тридцать, чтобы сэкономить пространство, на двух женщин полагалась одна тумбочка. Атмосфера в палате не способствовала появлению здорового потомства, если одна беременная с патологией могла устроить вокруг себя психушку, то помноженная на тридцать… Гражданские войны за открывание форточки в тридцатиградусную жару доходили до прихода сестры, делающей успокаивающие уколы всем участницам. Ночные «сказки Шехерезад» больше всего напоминали страшилки после отбоя в пионерских лагерях про маньяков, вурдалаков и являющихся в гости покойников. Амплуа злодеев здесь, однако, занимали неграмотные гинекологи, пьяные мужья, подлые начальники и бессовестные свекрови. Напичканная культурой университетской тусовки, я пыталась стать здесь своей, взрослой женщиной и подробно впитывала галиматью, полезную для психологов и историков, но убийственную для молодухи, собравшейся рожать.
– Плановое кесарево, – ткнула в меня пальцем во время обхода плечистая грубая тетка из тех, что работают в овощных магазинах и заведуют гинекологиями, и пошла дальше.
– Почему кесарево? – закричала я и побежала за теткой, поскольку в данном случае она заведовала гинекологией.
– А вы сами не понимаете, женщина, почему? – удивилась тетка на ходу. – Измерьте бедра сантиметром и подумайте. Ребенок в такой узкий таз не пролезет, женщина, ему место нужно, и сами помрете, и детей замучите. Я вам в карте пишу красными чернилами, чтоб видно было про плановое кесарево, а то вдруг вы не ко мне придете рожать.
