Уильям Сароян - Мама, я люблю тебя

— Ну-ну, Дино, не надо бояться! Я прочитаю вам весь вопрос от начала до конца один раз, и у вас будет тридцать секунд, чтобы дать на него ответ — за тридцать две тысячи долларов.

Молодой человек посмотрел на кусочек бумаги, где был написан вопрос, и сказал:

— Дино, вопрос делится на четыре части.

И он прочитал вопрос, и я подумала, что во всем мире не найдется человека, который смог бы ответить хотя бы на одну часть вопроса, а не то что на все четыре, и даже трудно было поверить, что человек в будке сможет их хотя бы запомнить. Тридцать секунд, пока бедный человек обдумывал вопрос и четыре правильных ответа, оркестр играл страшную-престрашную музыку, а потом музыка вдруг кончилась, и у меня прямо сердце замерло.

— Неужели он ответит, Мама Девочка?

— Да разве это мыслимо?

Человек, говоривший с акцентом, сказал:

— Опера — «Аида». Место, где она исполнялась под управлением Артуро Тосканини — Бразилия. Впервые показана она была в Каире, столице Египта. Это было в сочельник.

— Верно! — завопил молодой человек, и все на экране закричали, и на улице все ужасно радовались.

Человек вышел из будки, и они с молодым человеком пожали друг другу руки. Когда он замахал людям, которые его приветствовали, на глазах у него, по-моему, были слезы, а потом он послал кому-то воздушный поцелуй — я думаю, жене и своим маленьким детям, теперь, когда он со всем справился, ответил на все части вопроса и выиграл тридцать две тысячи долларов. Молодой человек был очень рад за него и сказал, чтобы он пошел на неделю к себе домой и подумал, взять ему тридцать две тысячи долларов или продолжать дальше и попробовать выиграть шестьдесят четыре тысячи.

Мы пошли по Пятьдесят седьмой улице к Пятой авеню, и мы обе были так рады за этого человека, как будто мы знали его и знали его семью, и гордились тем, что он столько знает про оперу.

— Надеюсь, он не будет пытаться выиграть шестьдесят четыре тысячи, — сказала Мама Девочка. — Они зададут ему вопрос из шестидесяти четырех тысяч частей.

— Нет, не зададут, — сказала я. — И на следующей неделе он может привести с собой самого лучшего в мире специалиста по опере — так они говорили. Мне просто не терпится узнать, возьмет он тридцать две тысячи или попробует получить шестьдесят четыре.

— Мне тоже, — сказала Мама Девочка. — Ну вот, теперь у нас с тобой появилась цель в жизни.

Мы пошли по Пятой авеню, разглядывая витрины магазинов, и пришли к «Пьеру». Мы взяли ключ у портье и поднялись на лифте на двадцать первый этаж, потом прошли направо по коридору — наконец-то мы были дома, в добром старом 2109-м номере.

Мы разделись и бухнулись в постель, и Мама Девочка обняла меня, и мы стали разговаривать и смеяться, а что было потом, я не помню, потому что я спала и радовалась.

Земляника со сливками, отбивные из барашка и кресс-салат

Утром зазвонил телефон, но Мама Девочка не поднялась и не бросилась к нему, как обычно, и тогда я сказала ей в ухо:

— Звонят!

Не открывая глаз, Мама Девочка пробормотала:

— Ответь, пожалуйста, за меня. Скажи, что я сплю. Скажи, пусть позвонят завтра.

Я соскочила с постели и взяла трубку. Это был мистер Макклэтчи, только он думал, что это не я, а Мама Девочка.

— Берите с собой свою дочурку и приходите завтракать, — сказал он. — Я внизу.

— Мистер Макклэтчи? — воскликнула Мама Девочка и, скатившись с постели, выхватила у меня трубку и быстро-быстро заговорила, и сказала, смеясь, что мы сейчас же спустимся — дайте нам только пятнадцать минут.

Она положила трубку и заметалась по комнате, а потом открыла в ванной кран, и пока вода набиралась, мы почистили зубы, а потом вместе влезли в ванну, намылились и помылись, а потом вылезли и вытерлись и оделись в наши лучшие одинаковые платья: светло-желтые с белыми цветочками.

Когда мы подбежали к лифту, мы увидели там мисс Крэншоу, и она спросила меня:

— Это, кажется, ты?

— Да, — ответила я, и тогда она сказала:

— Я боялась, что больше тебя не увижу. Придешь ко мне снова пить чай?

— Приду. А это моя мама.

Мисс Крэншоу улыбнулась Маме Девочке и сказала:

— Я столько всего узнаю от вашей дочери! Надеюсь, вы сможете прийти ко мне сегодня — в любое время после пяти.

Мама Девочка улыбнулась и ответила:

— Хорошо.

Прибыл лифт, и мы вошли в него, но было утро и лифт был полный-преполный. Я встала между Мамой Девочкой и мисс Крэншоу, и они не дали меня раздавить. Когда мы вышли, я увидела очень внушительного вида мужчину с тонюсенькими усиками. В руках у него были два букетика фиалок. Мисс Крэншоу вышла из лифта первой. Она подошла к мужчине, поцеловала его, взяла у него оба букетика и сказала:

— Как это мило с твоей стороны, Майк Макклэтчи!

Майк Макклэтчи ответил:

— Ты ведь знаешь, Кэйт, я всегда боготворил тебя.

Мы с Мамой Девочкой отошли в сторонку, чтобы не загораживать дорогу людям, и встали недалеко от Кэйт Крэншоу и Майка Макклэтчи.

— Если бы ты боготворил меня, — ответила мисс Крэншоу, — ты бы не принес мне фиалки. Ты бы помнил, что я больше всего люблю красные цветы колючего кактуса.

Она повернулась к нам с Мамой Девочкой и дала нам по букетику.

— Значит, после пяти, — сказала она.

— Вы знакомы? — спросил Майк Макклэтчи.

— Господи, ну конечно, — ответила Кэйт Крэншоу. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я знакома со всеми, у кого есть талант, а этим двоим его девать некуда.

— Наверное, виновница этому ты, — сказал Майк Макклэтчи.

— Вовсе нет. Сказать правду, так это она дает мне уроки. — И мисс Крэншоу погладила меня по голове. — Желаю всем вам приятно провести день.

— Я бы хотел не откладывая в долгий ящик поговорить с тобой о новой пьесе, — сказал Майк Макклэтчи. — Мне нужна твоя помощь.

— Я тебе позвоню.

— Это же самое ты говорила в прошлую нашу встречу, около года назад. Давай уж лучше я позвоню тебе.

— Не смей! В этот раз я позвоню обязательно.

— Когда?

— Завтра утром — достаточно скоро?

— Буду ждать.

Мисс Крэншоу повернулась к Маме Девочке:

— Захватите пьесу, когда придете пить чай — хорошо?

Мама Девочка взглянула на Майка Макклэтчи и ответила:

— Хорошо.

Мисс Крэншоу пошла по коридору. Она шла как королева.

— Как удачно, — заговорил Майк Макклэтчи. — Я и не подозревал, что вы знакомы с Кэйт Крэншоу. Если мне удастся уговорить ее помочь в работе с актерами, я буду гораздо спокойнее за судьбу этой пьесы.

— Я с ней не знакома, — ответила Мама Девочка. — С ней знакома моя дочь.

— Мне следовало бы догадаться, — сказал Майк.

Мама Девочка представила меня мистеру Макклэтчи, а потом мы вошли в большую и очень светлую комнату. Мы сели за стол, покрытый толстой белой скатертью, и стали завтракать.

— Завтрак — моя любимая трапеза, — сказал Майк Макклэтчи, — надеюсь, что и ваша также. Я не могу по-настоящему получить удовольствие от него, если такое же удовольствие не получают остальные, и еще мне обязательно нужно, чтобы он был сытный.

Мы начали с земляники со сливками, а потом официант принес серебряное блюдо яичницы-болтуньи с поджаренным хрустящим беконом, и другое, с отбивными из молодого барашка и свежим кресс-салатом, и еще одно с жареной картошкой.

Майк Макклэтчи сперва положил нам с Мамой Девочкой, а потом себе и начал есть, и Мама Девочка начала, а за ней и я. Мы ели и ели без конца, и мы болтали, шутили и смялись, и Майк оказался одним из самых приятных людей, которых я вообще видела. Уже немолодой (ему было пятьдесят пять лет, он это сам сказал), но высокий и очень сильный, а глаза — совсем молодые. Лицо у него было длинное и узкое и очень серьезное, когда он не шутил и не смеялся — только это бывало очень редко. Волосы — седые и густые, и на левой стороне их разделял очень прямой пробор. Когда мы кончили завтракать, он вынул из портфеля большой коричневый конверт и протянул его Маме Девочке:

— Вот она. Пожалуйста, прочтите ее, если можно, поскорее. Я имею в виду — вслух, чтобы Сверкунчик знала, о чем в ней идет речь. Она ведь Сверкунчик?

— Так ее зовет отец.

— Это имя ей подходит.

— У нее их еще восемь или девять.

— Хорошо, — сказал Майк Макклэтчи. — Так прочитайте ее и захватите с собой, когда пойдете к Кэйт пить чай. Кэйт, наверное, попросит почитать и вас, и Сверкунчика. Отнеситесь с большим вниманием к тому, что она скажет. Других таких, как она, нет на свете. За десять минут она научит вас большему, чем сами вы научитесь за десять лет.

— Майк, — сказала Мама Девочка, — я в диком восторге, но прилетела я сюда из Калифорнии для того, чтобы самой устроиться в театре, а не устраивать туда свою дочь.

— Дайте мне сколько-нибудь времени, хорошо?

— Я хочу знать: есть для меня роль или нет?