Дмитрий Глуховский - Рассказы о Родине
«Давайте заглянем внутрь воздушного шара!» — предложил корреспондент, и публика действительно увидела разрез шара, отрисованный при помощи компьютерной графики.
«Шары изготавливаются из сверхпрочной синтетической парусины с особым конденсирующим покрытием на внутренней поверхности. Из материала, который требуется для производства одного шара, можно было бы пошить рейтузы для всего населения Лихтенштейна!» — гордо отметил корреспондент.
«Когда шары готовы, на сверхмощных тягачах они вывозятся к месту постоянного развертывания. Здесь их поднимают в воздух при помощи нескольких вертолетов Ми-26 и надевают на огромные держащие рамы. Все рамы сооружаются так, чтобы позволить шарам как можно более эффективно захватывать воздушные потоки, идущие с запада. Всего через несколько минут шары уже наполняются воздухом…»
— Красавец… — полувнятно шепнул Внутренний Голос, когда по экрану поплыл могучий, окрашенный в державный триколор шар с надписью «Петр Великий».
«Под действием западного ветра на внутренних стенках шаров постоянно образуется денежный конденсат. Естественным образом он стекает вниз — к воронке, которая ведет к сверхгибкой гофрированной трубе. Эти трубы уходят к самой земле, где денежный конденсат собирается в сверхвместительных приемниках-сборниках. В них конденсат преобразуется уже в пачки банкнот. Последнеее достижение воздухопрома — производство из конденсата новых пятитысячных купюр. Именно отсюда деньги попадают в Центробанк, в бюджет Российской федерации, на фондовый рынок, в государственные и частные банки, и, наконец, через кредиты или зарплаты — в карманы граждан».
Вся студия, будто на сеансе Вольфа Мессинга, зачарованно уставилась на экран. У некоторых зрителей непроизвольно сжимались пальцы. Кое-кто даже рефлекторно сглатывал.
И вдруг один из титанических воздушных шаров начал сдуваться!
«Но что, если наше благосостояние не вечно?!» — каркнул корреспондент. Публика в ужасе охнула и принялась растерянно перешептываться.
Богов усмехнулся, довольный произведенным эффектом.
— Вот сейчас было на грани, — произнес Внутренний Голос.
— Слово Борису Немцову! — громыхнул Богов.
В полурасстегнутой льняной рубашке, загорелый и отдохнувший, Немцов подвернул штанины и сделал осторожный шаг вперед.
— Сегодня в стране построены и действуют около двадцати тысяч воздушных шаров, — начал он издалека.
— Двадцать три тысячи девятьсот тринадцать, — вставил Богов.
— Сука, принижает наши успехи, — прошипел Внутренний Голос.
— И все они развернуты на запад, — сказал Немцов, брезгливо вступая в грязь.
— А вам-то чем запад не угодил? — широко шагнул вперед Жириновский, сразу провалившись в болото по колено. — Я думал, вы их любите…
— Причем здесь это? — Немцов засучил рукава и принялся кружить вокруг Жириновского. — Разговор ведь не о обо мне… Это государственный вопрос…
— Да потому что вы продались давно! Потому что вам заплатили, чтобы вы смуту сеяли! Однозначно! — Жириновский бросился вперед, головой ударил Немцова в живот, и тот, крякнув, осел.
— Позвольте… Но почему… — Немцов поднялся, отряхнулся, — почему у нас строят все ловушки для ветра, все воздушные шары только лицом к западу? Почему такая непредусмотрительность?
— А куда их еще строить? Ветер во все времена дул с запада на восток, приходится признать, — Жириновский подобрался поближе. — У вас что, лишние средства есть, во все стороны рамы строить? А вы поделитесь с государством! У вас вот дача в Антибе, давайте, продайте ее! У вас дети в Майями отдыхают! Чтобы вербоваться удобнее! Подонок! — Жириновский изловчился и швырнул горсть грязи Немцову в глаза.
— Дорогие телезрители! Вы можете поддержать одного из наших героев, позвонив по телефонам, которые сейчас высвечены на ваших экранах. Вы платите только за телефонный разговор с Доминиканской республикой! И пока… Пока с отрывом в тридцать процентов лидирует Владимир Жириновский, — глянул прямо в камеру Богов.
— Но вдруг ветер однажды переменится?.. — робко предположил Немцов, прокашливаясь и снова поднимаясь с колен. — Вдруг однажды он подует с востока? Эти рамы… Эти ловушки для ветра… Их можно было бы хотя бы сделать подвижными… На шарнирчиках там… Чтобы поворачивать вслед за ветром…
— Сейчас пора бы сбалансировать либеральную истерику, — подсказал Богову Внутренний Голос.
— За всю историю наблюдений в последние десять лет такого не было! — встрял Богов.
Но инициативу перехватил Жириновский — наверное, у него имелся собственный Внутренний Голос, и он тоже призывал к действию.
— Да что вы нас пугаете?! Что вы народ пугаете? Нас не запугать! У нас пенсии во как растут! У нас военные квартиры получают! У нас медицина! У нас космос! Балет! Нанотехнологии! Мы народ, победивший фашизм! — удар за ударом уминая нос Немцова, перешел в решающее наступление Владимир Вольфович.
— Но почему…
— Брейк! И у нас вопрос участникам схватки от одного из судей! — Богов знал, что слишком быстрое поражение обернется низким рейтингом. — Слово поэту Игорю Перепелкину.
Перепелкин, худой и сломленный, скверно одетый, с эполетами из перхоти на костлявых плечах, поднялся со своего места. Обычно он был подавлен, выглядел как алкоголик и сильно заикался, поэтому его часто звали защищать либеральные ценности в политические ток-шоу.
Но сейчас Перепелкин держался непривычно уверенно и почти не горбился. Богов насторожился, опасаясь провокации.
— А… А… Ска-а-… Ска-а-жите. А если ветер во… вообще сти… стихнет? — с искренним интересом спросил он.
— Так… Готовимся уводить студию… На резерве две серии «Ментовских войн»… — окреп и стал раздавать приказы Внутренний Голос.
Понимая, что вот-вот случится непоправимое, Богов, не прислушиваясь к нему больше, сам перешел в наступление.
— Да что вы говорите такое? Ветер в нашей стране дул всегда!
— Еще до Петра Великого, до Ивана Грозного, со времен основания государства Российского деньги тут делались из воздуха! — поддержал его Жириновский. — Говорить, что ветер однажды иссякнет, может только вредитель! Только трус! — он разбежался, оттолкнулся от ограждения и с лету заехал Немцову локтем в лицо.
— Погодите с сериалом, — смилостивился Внутренний Голос.
— Воздуху, как основе благосостояния нашего государства и нашего народа нет замены! — Богов, увлекшись, сам перелез за ограждение, и побежал к сжавшемуся Немцову.
— А я-то что? Я ничего и не говорил… — тот прятал голову в руках, пытаясь защитить от ударов лицо.
— Ветер дул, ветер дует, ветер будет дуть всегда! — Жириновский сел на Немцова сверху и принялся топить его в грязи. — А такие наймиты, такие враги народа как вы просто мутят воду, потому что надеются однажды сами оседлать наши воздушные шары…
— По итогам зрительского голосования победил Владимир Вольфович Жириновский! — Богов схватил Жириновского за пятерню со сбитыми в кровь костяшками. — Борису Немцову засчитывается поражение! — он пнул ойкнувшего политика.
— Еще поживешь, — шепнул ему Внутренний Голос.
— Спасибо вам! — крикнул Богов. — Спасибо всем, кто смотрел эту передачу! Воздуха хватит на всех! Дышите глубже!
— Всем спасибо! — прогундосил на всю студию режиссер. — Эфир окончен.
Богов, изможденный, но абсолютно счастливый, присел на краешек ринга и закурил. Подошел Иванов, ласково потрепал его по загривку.
— Двенадцать с половиной процентов. Доля тридцать. Пятьдесят тысяч звонков в Доминиканскую республику, твой интерес учтен.
Богов устало улыбнулся, развел руками.
— Слышь, Владимир Петрович, че-то он не дышит, — рабочий попинал лежащего лицом в грязи Немцова.
— Черт, увлеклись… — Богов почесал в затылке. — Но зато какие цифры… — он зажмурился и затянулся глубоко, как после оргазма.
* * *«Прослушайте прогноз погоды на завтра, 1 июня 2008 года. В Москве будет солнечно, температура — днем плюс двадцать, ночью плюс пятнадцать градусов. На всей территории России завтра будет дуть сильный западный ветер. Ветер будет дуть и всю неделю…»
— Ветер теперь будет дуть всегда, — подмигнул себе в зеркало заднего вида Богов и переключил радио на музыку.
Благое дело
— Ничтожество! — взвизгнула Наташка.
Антон машинально пригнулся. После трех сорокапятидневных командировок в Чечню опасность он чувствовал спиной: тело реагировало независимо от сознания, с солидным опережением.
Граненый стакан ударил в стену прямо над его головой, взорвался стеклянной крошкой, хлестнул Антона по щекам и градом осыпался на пол. Антон разогнулся, стряхнул стекло с лаконичного мужского бутерброда — докторская на бородинском — и непоколебимо харкнул.
