Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака
Немногие иракцы были знакомы с высокопоставленными чиновниками, но тогда Майада мало думала об этом, потому что ее родители, бабушки и дедушки непринужденно общались с ведущими мировыми политиками.
Впрочем, их отношения с доктором Фадилем были довольно необычными. Он стал другом семьи, хотя Сальва, мать Майады, никогда не приглашала его занять это место. Доктор Фадиль был писателем, и однажды он нанес им визит, чтобы попросить разрешение просмотреть книги и документы, принадлежавшие Сати аль-Хусри, знаменитому дедушке Майады со стороны матери. Семья Майады не возражала, потому что многие арабские писатели часто ссылались на его сочинения. С тех пор доктор Фадиль стал частым гостем в их доме.
В тот судьбоносный день доктор Фадиль не стал, как обычно, расточать любезности.
— Салам служит в Багдаде?
Майада немного удивилась, что он беспокоится о безопасности ее мужа. Доктор Фадиль никогда не одобрял ее выбор, потому что Салам происходил из известной семьи феодалов. Его отец владел рабами до 1960 года, а революционер-баасист, которым являлся доктор Фадиль, разумеется, избегал бывших рабовладельцев. Тем не менее его близкие отношения с семьей не прекратились, и он подарил Майаде на свадьбу дорогое ювелирное украшение.
— Нет, он служит в Аль-Махавил, — ответила Майада. Это военная база на юге Ирака. Майада почувствовала, что страну ожидают опасные события, и спросила Фадиля, что происходит.
Он злобно прошептал:
— Твой герой с фотографии пошел на нас войной.
Она сразу поняла, кого он имеет в виду. Хотя момент был серьезный, она чуть не рассмеялась, когда он упомянул о «герое с фотографии». Ее позабавило, что глупый и незначительный случай так разозлил человека, который считал себя близким другом семьи.
Это произошло после ее помолвки. В 1979 году рядом с багдадским университетом Аль-Мустансирия состоялись студенческие выступления. Взорвалось несколько бомб: два студента было убито, множество ранено. После бомбежки демонстранты прошли от университета к кладбищу Баб Аль-Муаадам, где убитых студентов похоронили. Демонстрация, которую возглавляли двое министров, проследовала по всему городу и приблизилась к главной улице, где находился дом ее матери. Район патрулировали многочисленные полицейские машины, агенты тайной полиции и разведки. Когда студенты прошли мимо их особняка, в процессию бросили две ручные гранаты. Консульство Ирана располагалось по соседству, и тайная полиция предположила, что агрессивные действия исходили оттуда.
Семья Майады жила в прекрасном доме с большими балконами. В ее спальне была большая веранда, которая выходила в сад. Оттуда было видно консульство. Полицейские прошли через спальню на балкон, откуда планировали стрелять по дому иранского посла.
Несколько недель назад Майада вырезала и приклеила на стену яркую фотографию аятоллы Хомейни. Суровый религиозный деятель в черном тюрбане стоял перед кустом фуксии.
Когда агенты тайной полиции ворвались в спальню и увидели фотографию врага, они так изумились, что забыли о том, что сражаются с опасными бунтовщиками. Вместо этого они поспешили объявить властям о предательстве Майады. В тот день иранцам удалось избежать града пуль, потому что молодая девушка повесила на стену фотографию шиитского религиозного деятеля Хомейни. Меньшинство, составлявшее суннитское правительство, сочло этот поступок предательством. Но Майада была слишком молода и самоуверенна. Она не верила, что у нее могут возникнуть серьезные проблемы из-за того, что она повесила на стену какую-то фотографию.
Когда об этом рассказали доктору Фадилю, он тут же позвонил ей. Ледяным тоном он известил ее о том, что заедет к ним домой в десять часов вечера, и добавил, чтобы она не выставляла свою драгоценную шкатулку напоказ. Она сразу поняла, на что он намекает. Когда иракец хочет выразить презрение, он говорит противоположное, и хотя доктор Фадиль назвал Хомейни «драгоценной шкатулкой», это означало, что его враг — жалкий кусок дерьма.
Доктор Фадиль оказался человеком слова. Он приехал ровно в десять часов. И хотя его лицо было спокойным, он держался очень холодно. Он взирал на Майаду с высоты своего роста, и она заметила, что его левый глаз меньше правого. Впервые в жизни она осознала, что доктор Фадиль не был тем добрым человеком, которым казался. Он сжал губы, попросил Сальву, мать Майады, налить ему виски, сделал большой глоток и только потом посмотрел на Майаду.
Человек, столь близкий к Саддаму, в иерархии иракского правительства обладал огромной властью. Он мог раздавить ее, как насекомое, но, выпив виски, Фадиль немного расслабился и стал, словно школьный учитель, читать лекцию об их соседях-иранцах. Обдумывая свои слова, он повертел бокал в пальцах и сказал:
— Жаль, что ты не видела Хомейни, когда его депортировали из Ирана. Он много лет жил в Ираке, как почетный изгнанник, однако Саддам попросил его поговорить с шиитами, что бы те перестали поддерживать шаха, который, между прочим, пытался свергнуть наше правительство. Он отказался.
Мягкий доктор Фадиль удивил Майаду и ее мать неожиданной вспышкой:
— У этого перса кости набиты дерьмом!
Очевидно, он пытался взять себя в руки. Фадиль откашлялся и более тихим голосом произнес:
— Он прикрывается красивыми словами, а сам помогает империалистам!
Майада тогда была наивной. Она верила, что никто не причинит ей вреда, и с трудом сдерживала смех. Однако доктор Фадиль едва сдерживался. Он прикрыл глаза, скрывая гнев, а оливковая кожа покраснела от раздражения. Майада набралась смелости и сказала:
— Я думала, что партия «Баас» выступает за демократию. Если так, то почему я не могу повесить на стену фотографию врага? У меня должно быть право вешать в своей спальне все, что заблагорассудится. — Она перевела дыхание и увидела, что доктор Фадиль посуровел. Она попыталась разрядить обстановку, весело добавив: — Мне понравился контраст между черным и розовым. — Майада рассмеялась. — Все дело в цветах, а не в Хомейни.
Доктора Фадиля ее слова взбесили; он закричал, что истинный араб не может поклоняться персидским ублюдкам. Но мать Майады была мудрой женщиной, она умела обращаться с мужчинами. Сальва налила ему еще виски и промурлыкала:
— Как я благодарна вам за то, что вы пришли, чтобы наставлять мою дочь! Ведь у нее, как вы знаете, нет отца.
Майада сильно разозлилась на мать. Ей было противно думать, что другой мужчина сочтет себя достойным занять место ее отца Низара аль-Аскари.
Она очень его любила. 2 марта 1974 года, когда он умер после долгой борьбы с раком, был самым печальным днем в ее жизни. Она до сих пор старалась не думать об этом. Стоило ей вспомнить о страданиях отца, как печаль, словно темнота, распространялась по ее телу, и она буквально заболевала. Отец окружал нежной мужской любовью трех самых дорогих ему женщин — жену Сальву и двух дочерей, Майаду и Абдию. Во время последнего разговора с девочками он сокрушался о том, что скоро умрет и оставит их сиротами, без отцовского попечения. Дрожа всем телом, Низар сказал Сальве, что оставил деньги в Ливанском банке для того, чтобы Майада поступила на медицинский факультет Американского университета в Бейруте, а Абдия пусть последует ее примеру. Он посмотрел на младшую дочь и назвал ее «котенком», подчеркнув, что образование должно стать главной целью ее жизни. Вполне понятно, почему отец так заботился об образовании, ведь он сам был интеллектуалом. Он изучал экономику в Американском университете в Бейруте, а затем в Королевском колледже в Кембридже. Его преподавателем был знаменитый экономист Джон Мейнард Кейнс.
Слова матери все еще звучали у нее в ушах. Вдруг Майада почувствовала приступ ненависти к доктору Фадилю: ведь он жил, а отец умер. Она знала, что думать так грешно, потому что только Бог может решать, кому жить, кому нет. Она слушала, как мать задабривала его льстивыми речами, но размышляла о том, что жестокого человека долго сдерживать невозможно. Впервые в жизни она поняла, что доктору Фадилю была свойственна беспощадность, о которой они с матерью раньше и не подозревали. Майада вспомнила, как реагировали другие иракцы, когда она говорила, что знакома с ним. Их глаза становились непроницаемыми, и они отводили взгляд в сторону, вспоминая вдруг о неотложных делах. Другие, напротив, начинали разговаривать с ней с церемонностью, которой она вовсе не заслуживала, просили вмешаться и помочь им получить работу или участок земли.
Она хотела спросить его, почему иракцы так трепещут при звуках его имени, но мать сильно ущипнула ее за руку и предостерегающе посмотрела на нее.
Очевидно, доктору Фадилю понравилась идея о том, что он будет наставлять внучку легендарного Сати аль-Хусри. Он улыбнулся, выпил еще немного виски, шутливо поддразнил мать Майады, упомянув о непослушных детях. Стоя на пороге, он заявил, что если бы не его вмешательство, вся семья надолго оказалась бы в тюрьме из-за «героя с фотографии». В полночь он наконец ушел, и Майада нехотя признала, что мать гениально разрешила неприятную ситуацию.
