Тони Парсонс - Man and Boy, или История с продолжением
Это я-то не лицемер? Я провел прошлую ночь с коллегой, а эту собираюсь провести с женой. По- моему, лицемер — это как раз подходящее слово для таких, как я, разве нет?
— Ты не такой как все, Гарри. Вот что мне в тебе нравится. Вокруг не так уж много таких, как ты. Я знаю, поверь мне… Последний, с кем я имела дело… Господи! Я действительно верила, что он собирается уйти от жены и что мы поженимся. Надо же быть такой дурочкой!
— Ты не дурочка, — сказал я, положив руки ей на плечи.
Мы крепко обнялись, с настоящим чувством. Теперь, когда мы собирались разбежаться, разговаривать стало легко и даже приятно.
Потом она начала рассказывать, как трудно найти хорошего человека, а я думал про себя: слава Богу, какое облегчение, мы не будем изображать «роковую привязанность».
Я понимал, что легко отделался. Сибхан отпускала меня и не собиралась поливать мою «Эм-Джи-Эф» кислотой или запихивать нашего кролика в горшок. Правда, у пас не было кролика. Но, испытав облегчение, я с удивлением понял, что слегка задет. Неужели со мной так просто распрощаться?
— Со мной всегда вот так, — рассмеялась Сибхан, хотя в ее глазах уже блестели слезы. — Я постоянно выбираю тех, кого уже выбрали. Твоей жене повезло. Извини, что повторяюсь. Я уже сказала об этом в своем сообщении.
— В каком сообщении?
— У тебя на мобильнике.
— У меня на мобильнике?
— Я переслала тебе сообщение на мобильник, — пояснила Сибхан, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Ты что же, не получил его?
7
Когда я пришел домой, Джина собирала вещи. Она набивала чемодан и дорожную сумку, бледная, с сухими глазами, торопясь изо всех сил, забирая только то, без чего никак нельзя обойтись. Как будто она больше не могла здесь оставаться.
— Джина!
Она обернулась и посмотрела на меня так, словно видела впервые в жизни. Казалось, у нее голова кружится от презрения, огорчения и злости. Злость была заметнее всего. Я не на шутку перепугался. Она никогда раньше так на меня не смотрела.
Джина снова отвернулась, выискивая что-то на столике со своей стороны кровати. Пепельницу. Нет, пепельниц у нас не было. Она швырнула в меня моим же мобильником.
С меткостью у нее всегда было плохо. Пару раз у нас случались ссоры, когда она кидала в меня какими-то предметами, но сейчас расстояние оказалось слишком маленьким, трудно было промахнуться, и телефон с силой ударил меня в грудь. Я поднял его с пола, и ребро чуть выше сердца начало пульсировать от боли.
— Я тебе этого никогда не прощу, — сказала она. — Никогда. — Она кивнула в сторону телефона. — Выслушай сообщение, которое тебе оставили.
Я нажал на кнопку с маленьким конвертиком. Потрескивая, раздался голос Сибхан, искаженный, сонный и совершенно неуместный в нашей с Джиной спальне.
«Это всегда плохой знак, когда от тебя уходят до того, как ты проснешься… но, пожалуйста, не расстраивайся из-за этой ночи… потому что я не расстраиваюсь… твоей жене повезло… я с нетерпением жду, когда мы будем работать вместе… Пока, Гарри».
— Ты спал с этой девушкой? — спросила Джина и помотала головой. — Да что это я? До чего я дошла, что спрашиваю об этом? Наверное, потому, что мне очень хочется услышать, что это неправда. Но даже если ты скажешь мне, что не спал, я знаю, что ты соврешь.
Я попытался обхватить ее. Не обнять, а именно ухватиться за нее. Попытался успокоить, чтобы она не ушла. Чтобы она меня не бросила. Но она с раздражением вырвалась, чуть ли не зарычав от злости.
— Какая-нибудь маленькая шлюха из офиса? — фыркнула Джина, продолжая кидать вещи в чемодан. Она даже не смотрела на то, что упаковывала. Моя жена явно не считала, что ей повезло. — Потаскушка, которая надеется, что ты всегда будешь готов, так сказать, доставить ей удовольствие.
— На самом деле она очень славная девушка. Тебе бы она понравилась.
Ничего глупее сказать было нельзя. Я понял это в тот самый момент, когда слова вылетели из моего дурацкого рта, но было уже поздно. Джина прошла через комнату и отвесила мне звонкую пощечину. Я увидел, как она содрогнулась от боли, а в глазах ее заблестели слезы. Она не знала, как нужно бить человека. Она раньше никогда не давала пощечин.
— Ты думаешь, в этом была романтика, или страсть, или еще какая-нибудь ерунда в том же духе, — сказала Джина. — Но на самом деле это не так. Это просто грязно, омерзительно и очень печально. Да-да, именно так. Ты в нее влюбился?
— Что?
— Ты влюблен в эту девушку?
— Все было совсем не так.
— Если ей очень нравится моя жизнь, пусть встает на мое место. Пускай забирает все. Включая тебя. Особенно тебя, Гарри.
Джина, пожалуйста, успокойся. Это была ошибка. Ужасная ошибка! — Я с трудом подыскивал слова. — Это абсолютно ничего не значило… — продолжал оправдываться я.
Она засмеялась и расплакалась одновременно:
— Неужели ты не понимаешь, что от этого все становится только хуже? Неужели ты вообще ничего не соображаешь?
Тут она начала рыдать по-настоящему: ее плечи сгорбились и дрожали, она даже не пыталась вытереть слезы, которые рождались, как мне тогда показалось, в самой глубине ее сердца. Я хотел обнять ее, но не решился даже прикоснуться к ней в такой момент.
— Ты совсем как мой отец, — сказала она, и я понял, что это самое страшное, что она могла сказать обо мне. — Такой же, как он.
— Пожалуйста, Джина, — невнятно бормотал я. — Пожалуйста…
Она покачала головой, как будто больше не понимала меня, как будто я нес совершенную ахинею.
— Что, Гарри? Что? Ты как попугай, черт возьми! Что — пожалуйста?
— Пожалуйста, — повторил я в самом деле как попугай, — пожалуйста, не переставай любить меня.
— Ты должен был заранее понимать… — сказала она, захлопывая чемодан, хотя большинство ее вещей остались на кровати. Вторая сумка была уже полна. Джина двинулась к выходу. Еще секунда — и она покинет меня. — Ты должен был заранее понимать, что я никогда не смогу этого простить, — с горечью произнесла она. — Я не могу любить человека, который любит не только одну меня. И если ты этого не понимал, Гарри, значит, ты вообще меня не знаешь.
Я где-то прочитал, что в отношениях между людьми тот, кто наименее заинтересован, обладает всей властью.
Теперь у Джины была вся власть. Потому что ей сейчас было наплевать на меня.
Я пошел за ней, она вытащила чемодан и сумку в гостиную, затем подошла к комнате Пэта. Тот аккуратно упаковывал фигурки из «Звездных войн» в рюкзачок с Почтальоном Пэтом. Он улыбнулся нам.
— Смотри, что я делаю, — сказал он.
— Ты готов, Пэт? — спросила Джина.
— Почти.
— Тогда пошли, — велела она, вытирая слезы рукавом.
— О'кей, — ответил Пэт. — Знаешь что? — Теперь он смотрел па меня, и его прекрасное лицо озаряла улыбка: — Мы уезжаем на каникулы.
Я дал им дойти до двери, пока осознал, что не вынесу разлуки с ними. Я просто не мог этого вынести. Я резко схватился за ручку ее сумки.
— Куда вы едете? Просто скажи мне, куда вы уезжаете.
Она рванула сумку, но я не отпустил ее. Тогда она оставила сумку у меня в руках, открыла дверь и решительно перешагнула через порог.
Я пошел за ними на улицу, держа в руках ее сумку, и смотрел, как она пристегивает Пэта к детскому сиденью. Он, видимо, почувствовал что-то неладное. Он больше не улыбался. Я вдруг понял, что он — мой последний шанс.
— А что же Пэт? — сказал я. — Ты о нем не хочешь подумать?
— А ты подумал? — сказала она. — Ты о нем подумал, Гарри?
Джина с трудом засунула чемодан в багажник, даже не удосужившись забрать у меня вторую сумку. Она оставила ее у меня.
— Где вы будете?
— Прощай, Гарри.
И она покинула меня. Лицо Пэта, устроившегося на заднем сиденье, было маленьким и встревоженным. Джина смотрела прямо перед собой, ее глаза светились безжалостным светом. Она была на себя не похожа, казалась совершенно другим человеком. Человеком, которого я не знал. Еще мгновение, и она включила зажигание.
Я смотрел им вслед, пока машина не завернула за угол нашей улицы, и только тогда заметил, что занавески вокруг подергиваются от любопытства. Соседи наблюдали за нами. С тяжелым чувством я понял, как наша репутация в эти минуты претерпела немалые изменения в их глазах.
Я понес сумку Джины обратно в дом. В этот момент зазвонил телефон. Это был Марти.
Представляешь, что эти сволочи пишут обо мне в газетах? Ты только послушай: «Безумный Манн, пошел вон с нашего телевидения». Или вот еще: «Манн — человек немногословный, но все слова весьма непристойные». Какого хрена они имеют в виду? Эти люди хотят отобрать у меня работу, Гарри. Моя мама ужасно огорчилась. Что мы теперь будем делать?
— Марти, — сказал я, — Джина ушла от меня.
— Ушла от тебя? Ты имеешь в виду, она тебя бросила?
