Андрей Шляхов - Доктор Данилов в дурдоме, или Страшная история со счастливым концом
Увы, директор школы был идиотом. Желая опорочить и нейтрализовать Михаила Вениаминовича, он подсылал к нему целые стаи соблазнительниц из числа школьниц. Директорский план был прост, как все гениальное: упечь Михаила Вениаминовича за решетку по обвинению в растлении малолетних.
– Представляете, той, кому удастся меня соблазнить, этот мерзавец пообещал золотую медаль!
– Прямо так и пообещал? – не поверил Юра.
– Был педсовет, на которое меня не пригласили. Сделали вид, что забыли пригласить. Так вот, на нем директор объявил, что ученица, которая меня соблазнит, получит золотую медаль, а педагог, который снимет все это на камеру, займет мое место!
– Вот тварь! – пригорюнился Юра. – Досидел на своем месте до пенсии, так уйди, уступи по-хорошему…
– Дождешься от него, – хмыкнул Михаил Вениаминович. – Он всех купил снизу доверху!
Так оно, скорее всего, и было, поскольку жалобы Михаила Вениаминовича на творившийся произвол не привели к восстановлению справедливости. Напротив, честный человек угодил в дурдом.
– Но они рано радуются! – потрясал в воздухе кулаками Михаил Вениаминович. – Я им покажу, где раки зимуют!
– Такое спускать нельзя, – поддержал Юра. – Надо жаловаться!
– Это я умею, – заверил Михаил Вениаминович. – Будет и на моей улице праздник! Да и местным карателям достанется! Сейчас не старые времена!
«Местные каратели» в лице доктора Безменцевой на угрозы Михаила Вениаминовича реагировали с оскорбительным флегматичным безразличием. Не волнуйтесь, уважаемый, вот полечим вас и отпустим на все четыре стороны. Но отпустим только тогда, когда сочтем нужным. Так-то вот, и никак иначе.
На следующий день Михаил Вениаминович уже полностью освоился в отделении и превратился в Мишу для Данилова и в Миху для Юры. Он успел поскандалить в столовой, объясняя буфетчице, каким должен быть правильно заваренный чай, и оттого ходил по отделению гоголем.
Данилов заметил, что среди больных, лежащих в отделении, не принято много общаться друг с другом. Каждый сам по себе, ну, в самом широком смысле общение могло ограничиваться палатой, не более того. Юра и Миша на фоне прочих собратьев по несчастью казались ему самыми «живыми», что ли. Или поначалу все такие яркие, а по мере увеличения срока пребывания тускнеют и замыкаются в себе?
Данилов вспомнил, как однажды Полянский, искренне считавший психиатрию лженаукой, а психиатров – шарлатанами, высказался по поводу «психиатрической методики»:
– Все это делается так – берется какой-нибудь бедолага, не имеющий никаких психических расстройств, и по совокупности притянутых за уши симптомов объявляется психически больным. Он госпитализируется, последовательно проходит все этапы так называемого лечения и в том случае, если он не свихнется на самом деле, по завершении этого самого лечения признается выздоровевшим. Но не полностью, клеймо хроника-психа остается на нем навечно.
– А если человек действительно болен психически? – спросил Данилов. – Что тогда?
– Тогда все гораздо сложнее. Если в руки к этим шарлатанам попадает пациент с реальными психическими проблемами, то они, не заморачиваясь, ставят ему первый пришедший на ум (разумеется, на их ум) психиатрический диагноз и начинают грузить его нейролептиками и транквилизаторами. И пьет он их всю оставшуюся жизнь, заглушая свою симптоматику. Типа – лечится и даже выздоравливает, то есть слегка компенсируется. Ты обрати внимание на то, насколько психиатры не любят снимать или менять однажды поставленные диагнозы. Даже если этот высосанный из пальца диагноз идет вразрез с объективными данными, они все рано с завидным упрямством будут стоять на своем. Сдохнут, но неправоту свою не признают! Да и какая там может быть правота – вся эта, с позволения сказать, «наука» высосана из пальца. Мне еще во время практических занятий смешно было наблюдать их вечную полемику по поводу диагнозов. Какая, к собачьей матери, разница, чем именно по их классификации болен пациент, если лечение всегда одно и то же – аминазин с галоперидолом? Ну, еще трифтазин и сонапакс. О чем тут вообще можно разговаривать – я не понимаю! Искренне недоумеваю – как вообще можно работать психиатром? Это же чистейшей воды шаманство!
Данилов тогда, помнится, посмеивался над горячностью друга. У него и в мыслях не было, что когда-нибудь, причем довольно скоро, он, Владимир Данилов, совершенно нормальный человек с совершенно нормальной наследственностью, ведущий совершенно нормальный образ жизни, вдруг ни с того ни с сего окажется пациентом психиатрической клиники. Поистине – от тюрьмы, от сумы да от дурдома не зарекайся!
С психиатрией у Полянского и его семьи были личные счеты. Когда-то, еще при социализме, в психушке долго, несколько лет, продержали двоюродного брата его матери, выступавшего с критикой социалистического строя. Существовал в ту пору восхитительный и совершенно универсальный диагноз «вялотекущая шизофрения», который можно было спокойно «прилепить» каждому и любому. В современной международной классификации болезней такой диагноз отсутствует, но в России его кое-где больному еще могут поставить. По старой, так сказать, памяти.
Четвертым соседом по палате стал Славик, тридцатилетний «бомбила», имевший за плечами два «срока» стационарного лечения, но в других больницах.
Славика уже лет пять преследовали соседи по дому, которым приглянулась его однокомнатная квартира. Соседи обложили свою жертву со всех сторон – наставили по квартире скрытых камер, рассовали подслушивающие устройства и даже подключили к вентиляции трубы, по которым время от времени подавали усыпляющий газ.
– Я засну, а они приходят, отпирают дверь своими ключами и начинают обыскивать квартиру… – От пережитых волнений Славик начисто облысел и выглядел лет на двадцать старше. – Заглядывают повсюду, даже пол вскрывают…
– Зачем? – спросил Данилов.
Палата коротала время в ожидании ежедневного обхода.
– Как зачем? – Славик оглянулся на дверь, словно соседи могли прятаться за ней. – Ищут завещание. Ведь я могу составить завещание? Могу! И тогда квартира уплывет из их рук. А они этого допустить не могут, потому что тогда все придется начинать заново…
Злоумышленники терроризировали Славика не только дома, но и во время работы – подсаживались к нему под видом пассажиров и начинали запугивать.
– Один такой тормознул меня на Варшавке и говорит: «На улицу Вишневского за тысячу доедем?» Я согласился. Сначала все было нормально, ехали, о бабах разговаривали. А потом, когда на светофоре встали, он говорит: «Вон в той башне дед жил на первом этаже, так его за квартиру зарезали. Очень опасно сейчас квартиру в Москве иметь. Лучше уж дом в деревне». Пришлось его там же и высадить. Не люблю, когда мне угрожают… А другой сел на Павелецкой площади, все продумано, как будто только в Москву приехал, даже сумку спортивную газетами набил, и спрашивает: «Не сдает ли кто из знакомых однокомнатную квартиру на длительный срок?» А у самого на лбу написано, что он агент!
– Чей? – спросил Данилов и наткнулся на осуждающе-недоуменные взгляды всех троих соседей.
«Разве непонятно, чей он агент? – читалось во взглядах. – Конечно же соседский!»
– Тебе жениться надо. – Юра поспешил сгладить хорошим советом неловкость, вызванную дурацким вопросом Данилова. – Вдвоем легче.
– Жениться трудно, – вздохнул Славик. – Надо быть точно уверенным в человеке, на все сто, а как ей в душу заглянуть? Ведь они могут подставить мне какую-нибудь приезжую проститутку, я на ней женюсь, а она меня в первую же ночь отправит на тот свет и останется при квартире! Если они захотят – они это сделают!
Славик рассказал, что в последнее время он, устав от психологического давления, почти не выходил из дома, разве что в ближайший продуктовый магазин.
– Проел почти всю заначку, но все без толку – когда им было надо, они пускали газ, и я тут же засыпал… Представляете, когда они поняли, что по-хорошему я не съеду, они заминировали мне унитаз! Я захожу утром, а крышка на бачке лежит не так, как обычно. Ну, думаю, все ясно – только тронь, и взорвется! Так я больше в туалет и не заходил, на балконе все дела делал…
– Шизофрения – это расщепление разума, – ни с того ни с сего сказал Миша.
– Это у тебя шизофрения! – огрызнулся Славик. – А у меня крупные проблемы.
Миша не стал спорить.
Скорее всего, именно превращение балкона в туалет и послужило поводом для госпитализации, на которую уставший от длительной борьбы Славик согласился с радостью.
– Во-первых, сюда они не сунутся, – объяснял он, продолжая тем не менее то и дело оглядываться на дверь. – Во-вторых, пока я здесь – у меня алиби.
– Какое? – спросил Юра.
– Настоящее, – коротко ответил Славик и поджал губы, давая понять, что комментариев не будет, но не выдержал и продолжил: – Я вот хочу попросить доктора, чтобы на ночь меня в смирительную рубашку одевали…
