Джоди Пиколт - Одинокий волк
В тот день, когда я впервые вошел в загон без лыжной палки, я проверял забор — это входило в обязанности смотрителя. Но вместо того, чтобы выполнить свои обязанности и что есть духу мчаться прочь из загона, я решил остаться и понаблюдать. Безоружный, испытывающий неловкость, с бешено стучащим сердцем, я присел на уступ, где видел отдыхающих днем волков, и стал ждать.
Я думал, что эти животные, как олень и лосиха, которых я встречал в детстве, в конечном итоге перестанут обращать внимание на мое присутствие и займутся своими обычными делами.
Я ошибался.
Пять дней я просидел в загоне с волками — остальные смотрители решили, что у меня «крыша поехала», — но ни один волк ко мне не подошел.
Меня много раз спрашивали, почему я избрал именно такую жизнь. Думаю, отчасти потому, что животные всегда были честны со мной, чего не скажешь о людях. С другой стороны, я не хотел так легко сдаваться. Поэтому вместо того, чтобы плюнуть на все и вновь входить в загон с животными с лыжной палкой, я стал задумываться, что же я делаю неправильно.
И потом я понял: хотя у меня и не было с собой лыжной палки, преимущество все равно было на моей стороне. В детстве я на рассвете и на закате выходил тайком из дома, чтобы увидеть животных, — днем они редко показывались на глаза. Если я хочу, чтобы волки расслабились, придется прийти к ним, когда они будут иметь превосходство. Поэтому я отправился к начальству и попросил разрешения остаться в загоне с волками на ночь.
Не сомневайтесь, как только в шесть вечера парк закрывался, все смотрители отправлялись домой. Оставалось только несколько человек на случай непредвиденных ситуаций. Директор зоопарка сказал, что я волен поступать, как мне угодно, но по выражению его лица я увидел, что он подумывает о том, чтобы нанять нового смотрителя после того, как этот, то есть я, умрет от ран.
Мне трудно объяснить, каково это — впервые запереть себя в загоне с волками. Вначале мной овладела откровенная паника. У тьмы был свой пульс, я видел плохо, не мог различить торчащие из земли корни деревьев. Я слышал, как двигаются волки, но понимал, что они могли бы передвигаться бесшумно, если бы захотели. Я побрел к своему обычному месту, на уступ. Непривычные звуки со всех сторон парка приковали меня к месту. «Ты сам этого хотел», — убеждал я себя.
Я попытался закрыть глаза и заснуть, но не мог расслабиться. Вместо этого я стал считать звезды и не успел и глазом моргнуть, как на горизонте показались первые лучики солнца.
Днем работать с волками было легко. Меня наняли для того, чтобы я удерживал посетителей парка от глупых поступков: например, от того, чтобы они бросали еду или слишком близко подходили к вольеру. А ночью я оставался один на один с этими величественными животными, с этими королями и королевами сумерек. В конце дня им не приходилось думать о том, что нужно оплатить счета, о том, что бы поесть на завтрак, о трещинах в бетонном основании самодельного пруда. Единственное, что имело значение, — это то, что они вместе и им ничего не угрожает.
В течение следующих четырех ночей, когда последний смотритель зоопарка уходил домой, я запирался в загоне с волками. И все эти ночи волки старались держаться от меня как можно дальше. На пятую ночь, сразу после полуночи, я встал и двинулся в глубину загороженного участка. Двое волков потрусили к тому месту, где я только что сидел. Они понюхали землю, и один из них помочился там. Потом они отошли от уступа и остаток ночи провели, не сводя с меня своих желтых глаз.
На шестую ночь ко мне приблизился волк по кличке Арло. Он медленно обошел вокруг меня, принюхиваясь, и ушел.
На седьмую и восьмую ночь он проделал тот же ритуал.
На девятую ночь он принюхивался, описал круг, повернулся, как будто собирался уйти, но потом молниеносно обернулся и укусил меня за колено.
Укус был не слишком болезненным. Арло, если бы захотел, мог запросто вцепиться мне в горло. Это был всего лишь легкий щипок, но я не на шутку испугался.
Настоящая сила волка не в устрашающих челюстях, которые сжимаются с давлением 100 килограммов на 1 квадратный сантиметр. Настоящая сила волка заключается в том, что, чувствуя свою силу, он знает, когда ее использовать не следует.
Я не шевелился. Рассудил, что если встану, чтобы выйти из загона, то одним легким укусом Арло не ограничится. Парализованный страхом, я ждал, пока он порысит прочь. До восхода солнца я не шелохнулся.
Намного позже я понял, что, вероятно, именно этот страх и оставил меня в ту ночь в живых. Когда новый член хочет прибиться к стае — например, одинокий волк, который собирается занять освободившееся место в иерархии, — он должен доказать, что достоин этого места, что не станет угрозой для остальных членов семьи. Его испытывают. Эти испытания носят форму укусов. Если бы я вздрогнул, когда Арло укусил меня, или встал и бросился бежать — меня могли бы загрызть.
На следующую ночь Арло снова укусил меня. Через две недели мои колени, бедра и лодыжки были в синяках и укусах. А однажды ночью он потерся об меня. Его шерсть была слегка влажной от мелкого дождя. Сперва я подумал, что он пытается вытереться, но он терся об меня мордой, макушкой и хвостом. Когда он наскочил на меня всеми своими пятьюдесятью с лишним килограммами, я упал на спину, и он укусил меня — очередное предупреждение, чтобы я оставался на месте. Он продолжал тереться об меня, пока я не начал пахнуть мокрой собакой.
Именно для этого он и терся. Через несколько недель он стал подводить к моему месту на краю выступа и других членов стаи. Они подозрительно держались позади, пока Арло кусал мое колено и голень. Я понял, что таким образом Арло показывал остальным, что я подчиняюсь приказам.
Что мне можно доверять.
ДЖОРДЖИ
Пила? — ошарашенно вскрикиваю я. — Ты пила?
Полицейские ушли — их прогнала медсестра после того, как Кара захлебнулась рыданиями и тут же задохнулась от боли, потому что дернула больным плечом. Не знаю, на кого я больше разозлилась: на полицейских — за то, что они попытались обвинить ее в управлении автомобилем в нетрезвом состоянии, или на Кару — за то, что она изначально обманула меня.
Это был всего один стакан...
Стакан? А может быть, ведро? — уточняю я. — Кара, анализ крови, черт побери, не врет!
Мы с Мириам отправились на вечеринку, — объясняет она. — Я даже идти не хотела. Там был один старшеклассник из Бетлхэма, с которым она познакомилась на соревнованиях по легкой атлетике. С самого начала все пошло не так, и я позвонила папе и попросила забрать меня. Я правду говорю, клянусь!
Почему ты ничего не сказала врачу, когда в травмпункте спрашивали, принимала ли ты наркотики или спиртное?
Потому что я знала, какая будет реакция. Признаю, я совершила ошибку! Разве ты никогда не ошибалась
Господи, да сто раз!
Если ты не хотела признаваться врачам, — продолжаю пенять я, — то могла, по крайней мере, сказать мне. Ты выставила меня перед полицейскими полной дурой.
Кара поджимает губы.
И как ты себе это представляешь? Если бы не я... Если бы я не выпила, папа не пострадал бы. Никогда бы не слетел с дороги.
От ее слов спадает пелена гнева, которая застилает мне глаза с тех пор, как я узнала, что моя несовершеннолетняя дочь, находясь под присмотром Люка, пьет. Если бы я узнала об этом при иных обстоятельствах — призвала бы его к ответу. Я бы орала, что он безответственный отец, угрожала бы пересмотром договора об опеке...
Но сейчас на него особенно не накричишь.
Кара, — присаживаюсь я на край кровати, — это была авария. Несчастный случай. Не нужно себя винить.
Она резко отстраняется.
Тебя там не было! — отрезает она.
Она злится на меня, и я не понимаю: она расстроена из-за того, что мы заговорили об аварии, или потому, что я была со своей новой семьей, когда это произошло?
Мне хочется верить, что если бы Кара жила со мной под одной крышей, то она бы не напилась. Если бы она осталась со мной, мы бы не оказались в больнице. В отличие от Люка, который всегда был слишком занят своими волками, я бы знала, чего можно ожидать от своей дочери, и никогда бы не отпустила ей так поздно в будний день. Правда заключается в том, что если бы Кара не решила уйти жить от меня к отцу, в тот четверг она могла бы звонить мне с просьбой приехать за ней.
Несколько раз в жизни я внезапно видела себя со стороны и могла проследить, как я оказалась в той или иной ситуации. Впервые это случилось в то утро, когда я прочла записку от Эдварда, в которой он сообщал, что уезжает из дома. Второй раз — на нашей свадьбе с Джо, когда я была — возможно, впервые в жизни — по-настоящему счастлива. Третий раз — когда родились близнецы. И теперь четвертый — сейчас, посреди этого кошмара! — когда моя первая семья вновь собралась вместе, в очередной раз из-за Люка. «Будь осторожна со своими желаниями».
