Людмила Петрушевская - Измененное время (сборник)
— Но он был моложе вас?
— Да, было ему восемь лет. Моложе! Это не то слово. Он пришел к нам в сентябре из второго класса, видали? Мы уже усы брили! Закончил сразу за месяц школу и в октябре поступил в университет и тут же, когда ему исполнилось десять, его закончил!
— Подумать только…
— У таких людей, — назидательно продолжал Николай, — есть привычка возвращаться и перескакивать туда-обратно через некоторое время! Это и есть бессмертие, — сказал он. — Меня таскал. И всех с собой гоняет. Возвращаюсь как огурец, а моя жена бабушка.
— Вот у нас какой год? — придирчиво спросила я.
— Не это важно! — воскликнул нетрезвый Николай. — Он вообще сейчас в клинике живет на сохранении.
— И как себя чувствует?
— Да чувствует, — отвечал Николай. — Скучает. У него целый этаж. Да это не здесь. Сын профессор. Миллионер. Жена то там, то там. И Шура этот Мефисто мне все время звонит. Когда явишься. (Неожиданно он вызверился.) Ра-бо-та у меня, ясно?
— А вы кем работаете?
— Я? Я оператором. Ты что, маленький ребенок? Иди в люлю! — вдруг сказал в пространство Николай. — Я же оператор! Уборочный комбайн! Сутки через двое!
— А мы сутки через трое, и мне сейчас заступать, — перебила я его и спустя некоторое время уже шла среди мраморных колонн.
Сияло вечное небо. У меня были голые коленки, на кудрявой голове ловко свернутая ветка плюща.
Простология
мысли по дороге с дачи домой
Момент, когда совершается подмена — друг, к примеру, оказывается врагом, — это момент столкновения интересов. И все.
Как с тобой обходится Пьюшкин? Вот к нему приехал человек — на электричке, заметим, — так чуть спор, даже на научную тему, — Пьюшкин бьет кого попало доской по голове. Разделочная доска. Такая, на которой рубят мясо. Это что?
И этим подмененным другом может стать не только Пьюшкин, но любой, даже очень близкий родственник (-ца), мигом: отец, мать, как это было, дети, жена.
Так он рассуждал.
Мешаешь достичь какой-то цели — все. Мешаешь спать, к примеру. Всё не дают жить как тебе нужно. Портят телевизор, если ты его желаешь смотреть ночью. Братья (сестры) вообще подворачиваются на простом: кого из них больше любили в детстве и кому больше досталось.
До сих пор!
Вообще (думал он) нет более смертельных в результате врагов, чем родственники вокруг хоть какого имущества! Особенно если это дело делят по завещанию или без него.
Ему ничего не досталось после родителей.
В подобном случае даже логика отказывает, и из-за лишней мелочи человек на всю жизнь чувствует себя обделенным, сестры хапнули все! Брат умер молодым, единственное святое в жизни.
(Ясный разум именно сейчас, в этот момент, он почувствовал. Сказать было некому. Он говорил это себе, идя домой.)
Кое-какой дом у него был.
А уж что говорить о таком важном моменте, как преимущество в карьере! Были равны, а теперь он проректор. Возьми меня туда! А он даже трубку не берет, секретарша не соединяет. Дай мне место, я без места! У тебя много их! Не берет трубу. Тянет. По-нят-но. И если рядом подзуживает советчик (хоть и бывш. жена), то тайная ненависть и ревность разгораются, у тебя открываются глаза. Вот это и есть психология человека, проще простого. Простология.
Он повторил это слово.
Дети чаще всего становятся врагами своих родителей, когда приводят в родительский дом своих дружков или девушку. Родители глядят на этих друзей и подруг и видят одно: эти хотят взять у ребенка все! То есть время, деньги, квартиру, любовь, да! Всю привязанность, на какую способен человек, — а она не бездонная бочка. Привязан человек к родителям, а тут привязались к нему дружки так называемые или эта халда, девушка. Преть! (Он псыкнул слюной.) И все. Телом и душой он с ними, с девкой. Его уведут. Все возьмут.
(Он был одновременно и бывшим сыном, которому мать не разрешала никого приглашать в дом, и разведенным отцом, свидетелем того, какие у потомства заводились дружки и девки, пираньи. Все это было в прошлом, теперь уже родители умерли, дети завели семьи, якобы влюбившись. А это их поволокли!)
И та сцена сегодня утром на даче у сестры бывш. жены — ну ему захотелось приехать на все воскресенье, у сестры жены день рождения, ну надо же к кому-то в гости ездить! Ладно, они меня по обычаю спровадили. Сказал им правду: вы не диван выкинули, вы меня выкинули! Дали бутербродик и привет, кто сказал, что я хочу есть? Иди на пруд и не показывайся. Мы сели на лавку по другую сторону забора, никому не мешаем — но и к их сыну приехала молодежь, сын уперся в меня рогом, что этот тут сидит, пусть уйдет, тоже был скандал, меня погнали, я причина всего! Пришлось уйти, не дожидаясь вина, вечером зайду, оставьте мне бутылку — половину.
И тут же эта пьяная девка в их компании! Прилипла к Димке (сын сестры бывш. жены).
Это же не любовь, а это безобразный — как сказать? Блуд! Даже кошечки и собаки отвратны в эти моменты, а уж кошка — родная душа, самый свой человечек, ни на что не претендующий, кошка никогда не будет считать себя лучше и выше, презирать и гнать, не променяет на другого хозяина, мурочка.
(Он сделал губами поцелуй, произнес:)
— Крошечка моя.
Пришлось кастрировать. Два дня потом сидел с ней, пока она не пришла в себя.
А то ведь выла, гадила на тахту. Не давала спать. Подставляла поднятый хвост. Что я? Что я могу? Я тебе не кот. Нету Васи.
(Вслух:)
— Не-ту Ва-си!
Хорошо, что подсказали адрес, где бесплатно холостят. Немцы-благотворители.
(Вслух:)
— Не-мцы владе-льцы!
В их немецкой ветеринарке встретили хорошо, вежливо. Вот это было отношение. Проплакался. Чисто, светло, хотя очередь была на два часа. Сидели все мрачные, и мы тоже были с Муркой мрачные. Сидела в застегнутой сумке тихо, притаившись, мордочка наружу. Чесал ей между ушками. Она беспомощно таращилась. Прятала голову в сумку, потом вылезала.
Вот почему одиноким было бы легче. Но не могу быть один!
(Вслух:)
— Не мо-гу!
Не в состоянии без бывш. жены!
Да и где ты будешь одиноким — всегда есть окружение, взаимоотношения, соседи, какая-то суровая родня — прокуроры. А уж если у тебя есть квартира, будут и охотники на нее.
И так получается, что и одинокий человек будет втянут во взаимоотношения, перестанет спать, начнет обдумывать свое положение, а тут как тут советчики: да положим тебя в психиатрическую клинику. От чего меня лечить? А дадут тебе пенсию, и все! Добрые дети, спасибо. Бывшая жена, большое спасибо. Поклон. Ушла ты жить к своей сестре, спасибо. Вы кто, вы полтавы обе, пол-того!
Кому повем печаль мою? Я не могу без этой жены. Кому повем печаль мою?
Они пол-тово! (Всплакнул и повторил вслух:)
— Идем в одинокое свое логовище. Жена ненавидит и бросила одного. Только Мурочка любит, душа живая.
Правда, теперь я должен этому Сашке из первого подъезда за полбутылки. Какие полбутылки? Он сам выпил две трети. А говорит, ты мне должен за половину. Хорошо, готов отдать, пришел к нему как к человеку на дежурство, сдал книги опять в букинистический, Джека Лондона, отцовские, т. е. деньги были, а домой к Сашке нельзя, там жена караулит, так принес ему на дежурство, где стаканы, он быстро так: есть, есть. Но не здесь. Увел меня, отошли за угол, в кустах приняли быстро, даже не поговорили. Я что, за этим пришел? Как собаки вылакали и долой? Он наливал. Себе в кружку, мне в баночку из-под майонеза. Так сказать, почувствуйте разницу. Он себе больше налил. Якобы он на вахте, он вахтер в подъезде. И иди, сказал, иди отсюдова. У него трудная, тяжелая работа, сидеть, в одну точку глядя, не отойти, ничего.
(Горячо.) Я бы тоже мог так же! И отсидел уже сутки в подъезде. Если бы не эта общественница (…), которая всех подняла, что его (алкаша проклятого, как она сказала) ночью не было на дежурстве. Я не алкаш! Я пья-ни-ца, понятно?
Звонила жене. Жена по звонку приехала, побудила. А уже ведь было не мое дежурство! Что будить-то. Уже следующий настал день! Я дома отдыхаю!
— Ты не дежурил, мне звонили.
— Я?
Ну проштрафился. Она сказала, опять с тобой ужас.
А ко мне на дежурство в подъезд этот Сашка (объясняю) ночью как раз пришел, ну друг пришел, и что? Да не ночью еще, в полдвенадцатого. Посидели тихо вдвоем, я на своем стуле, второго стула в подъезде нет, он на столе. Он сбегал, выпили вина. Он опять больше себе налил. И опять я должен! Но я же к нему как человек! Надо же поговорить! Он не слушает, уходит. Пошел его проводил. Вернулся — ну не могу сидеть один!
После вина всегда сплю. Пробовал лежать на столе. Не мог. На полу каменном холодно. А уже два часа было ночи.
Пошел домой поспать. Будит бывш. жена с криком: «Ты опять пил и не дежурил. С тобой происходит ужас».
Ну простите же вы меня!
(С нажимом:)
ПРОСТИТЕ ДРУЖНО!
Простология.
Бывш. жена советовала пойти в энергетический центр, туда людей привозят на каталках. Мужья жен и т. д. Уходят своим якобы ходом кого привезли.
