Александр Смоленский - Заложник
– Начнем с самого бесспорного. Возраст: примерно двадцать пять – тридцать лет. Что же это нам дает?
Дмитрий отыскал среди бумаг, лежавших стопкой на столе, ответ на свой запрос из паспортно-визовой службы МВД двухнедельной давности. Пробежав глазами по длинным столбцам цифр, он нашел, что искал, и широким мазком фломастера отчеркнул на странице серии и номера паспортов, выданных между 1990–1995 годами.
Именно в этот период человек, за которым гонялись оперативники Попова, должен был получать паспорт. Затем ввел новые параметры в соответствующие данные программы, где уже находились вычлененные из «Сирены» сведения о паспортах пассажиров, зафиксированные при покупке авиабилетов, и, откинувшись на стуле, замер в ожидании, пока компьютер выдал свой вердикт.
В какой-то момент Дмитрий провалился в сон. И в этом скоротечном сне ему приснилось, что он лично участвует в задержании «майора ФСО», за которым долгих два месяца гонялся по всей Москве, а настиг в Шереметьеве-2, у служебного входа в таможню, в правом крыле здания.
Вороненые пистолеты, в том числе и табельное оружие Дмитрия, нацелились в его мощную спортивную грудь, заставив поднять руки над головой. Жест, во всем мире означающий то ли «Сдаюсь», то ли «Не ждите от меня плохого».
Дмитрия переполняли нешуточные эмоции.
Во-первых, сбылась мечта лично участвовать в операции по захвату – делать то, что не раз видел в сериалах, в одиночестве прихлебывая на диване остывший сладкий чай.
Вот он выхватывает из-за пояса пистолет.
Вот он кричит: «Стой, стреляю без предупреждения!» Вот она, жизнь! А не какая-то рутинная работа аналитика, где самый для него решительный жест – сгрести со стола ворох разом оказавшихся ненужными бумаг и в гневе швырнуть их на пол, а потом, чтобы уборщица не застыдила, ползать на коленях и собирать каждую бумажку в отдельности, чтобы следующим решительным действием отправить все в шредер.
Он что-то прокричал во сне. И от собственного голоса, испуганно дернувшись на стуле, проснулся.
На выцветшем бело-голубом мониторе зафиксировалось ни много ни мало 109 фамилий. Ничего не говорящих фамилий и инициалов молодых людей, слетавших с 18 по 25 октября неизвестно зачем на Колыму и обратно.
И среди них наверняка был только что схваченный им в Шереметьеве «майор». Схваченный, как оказалось, увы, лишь во сне.
«Вот бы ребята погоготали вдоволь, расскажи я им сон», – хмыкнул Мальцев и, определенно сам не лишенный чувства юмора, мысленно и с удовольствием посмеялся с ними вместе.
Первое, что осмысленно пришло ему в голову, как ни странно, была непонятная сентенция о том, что во всем, что происходит с человеком, присутствует сакраментальная возможность риска. Даже во сне, который, казалось бы, можешь смотреть только лишь ты сам. Ведь никто другой не может заглянуть в твой сон.
А вдруг тебя во сне убьют?
Дмитрий похолодел от этой неожиданной мысли. «Наверное, я все-таки здорово переутомился. Мама не одобрила бы».
Мальцев не был верующим человеком, но, возможно, поверил бы в Бога, если б узнал, что его сон в дальнейшем повторится наяву. Но финал окажется совсем другим.
– Хватит нытья и фантазий. Что дальше? – вновь заговорил он сам с собой, сбрасывая файл со списком из ста девяти фамилий на дискету. На сегодня в этой выделенной ему администрацией аэропорта комнате делать было нечего.
Мальцев сел в последнюю электричку, отправлявшуюся из Домодедова на Павелецкий вокзал, и через пятьдесят минут уже был дома.
В полдень, отлично выспавшись и приведя себя в порядок, он появился на Лубянке и, не заходя к себе, сразу отправился в информационный отдел. В силу своего статуса Мальцев имел самый широкий доступ ко всему, что хранил здешний компьютер. Достаточно ввести свой персональный идентификационный номер, и доступ к файлам свободен.
Первое поверхностное секвестрирование – например, семь женщин, еще сразу 11 фамилий, на поверку оказавшихся музыкальной группой, летевших туда и обратно одним рейсом и, судя по дополнительной информации, давших в городах Дальнего Востока несколько концертов.
Кстати, столкнувшись с музыкантами, Мальцев понял, что в первоначальном списке оказалась довольно серьезная ошибка. Механически локализовав его датами с восемнадцатого по двадцать пятое, он, как в случае с музыкантами, обнаружил, что в его списке почти добрая половина пассажиров прилетела после двадцатого октября и улетела до двадцать пятого. Между тем воровство в квартире произошло как раз между восемнадцатым и двадцатым.
Таким образом, список сразу «усох» до сорока семи человек.
– Уже легче, – обрадовался аналитик.
Он сразу вспомнил знаменитый безобидный анекдот про майора Пронина, который по любому поводу любили рассказывать ветераны службы:
«Оперативник докладывает майору, склонившемуся над картой страны:
– Спичка найдена в Рязани. Окурок с характерным прикусом – на Казанском вокзале.
– Любопытно, – говорит майор Пронин. – А где нашли пачку от «Примы»?
– Выброшена из электрички на перегоне этой ветки.
– Что ж, круг сужается. Будем брать преступника в Малаховке».
– А мы где будем брать нашего майора? – засмеялся Дмитрий. – Извечный вопрос нашего брата: что, где, когда?
После некоторых раздумий он отсеял из списка еще двенадцать человек. Четверо по развернутым паспортным данным оказались жителями Смоленска, Ярославля, Ростова и Ставрополя. Скорее всего, транзитники. Еще трое – таким же макаром, через Москву, добирались туда и обратно из Калининграда.
Пятеро в списке оказались курьерами правительственной фельдслужбы, как выяснилось после короткой проверки, планово перевозившими грузы и корреспонденцию.
Еще один пассажир – это «открытие» вновь развеселило аналитика – оказался членом той самой следственной бригады Смирнягина, вылетевшим на Дальний Восток в день убийства губернатора и через три дня отозванный Генпрокуратурой.
В итоге в списке осталось тридцать четыре фамилии, обладатели которых были молоды, практически все зарегистрированы в Москве. Без двух карт – колода. Выбирай любую.
К вечеру Дмитрий сформулировал оперативникам группы новую «вводную», которая сводилась к установке визуального контакта с обладателями этих фамилий, идентификации внешности, совпадающей с имеющимися данными предварительной разработки, сбору данных о контактах людей из списка, об их московской работе, целях поездки в регион и прочей информации, способной вывести на «майора ФСО».
Глава 3
После возвращения из столицы в середине две тысячи первого года в свою вотчину Степан Ефимович Дедов загрустил. Рутинная губернаторская работа в последний год уже не приносила удовлетворения, как прежде, а после окончательного переезда из Первопрестольной понимание этого только обострилось.
Несмотря на свой далеко не молодой возраст, некоторую телесную дряхлость и прилипшее к нему прозвище Дед, он все еще обладал свежим и энергичным умом. Только к чему его приложить, вот в чем был для Деда вопрос.
Местное окружение, практически не изменившееся за все годы его высокого государственного поста в Москве, изо дня в день лезло с какими-то завиральными идеями, потемкинскими прожектами, мелкими внутренними интригами, типа: Василий Ильич сказал про вас то, а Петр Петрович назвал вас старым индюком, правда, после принятого литра.
Дед в ответ лишь молчаливо кивал, дескать, запомню. На совещаниях спокойно, но твердо давал, кому считал нужным, жесткую отповедь и больше всего любил повторять:
– Вы бы то, что имеется, не растеряли. За хозяйством лучше бы приглядывали внимательнее.
Деньги его практически никогда особо не интересовали. «Отстричь» свое, когда случалась возможность, смело «стриг». При этом Степан Ефимович умел обставлять свои дела весьма тщательно и осмотрительно, никогда не зарываясь. Каждый день, приходя в свой так и не тронутый с начала девяностых, обитый лысыми деревянными панелями кабинет, Дедов заказывал секретарше чаю и уходил в себя. В приемной ждали какие-то люди. Он опаздывал на им же назначенные совещания, но ничего поделать с собой не мог.
Была суббота, и обязательств на сегодня ни перед кем у него не было. Он сам заварил чаю и, прихлебывая его мелкими глоточками, почему-то вспомнил август девяносто девятого.
Тогда, спустя ровно год после знаменитого дефолта, к нему приехали на денек погостить сразу два тезки. Тогда все еще крупный банкир и олигарх Александр Духон с еще одним гостем – журналистом Львом Багрянским. Полгода назад он приезжал в этот милый уголок Черноземья с председателем правления банка Духона – Трушиным, а теперь «прискакал» вновь.
– Я не понимаю этих моих коллег из Федерального собрания, – жаловался гостям Дедов. – У них не то что переполненные карманы, а кредитные карточки в прорезь банкоматов не пролезают – столько на них висит денег. И все им надо, надо, надо… – жаловался Дед.
