Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы

Теперь в доме, во всяком случае в той его части, где она лежала, было тихо. Она услышала, как мужской голос крикнул кому-то: «До свидания!» Она увидела, что на стене рядом с картиной, изображавшей маленькую девочку-голландку, висело несколько пальмовых ветвей, сохранившихся от вербного воскресенья, и все же она надеялась, что это не дом священника. Потом она услышала, что в нижнем холле зазвонил телефон и кто-то стал кричать:

— Алло, Мейбл! Может быть, я сегодня не приду. Нет, она мне еще не заплатила. У нее нет денег. Они получают деньги только от Гоноры. У нее нет денег. Нет, я не могу больше занять под мою страховку. Говорю тебе, говорю тебе: я оставила их в дураках, уже не раз оставляла. Мне самой нужны туфли, чтобы по пятьдесят раз в день бегать вверх и вниз по лестнице. У них в доме появился новый человек. Ты слышала о катастрофе? Прошлой ночью здесь случилась катастрофа. Машину занесло, и мужчина погиб. Ужасно. С ним была Девушка, и ее принесли сюда, она и сейчас тут. Я потом тебе расскажу. Я говорю — потом тебе расскажу. Она теперь тут, и у меня работы от этого прибавилось. Как Чарли? Что у вас сегодня на ужин? Не подавай ветчинного хлеба, его вам не хватит. Я говорю — не подавай ветчинного хлеба. Открой коробку лосося и приготовь Чарли салат повкусней. Ветчинного хлеба не хватит. Я ж тебе только что сказала. Открой коробку лосося и купи какие-нибудь булочки повкуснее. На сладкое спеки ему пирог. Они получили хорошие яблоки для пирогов. Сходи в лавку Титусов, купи яблок для пирогов, они получили массу яблок для пирогов, я видела их третьего дня, в лавке Титусов получили яблоки для пирогов. У него все еще запор? Они получили яблоки для пирогов, и спеки ему яблочный пирог. Делай, как я говорю. О катастрофе расскажу, когда увидимся. Сколько пробудет здесь девушка, не знаю. Не знаю. Теперь мне надо стелить постели. До свидания.

После этого в доме снова стало тихо, а затем Розали услышала чьи-то шаги по лестнице и приятный звон тарелок на подносе. Она вынула изо рта сигарету.

— Доброе утро, — сказала миссис Уопшот. — Доброе утро, Розали. Я буду называть вас Розали. Мы здесь ведем себя без церемоний.

— Доброе утро.

— Прежде всего скажите-ка мне, как позвонить вашим родителям. Они, конечно, беспокоятся. Хотя что я говорю? С этим можно повременить. Прежде всего я хочу, чтобы вы хорошенько позавтракали. Дайте я поправлю вам подушки.

— О, я страшно боюсь, что не смогу проглотить ни кусочка, — сказала девушка. — Это страшно мило с вашей стороны, но я просто не смогу.

— Но ведь вы не должны съесть все, что на подносе, — ласково сказала миссис Уопшот. — Вы должны съесть только что-нибудь. Почему бы вам не попытаться съесть яйца? Это все, что вам, нужно съесть; но яйца съесть вы должны.

Тут девушка заплакала. Она отвернулась, положив голову на подушку, и стала смотреть в угол комнаты, где увидела, должно быть, высокую горную цепь — таким отсутствующим и надрывающим сердце был ее взгляд. Слезы текли по ее щекам.

— О, простите, — сказала миссис Уопшот, — пожалуйста, простите. Наверное, вы были помолвлены с ним. Наверно…

— Дело не в этом, — всхлипывая, сказала девушка. — Я это из-за яиц. Я терпеть не могу яиц. Когда я жила дома, меня заставляли есть яйца, и если я не съедала яйца на завтрак, тогда я должна была съесть их в обед. Я хочу сказать — все, что я должна была, но не могла съесть, всегда просто оставляли мне на обед, а яйца были отвратительные.

— Ну что ж, может быть, вы скажете, что бы вы хотели на завтрак? спросила миссис Уопшот.

— Я с удовольствием съела бы немного арахисового масла. Не можете ли вы дать мне бутерброд с арахисовым маслом и стакан молока?..

— Что ж, думаю, это вполне возможно, — сказала миссис Уопшот; захватив поднос и улыбаясь, она вышла из комнаты и спустилась по лестнице.

Она не обиделась на то, что к приготовленному ею завтраку отнеслись с пренебрежением, и была счастлива, что девушка у нее в доме, так как, в сущности, она была одинокой женщиной, которая радовалась любому обществу. Она мечтала иметь дочь, страстно мечтала, маленькую девочку, которая снежными вечерами сидела бы у нее на коленях, училась бы шить и печь на кухне сахарное печенье. Когда она делала бутерброд для Розали, ей казалось, что мечта ее жизни стала явью, что знакомство с чужой девушкой доставит ей много радости. Они будут вместе собирать чернику, совершать длинные прогулки по берегу реки, а по воскресеньям сидеть рядом на церковной скамье. Когда она снова пришла наверх с бутербродом, Розали сказала, что хочет встать. Миссис Уопшот возражала, но в просьбе Розали был некоторый резон.

— Я почувствую себя гораздо лучше, если вы разрешите мне встать, прогуляться и посидеть на солнце, только почувствовать, как греет солнце.

После завтрака Розали оделась и спустилась к миссис Уопшот в сад, где стояли старые шезлонги.

— Как приятно погреться на солнышке, — сказала она, засучивая рукава платья и откидывая голову.

— Теперь скажите мне, как позвонить вашим родителям, — попросила Сара.

— Я вовсе не хочу звонить им сегодня, — сказала девушка. — Может быть, завтра. Видите ли, они всегда начинают волноваться, когда у меня какие-нибудь неприятности. Я так не люблю беспокоить их, когда у меня неприятности. Они захотят, чтоб я приехала домой, ну и все такое. Видите ли, мой папа — священник, точнее, приходский священник, я имею в виду, он всю неделю с утра до ночи пропадает в церкви, и все такое.

— Мы здесь принадлежим к евангелической церкви, — сказала миссис Уопшот, — но мне известно немало людей, которые хотели бы перемен.

— Он, решительно, самый нервный человек, какого я знаю, — продолжала Розали. — Мой отец. Он все время чешет себе живот. Это нервное заболевание. У большинства мужчин рубашки изнашиваются, вероятно, у воротника, а папины рубашки изнашиваются там, где он чешется.

— О, мне кажется, вы должны позвонить им, — сказала миссис Уопшот.

— Это все потому, что у меня неприятности. Они все время считают, что я устраиваю им неприятности. Однажды я поехала в лагерь, в Аннаматопойзете, и у меня был свитер, с буквой «В» на нем, за то, что я была такой великолепной туристкой; и когда папа увидел это, он сказал, что, по его мнению, «В» означает не второй разряд, а вечные неприятности. Я просто не хочу их беспокоить.

— Это вряд ли правильно.

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо. — Розали закусила губу: вот-вот заплачет, и миссис Уопшот быстро переменила разговор.

— Понюхайте пионы, — сказала она. — Я люблю запах пионов, они уже почти отцвели.

— Как приятно греться на солнце.

— Вы где-нибудь работаете? — спросила миссис Уопшот.

— Да как вам сказать? Я посещала школу секретарей, — ответила Розали.

— Вы собирались быть секретаршей?

— Как вам сказать? Нет, я не хотела быть секретаршей. Я хотела быть художником или психологом, но вначале я училась в аллендейлской школе и терпеть не могла школьного куратора, так что ничего выбрать не сумела. Дело в том, что он все время дотрагивался до меня и мял мой воротничок — и разговаривать с ним было совершенно невыносимо.

— И тогда вы поступили в школу секретарей?

— Как вам сказать? Сначала я поехала в Европу. Прошлым летом я еще с несколькими девушками поехала в Европу.

— Вам понравилось?

— Вы имеете в виду Европу?

— Да.

— О, по-моему, там было чудесно. По правде говоря, кое в чем я разочаровалась, например в Стратфорде. По правде говоря, это просто обыкновенный маленький городишко. И мне совершенно не понравился Лондон, зато я пришла в восхищение от Голландии и всех тамошних чудесных человечков. Это было страшно забавно.

— Не нужно ли вам позвонить в школу секретарей, в которой вы учитесь, и сказать, где вы сейчас находитесь?

— О нет, — ответила Розали. — В прошлом месяце меня исключили. Я завалила экзамены. Я знала весь материал и вообще все, но не знала слов. Единственные слова, что я знаю, — это слова вроде «божественный»; конечно, на экзаменах они не употребляют таких слов, и я никогда не могла понять, о чем меня спрашивают. Я хотела бы знать больше слов.

— Понимаю, — сказала миссис Уопшот.

Если бы Розали досказала остальную часть своей истории, то она бы звучала примерно так: по правде говоря, подрастая, я как будто только и слышала разговоры о сексе. По правде говоря, все убеждали меня, что это просто чудесно и докончит со всеми моими проблемами, и одиночеством, и всем остальным, а потому я, само собой понятно, предвкушала это; и вот, когда я была в Аллендейле, я пошла на танцы с одним миленьким мальчиком, и мы сделали это, но от этого я не перестала чувствовать себя одинокой, потому что я всегда была очень одинока, и мы все продолжали и продолжали делать это, потому что я все думала, что это поможет мне избавиться от чувства одиночества, а потом я забеременела, и это, конечно, было ужасно, так как мой папа — священник, такой добродетельный и такой известный; они чуть не умерли, когда узнали, и отправили меня в то место, где у меня родился прелестный ребеночек, хотя они всем сказали, что мне сделали операцию носа; а потом они послали меня в Европу с той старой дамой.