Михал Вивег - Лучшие годы - псу под хвост
Отец. Кто?
Мать (показывает на этаж выше). Мужчины из урологии.
Отец. Ну и что? Разве я не могу спросить, в порядке ли у тебя моча?
Мать (краснеет). Тссс! (Шепчет едва слышно.) В порядке.
Отец. Что? Совсем не понимаю тебя!
Мать (краснеет еще сильнее, продолжает шептать). Моча в порядке.
Отец. Что? Черт подери, ничего не понимаю!
Мать (взрывается). О таких вещах на людях вообще меня не спрашивай!
Отец. А кровь? Про кровь я все-таки могу спросить?
Мать. В порядке.
Отец. Серьезно?
Мать. Серьезно. Кровь в порядке.
Отец (шепчет). А моча?
Мать (взрывается). Черт возьми! Говорю же, что…
Отец успокаивающе). Ну хорошо, хорошо. Спокойно… Что делает Пако?
Мать. Сейчас? Спит.
Отец. А Квидо?
Мать. Очевидно, тоже спит. (Иронично.) Это тебя удивляет?
Отец. Он чистил вечером зубы?
Мать (иронично). К сожалению, не знаю, но завтра спрошу главного врача.
Отец. Будем надеяться, что чистил. Ты ведь знаешь его.
Мать (все с той же иронией). Будем надеяться.
Оба молчат.
Мать (преднамеренно очень громко). Должна ли я думать, что ты ехал ночью тридцать пять километров сквозь табуны косуль лишь ради того, чтобы спросить, чистил ли твой старший сын зубы? В таком случае школьный врач обязан тебе купить коробку конфет.
В палате раздается взрыв смеха.
Отец (с улыбкой). Не для того. (Принимает серьезный вид.) Я приехал сообщить тебе нечто важное.
Мать. Что случилось? (Испуганно.) Ты разбил обогреватель?
Отец. Да нет же. Я ни в коем случае не хочу драматизировать ситуацию, но тебе лучше сесть.
Мать. О господи! (Она садится и теряет из виду отца.) Надеюсь, ты не вступил в партию?! (Вполголоса к женщинам в палате.) Из-за этого человека у меня прекратится лактация! (Громко.) Ты там?
Отец (громко). Да.
Мать (резко встает). Ты вступил в партию?!
Отец. Нет, что ты дуришь? Спятила ты, что ли? Что ты все время со своей партией?
Мать. Ну так что, скажи наконец?
Отец (торжественно). Я поступил в УМЛ.[21]
Мать. Ты с ума сошел? Почему в УМЛ?
Отец (с улыбкой вынимает связку ключей). Чтобы нам дали квартиру.
Мать (потрясенная). Квартиру?
Женщины (столь же потрясенные). Квартиру?
Занавес.
— Заходи, товарищ, — встретил Шперк отца Квидо в тот памятный день в своем кабинете. — Приветствую тебя в Сазаве.
Отец Квидо несколько растерянно прошел по красному ковру и взял руку, протянутую ему улыбающимся Шперком.
— Живу тут уже более года, — заметил он. — Вернее, мерзну.
— И даже летом? — засмеялся Шперк.
— Летом, разумеется, нет, — сказал отец Квидо и поднял взгляд к дипломам и плакатам на стене, скользнул им по книжному шкафу темного полированного дерева, где на полках, кроме нескольких брошюр в красных обложках, были в основном образцы огнеупорного стекла. Он выжидал. Шперк наблюдал за ним.
— Я решил, — сказал он наконец, — что мы дадим тебе еще одну возможность. Поэтому я и пригласил тебя.
— Еще одну? Разве какую-то я уже получил?
— А разве не получил? Разве ты не получил место в торговом отделе? — улыбался Шперк.
— Получил. Но…
— Что «но»?
— Но поскольку я пять лет изучал торговлю и три года занимался ею в Академии, то, конечно, логично, что получил место референта в торговом отделе, во всяком случае, более логично, чем если бы получил место референта в бухгалтерии.
— Невзирая на то, что в той же самой Академии работал и некий господин Шик? — ухмыльнулся Шперк.
— О боже, — вздохнул отец Квидо. — Разве я виноват в этом?
— А я разве виноват, что здесь дача того самого Когоута? — засмеялся Шперк. — И что Прага это видит? И я за это в ответе. Ты знаком с ним?
— Я? — несколько опешил отец Квидо. — Нет. Лично нет. Разве что по телевидению видел, — солгал он.
— Та еще контра — такого поискать надо! А раньше не был таким — помню, у жены в кружке ребятки его стишки декламировали. Кстати, жена говорила, что твой паренек тоже классно читает. На виду мальчонка!
— Квидо? — польщенно сказал его отец. — Да, старается.
— А ты вот тушуешься, тебя не видать!
— Меня? Десять часов кряду можете видеть меня на одном и том же стуле в конторе. А то и двенадцать. Приходите, пожалуйста, посмотрите.
— Не о том речь, — улыбался Шперк. — Я не про контору, я имею в виду — среди людей, в политическом смысле.
— В политическом?
— В УМЛ ты не поступил, на собрания носу не кажешь, общественную работу не ведешь, все тебе до лампочки, словом — пустое место!
Отец Квидо пожал плечами.
— Никакого чуда я от тебя не жду. Достаточно, если будешь в Народном фронте. Или, может, в пожарники подашься?
— В пожарники?
— Ну да, в пожарники — ты же огня не боишься?
— В зависимости от высоты пламени, — сказал отец Квидо.
— Н-да, — сказал Шперк. — А как насчет футбола, играешь? Команда «Б» продулась, знаешь про это?
— Слыхал, — снова приврал отец. — Но в футбол не играю. Куда! Честно говоря, я не очень спортивный тип.
— Значит, футбол исключается?
— Пожалуй, да.
— В Свазарме[22] не состоишь?
— Нет.
— Ну вот что, — неожиданно сказал Шперк. — Поступишь в этот самый УМЛ, и я дам тебе квартиру.
Отец Квидо почувствовал слабое покалывание за грудиной.
— Хорошо, — сказал он. — На веранде мы в самом деле замерзаем.
— А знаешь где? Вот тебе, без дальних слов! — засмеялся Шперк и вытащил из ящика стола связку ключей. — Держи, это та самая заводская вилла под Жаворонком. Подгребай туда, сразу же протопи, не то трубы у тебя лопнут! С тех пор как мы выселили оттуда Питору, там не отапливалось. С неделю, должно, будет.
— Виллу? — недоуменно сказал отец Квидо.
— Ага, ее самую, — смеялся Шперк. — Да еще с садом. Тебе тоже даю ее на время.
— Не ожидал, — искренно сказал отец Квидо. — Спасибо вам.
— Надеюсь, не подведешь. И упаси тебя бог не вывесить флаги — у нас проводятся шествия с фонариками, так вот как раз там мы мимо проходим.
— Флаги? — придурковато спросил отец Квидо.
Только сейчас стали до него доходить слова Шперка. Чувствуя несказанную радость и несказанное облегчение, он не в силах был даже сосредоточиться.
— Флаги! — хохотал Шперк. — Не забывай вывешивать!
— Сегодня?
— Рехнулся ты, что ли? Знаешь, какая бы это была провокация? Я имел в виду вообще вешать, а не то чтобы вывесить сразу!
— Непременно буду их вешать, — опамятовался отец Квидо. В общем-то, что в этом плохого?
— Питора тоже так говорил, — скалился Шперк. — А как кончил! Да, вот еще что, — сказал он отцу Квидо уже под завязку. — Тебе нужна собака — теперь, когда у тебя сад.
— Собака? Дело в том, что…
— Продам тебе щенка, — авторитетно сказал Шперк. — Причем с родословной. У меня собаководческая ферма, слыхал, наверно?
— Да, но я…
— За три тыщи. Заходи!
— Не выйдет, — сопротивлялся отец Квидо. — Дело не в деньгах, но жена с ума сойдет. Она до ужаса боится собак!
— Ничего, привыкнет. Моя тоже привыкла. Да и вообще овчарки — что твои телята.
— Овчарки? — опешил отец Квидо. — Только этого не хватало! Жена умрет со страху. Как раз с овчаркой когда-то у нее случилась довольно скверная история. Она и собака — это просто немыслимо!
— Какая собака?! — сказал Шперк с улыбкой. — Говорю же тебе — щенок!
IV
1) Небольшая вилла у подножья Жаворонка, куда семья окончательно переселилась после возвращения матери Квидо из родильного дома, напоминала бабушке Либе прелестный женский пансион в Лозанне, где она бывала не раз. Тот же цоколь красного песчаника, те же оконные рамы цвета охры, та же заросшая диким виноградом веранда и так же расположенные ели и туи в саду — все это рождало в ней весьма сентиментальные воспоминания.
Весной этого года она с двумя приятельницами отправилась в Германскую Демократическую Республику. Почти неделю они жили среди чудесной пробуждающейся природы Гарцкого леса, и тем больше удручало бабушку скорое возвращение в грязный, задымленный город. В последнее время она страдала расстройством дыхания, целиком относя это за счет пражского воздуха, и так же, как обе ее приятельницы, не исключала для себя возможности заболеть раком легких.
