Даниэла Стил - В тихой гавани
— Ой, это я и Мусс? — тихонько спросила Пип, и Мэтт вздрогнул от неожиданности.
Он не заметил, как она подошла. Помедлив немного, он обернулся. И на губах его появилась улыбка. Сегодня он ее не ждал, ведь она сказала, что ее мать уедет в город только во вторник. Но обрадовался, что она все-таки пришла.
— Может быть, дружочек. Какой приятный сюрприз! — улыбнулся Мэтт.
— Мама уснула. А мне нечего делать, вот я и решила прийти.
— Очень рад, что ты пришла. А мама не испугается, когда проснется и увидит, что тебя нет?
Пип покачала головой. Теперь Мэтт уже хорошо ее изучил, чтобы понять, что это значит.
— Она иногда спит целыми днями. Наверное, ей так лучше.
Зная об их горе, он уже больше не удивлялся. Разом потерять и мужа, и сына! Мучило его другое — погрузившись в свое отчаяние, мать Пип, похоже, не понимает, что фактически забросила дочь. Ведь ей даже поговорить не с кем, кроме разве что собаки.
Пип снова уселась на песок возле него и молча смотрела, как он рисует. Потом встала и принялась бродить по берегу возле самой воды в поисках раковин. Мусс кругами носился возле нее. А Мэтт, бросив рисовать, наблюдал за ними. Ему нравилось смотреть на Пип, она была очаровательной, словно существо из какого-то другого мира. Порой Пип напоминала ему русалочку, выбравшуюся из моря, чтобы потанцевать на берегу. Или загадочного лесного эльфа. Мэтью так засмотрелся, что не заметил направляющуюся к ним женщину. Когда он обернулся, она стояла совсем рядом. Лицо у нее было напряженным. Мэтью испуганно вздрогнул. Он понятия не имел, кто она такая.
— Почему вы следите за моей дочерью? Вы ее рисуете? Зачем? — Вспомнив наброски, которые Пип принесла домой, Офелия мгновенно догадалась, кто перед ней.
Она решила сходить на общественный пляж, отыскать Пип и заодно посмотреть, чем та занимается во время своих отлучек. Офелия не знала, как Пип проводит здесь время, но ничуть не сомневалась, что сидящий человек имеет к этому отношение, а после того как увидела на его акварели Пип вместе с Муссом, у нее уже не осталось никаких сомнений.
— У вас такая очаровательная дочь, миссис Макензи. Должно быть, вы очень гордитесь ею, — спокойно проговорил Мэтт.
Но спокойствие давалось нелегко. Немигающий взгляд женщины заставил его поежиться. Он прекрасно догадывался, о чем она сейчас думает. Нужно, конечно, разубедить ее, однако Мэтт опасался, что его попытки вызовут у нее еще худшие опасения.
— А вам известно, что ей всего одиннадцать лет?
На самом деле никто и не дал бы ей больше. По правде сказать, Пип выглядела куда моложе своих лет. Офелия недоумевала, что мужчине нужно от такой крошки, и душа ее наполнилась самыми черными подозрениями. А набросок, по крайней мере в ее глазах, служил прикрытием его намерениям. В конце концов, он мог оказаться похитителем детей. Или даже еще хуже. Но Пип по своей наивности, конечно, ни о чем не подозревала.
— Да, — чуть слышно ответил он. — Она мне сказала.
— Зачем вы разговаривали с ней? Для чего вам понадобилось ее рисовать?!
Мэтту хотелось объяснить, до какой степени одиноко чувствует себя ее дочь, но у него язык не поворачивался заговорить об этом. И тут Пип оглянулась, заметила мать и бегом бросилась к ним. На бегу она с тревогой вглядывалась в лицо матери, решив, что той, возможно, плохо. Однако очень скоро по выражению лица Офелии поняла, что если кого и надо спасать, так только Мэтта. Мать выглядела напуганной и сердитой одновременно, и Пип почувствовала неосознанное стремление вступиться за своего нового друга.
— Мам, это Мэтт, — церемонно представила она его, словно стараясь придать налет респектабельности нелепой сцене.
— Мэтью Боулз, — представился Мэтт, протянув руку Офелии.
Но она сделала вид, что не замечает ее. Вместо этого она повернулась к дочери, в ее янтарных глазах вспыхивали и гасли огоньки. Пип прекрасно знала, что это значит. Мать редко сердилась на нее, особенно в последнее время. Но сейчас она была просто вне себя.
— Сколько раз я просила тебя никогда не разговаривать с незнакомыми людьми! Никогда! Ты меня поняла?! — Офелия повернулась к Мэтту. Глаза ее сверкали. — Сказать вам, как называется то, чем вы занимаетесь? — крикнула она. — Как вам не стыдно?! Она же еще ребенок! Делаете вид, что подружились с ней, а сами используете свои так называемые портреты, чтобы соблазнить девочку! Попробуйте только близко подойти к ней, и я немедленно позвоню в полицию. Сами увидите! — выпалила она.
Лицо Мэтта исказилось, словно от боли. Но Пип тоже разозлилась не на шутку и ринулась в атаку:
— Он мой друг! Мы просто рисовали вместе. Он ничего плохого не делал. Я сама приходила на пляж, чтобы повидаться с ним.
Однако Офелия знала лучше… вернее, думала, что знает. Она нисколько не сомневалась, что мужчина мог без труда заморочить Пип голову. А тогда одному Богу известно, куда бы он ее отвел! Страшно даже подумать, что он мог с ней сделать!
— Не смей больше сюда ходить! Ты меня слышишь? Я тебе запрещаю!
В гневе язык Офелии вечно ее подводил. А ярость, с которой она набросилась на них, сразу же выдала ее галльское происхождение. Но за ее гневом прятался страх за дочь, и Мэтт хорошо это понимал.
— Твоя мама права, Пип. Ты не должна разговаривать с незнакомыми. — Мэтт повернулся к Офелии. — Простите. Я вовсе не хотел напугать вас. Уверяю, наши разговоры с Пип были совершенно невинными. Поверьте, я хорошо понимаю вашу тревогу. У меня ведь тоже есть дети.
— И где же они? — подозрительно осведомилась Офелия. Она по-прежнему ему не верила.
— В Новой Зеландии, — поспешила вставить Пип, только усложнив ситуацию. Мэтт видел по лицу женщины, что она ему не верит.
— Не знаю, кто вы такой и почему разговаривали с моей дочерью, но, надеюсь, вы поняли, что я говорила серьезно. Если я снова увижу вас с ней, то немедленно позвоню в полицию.
— Вы выразились на редкость ясно, — буркнул он, чувствуя, что начинает терять терпение.
При других обстоятельствах он бы давно поставил эту дамочку на место. Она бросала ему в лицо чудовищные обвинения, но Мэтт понимал, как расстроится Пип, если он наговорит грубостей ее матери. Конечно, ей через многое пришлось пройти, и уже поэтому она заслуживала снисходительности. И однако, в душе Мэтта закипал гнев — никто и никогда еще не приписывал ему столь мерзкие намерения. Наверное, она здорово разозлилась, решил он.
Офелия повелительно махнула Пип рукой, и девочка, беспомощно оглянувшись на него, последовала за матерью. Слезы, которые она не сумела сдержать, хлынули по щекам. Мэтту отчаянно хотелось обнять ее, но он не мог этого сделать.
— Не расстраивайся, Пип. Я все понимаю, — мягко сказал он.
— Простите… — пробормотала она, чуть не плача. Даже у Мусса был смущенный вид, словно пес чувствовал себя виноватым.
Офелия схватила Пип за руку и потащила за собой по берегу. А Мэтт грустно смотрел им вслед. Сердце его обливалось кровью от жалости к ребенку. Он и не знал, что успел до такой степени привязаться к Пип. Ему вдруг захотелось хорошенько встряхнуть ее мать, заставить ее очнуться. Конечно, он понимал ее страхи, но ведь ей нечего бояться. Все, что нужно Пип, — это человек, с которым можно поговорить. Девочка жаловалась, что мать уже много месяцев подряд почти ничего не ест, но если кто из них двоих и выглядел изголодавшимся, то только Пип.
Собрав рисунки, он сложил стул, сунул под мышку подрамник с красками и побрел назад к своему коттеджу. Лицо у него было мрачным, плечи устало ссутулились. Через пару минут он снова вышел и зашагал к заливу, где стояла его яхта. Мэтт давно уже знал, что лучший способ прийти в себя — выйти в море. Море всегда действовало на него успокаивающе.
В то же самое время по дороге к той части пляжа, что принадлежала жителям поселка, Офелия устроила Пип форменный допрос.
— Так, значит, вот ты куда исчезала из дома? Как ты вообще с ним познакомилась?
— Просто увидела, что он рисует, — защищалась Пип. По лицу ее текли слезы. — Он хороший. Я уверена.
— Но ведь ты ничего не знаешь об этом человеке. Ты даже не можешь знать, правду ли он тебе сказал. Ты не знаешь абсолютно ничего! Он когда-нибудь предлагал тебе пойти к нему? — спросила она. В глазах у Офелии мелькнул безумный страх.
— Конечно, нет! — возмутилась Пип. — Он просто показывал мне, как рисовать Муссу задние лапы! Вот и все. А в другой раз лодку.
Офелия думала, разумеется, вовсе не о том, что он мог ее убить. Пип была еще ребенком — ее могли похитить, изнасиловать… да все, что угодно! Пип доверяла этому человеку — стало быть, он мог сделать с ней все, что хотел. При одной только мысли об этом она похолодела от ужаса. Возражения Пип ничего не значили для Офелии. Дочери было всего одиннадцать лет — как она могла понять, насколько опасно вступать в разговоры с человеком, о котором она ничего не знала?!
