Николай Дежнев - Год бродячей собаки
Помпей приблизился к Захарии, встал рядом, плечом к плечу, только лицами они были обращены в разные стороны. Версавий мог наблюдать за работой солдат, Гней смотрел на белую громаду храма, величественно устремившегося в темное небо.
— Ты умный человек, Захария, — сказал Помпей неторопливо, как если бы рассуждал вслух, — умный и хитрый. Сегодня ты оказал своему народу великую услугу… — Гней помедлил. — Жаль только, что твои соплеменники считают тебя предателем и таким будут помнить в веках. Если будут вообще… Не мне тебе говорить, история не знает, что такое справедливость. Ее любимчики — тираны и шуты, и еще демагоги, посылающие людей толпами на смерть. Войти в историю можно только по колено в крови, тогда тебя точно не забудут. — Полководец искоса посмотрел на иудея. — А ведь, наверное, больно от мысли, что никто и никогда не узнает правду?..
Версавий пожал тощими плечами, лицо его сморщилось в подобии улыбки.
— Нет, мой господин, не больно. Разочарование и боль — ядовитые плоды жажды славы, я же ничего для себя не жду. — Захария повернул голову, взглянул Помпею в лицо, видимо, желая оценить, поймет ли тот его слова. — Ты, мой господин, плохо слушал твоего раба. Я сказал: человек наказывает себя сам! — но это лишь часть истины. Собственный судья и палач, каждый из нас в глубине души прекрасно знает, когда и за что ему полагается награда и, поверь мне, она не замедлит явиться. Я рад, что ты не тронул храм… рад за тебя! Придет день, когда тебе это зачтется…
— Ты еще имеешь наглость меня хвалить? — в голосе Помпея звучала ирония, но, странное дело, слова Версавия принесли ему облегчение.
— Прости, мой господин! — иудей склонил лысую голову в венчике седых волос. — Я думал, слова мои будут тебе приятны. Твой раб покорно ждет приказаний!
Помпей повернулся на каблуках и, твердо шагая, направился к державшему коня ординарцу. Захария Версавий семенил за ним, улыбаясь чему-то в бороду. Поджидавшая полководца свита расположилась поодаль, гарцевала по ту сторону огромного пролома в каменной стене. Длинные обоюдоострые мечи блестели у поясов всадников, глухо мерцала медь панцирей и притороченных к луке щитов. Здесь же ожидали приказа выступать два турма кавалеристов охраны. Сдерживая лошадей, они образовали строй, длинные пики устремились в темное, наливающееся красками заката небо. Помпей вставил мысок кованого сапога в стремя и в следующее мгновение уже сидел в седле, поправляя на плече короткий плащ. Вороной норовистый жеребец поднялся на дыбы, но твердая рука седока сейчас же его укротила. Жаждущий скачки конь от нетерпения грыз крупными зубами удила, поводил огромным, бешеным глазом. Помпей выпрямился в кавалерийском седле, готовый дать шпоры, как вдруг его внимание привлек бежавший через храмовый двор Фабий. Следуя за ним по пятам, два легионера волокли по земле какого-то мужчину в рваных белых одеждах. Недовольный задержкой, Помпей нахмурился, натянул поводья:
— Ну, что еще там?
— Этот человек, — центурион остановился в паре метров от всадника, перевел дыхание, — он утверждает, что владеет какой-то тайной, но готов открыть ее лишь одному из полководцев.
— Что ж, я слушаю. — Успокаивая коня, Помпей похлопал его по круто выгнутой шее.
— Ну же, говори! — Фабий повернулся к пленнику, вполсилы ударил его по лицу. Голова мужчины мотнулась из стороны в сторону, он застонал. Давая несчастному время прийти в себя, Помпей обратился к центуриону и сопровождавшим его легионерам:
— Где вы его поймали?
Один из солдат выступил на шаг вперед:
— Наша манипула, мы сражались в Верхнем городе, в районе старого рынка. Да и не то, чтобы сражались, — облизал он пересохшие губы. — Бой уже кончился, и мы строились походным порядком, когда этот вот, — легионер показал рукой на пленника, — напал на нас с мечом…
— Один? — недоверчиво усмехнулся Помпей.
— Один! — подтвердил легионер. — Напал один, в то время как какие-то люди в таких же белых одеждах наблюдали за происходящим с холма. Мы их на всякий случай тоже прихватили. А этот, — солдат опять взглянул на пленника, будто все еще ожидал от него подвоха, — он заколол наших троих и уже повалил меня, как вдруг бросил меч и закричал, что должен видеть кого-нибудь из римских военачальников. Он бешеный, он совершенно бешеный!..
Помпей с интересом посмотрел на стоявшего перед ним мужчину. Тот был худ, но широк в груди и от природы крепко сложен. Приятное, с правильными чертами лицо в окаймлении короткой темной бороды, носило следы побоев. Длинные, разобранные посредине на пробор волосы были перехвачены через лоб широкой, пропитавшейся кровью лентой.
— Он мог убежать, он мог убить меня и убежать, но не сделал этого! — все не мог успокоиться легионер, но Помпей остановил его властным движением руки.
— Ты хотел говорить — говори, — обратился он к пленнику. — Я тебя слушаю. Отпустите его.
Солдаты отошли на шаг назад. Оставшись в одиночестве, мужчина пошатнулся: он все еще нетвердо стоял на ногах. Руки его были стянуты за спиной веревкой.
— А ты кто, легат? — пленник с недоверием оглядел простые доспехи Помпея, мало чем отличавшиеся от вооружения рядовых кавалеристов. Угол его разбитого рта кровоточил, изогнув шею, мужчина промокнул его о ткань рубахи на плече. — Как мне тебя называть?
— Как называть? — усмехнулся полководец. — Ну, скажем, зови меня, как все римляне, — Гней.
— А ты не врешь? — продолжал сомневаться пленник. — У тебя, действительно, есть власть над этими людьми? Ты можешь послать их на смерть?
— В этом не сомневайся! — самодовольная улыбка выплыла на круглое лицо Помпея. Было что-то смешное и трогательное в манере мужчины выспрашивать и не доверять полученным в ответ словам. — Хочешь — спроси их сам, они подтвердят.
Помпей обвел взглядом начавших собираться вокруг легионеров. Солдаты одобрительно загалдели. Мужчина выпрямился, вызывающе и гордо посмотрел на полководца:
— Что ж, Гней, тогда знай: я, Андрей из Аскелона, тебя обманул! У меня нет никакой тайны!
— Обманул? — совершенно искренне удивился Помпей. — Но зачем? Ты же не надеешься на то, что после убийства моих солдат, я дарую тебе жизнь? В чем смысл твоего обмана?
Окружавшие их плотным кольцом легионеры зароптали. Многие бросали работу и спешили присоединиться к толпе, в центре которой на вороном коне возвышался их главнокомандующий. Те, кто опоздал к началу разговора, теребили впередистоящих, пытаясь узнать что происходит.
— В чем смысл?.. — во взгляде мужчины мелькнула тень насмешки. — Ты все равно не поймешь. — Голос Андрея изменился, стал задумчивым. Теперь он смотрел куда-то в сторону, где за окружавшей город крепостной стеной начинались поросшие зеленью холмы. — Да и не все ли тебе равно?
Как будто вернувшись из далекого далека, пленник с кроткой улыбкой смотрел на Гнея.
— Если ты ищешь смерти, — вслух попытался разгадать загадку Помпей, — тогда почему не встретил ее там, у старого рынка, с оружием в руках? Пасть на поле боя и не отступить — великая честь!..
Гней вдруг поймал себя на том, что говорит все это не для пленника, а для окружавших их плотной толпой легионеров. По своей старой привычке он никогда не упускал малейшей возможности укрепить боевой дух своих солдат, вбить в их медные головы простые, а потому неоспоримые истины, на которых держится любая армия.
Андрей из Аскелона молчал.
— Что ж, — полководец притворно вздохнул, — говорят, ты храбро дрался, а посему я дарую тебе право умереть, как солдату, от меча!
Посчитав, что дело таким образом решено, Помпей тронул было повод, но пленный сделал шаг ему навстречу, четко и громко сказал:
— Я не солдат!
В устремленном на него взгляде ярких карих глаз, в позе Андрея, в его горделивой осанке Помпей прочел вызов. Долгие годы изо дня в день он тренировал сдержанность и холодность мысли, но тут вошедшая в поговорку выдержка Гнея изменила ему. Кровь бросилась в лицо, мощная рука сжала поводья с такой силой, что пальцы побелели. Слепая ненависть и неистовый гнев разом захватили полководца.
— Тогда, — произнес он, выговаривая слова сквозь стиснутые зубы, — ты умрешь, как взбунтовавшийся раб, на кресте!
Помпей выпрямился в седле, встал в стременах. Он уже набрал полные легкие воздуха, чтобы выкрикнуть: распять его! немедленно! сейчас! — как вдруг почувствовал, что кто-то с отчаянной силой тянет его вниз за полы одежды. Гней обернулся. Снизу, едва ли не из-под брюха лошади, на него смотрел Версавий. В его пристальном взгляде было что-то, что заставило полководца остановиться, разом охладило владевший им гнев. Помпей вдруг физически почувствовал тяжесть неумолимого хода истории и свою к ней принадлежность, и, как совсем недавно, животный страх сдавил его горло. Казалось, кто-то бесконечно огромный и могущественный смотрит на него печальными глазами иудея.
