Дмитрий Липскеров - Демоны в раю
В девичьем туалете с ней случилась истерика…
Возвращаясь в свой район, Кран с каждым шагом чувствовал все большую боль. И не так почки его болели, как мучилась душа, так ей было плохо, что тело задыхалось, а глаза хотели плакать…
«С кем же она? — изводил себя Кран. — Да как же это?..»
Он доковылял до дома, где неожиданно столкнулся нос к носу со Слоном, его лучшим другом. Настроение Слона в отличие от него оказалось праздничным. Слон почти сиял, будто в лотерею выиграл. Тем не менее он заметил, что его друг почти покалечен, и предложил тотчас собрать пацанов, чтобы отомстить за друга. Кран лишь махнул рукой.
— Щас бы выпить, — тяжело вздохнул он.
— Давай! — чему-то обрадовался Слон. Его лицо опять сияло, как стекло в окне, вымытое к Первомаю.
— Где денег взять?
Слон сунул руку в карман брюк и позвенел подкладкой.
— Найдем.
— Сколько у тебя там?
Улыбнувшись широко всему миру, Слон выудил из кармана пять металлических рублей и вытянул их на раскрытой ладони.
— На две хватит! — в ответ улыбнулся разбитыми губами Кран. — И еще руль останется… Пошли?
Пошли.
Две Сухаревского «Ркацители» взяли в продуктовом, у партнерши Слона но интиму Силкиной А. И., женщины за тридцать, которая отпустила спиртное несовершеннолетним с ухмылкой, явно намекающей на что-то неприличное.
Друзья из магазина ушли быстро и распили кисляк на мусорке.
Избитый, а теперь еще и захмелевший Кран поделился с другом, что у него несчастная любовь, из-за которой он был вынужден прочитать всего Достоевского, а она оказалась проткнутой, а Слон, в свою очередь, икая из-за сведенного почти уксусным вином горла, выудил из штанов последний металлический рубль и сунул его почти под самый нос Крану.
— Чего ты? — не понял друг.
— Этой мой, — улыбался Слон.
— Ясно, не мой!
— Ты не понял, я его сделал!
— Кого?
— Да рубль же!
Кран недоверчиво косил на друга, размышляя о том, что Слон впервые напился до глюков, да еще сухариком!
— Возьми! — настаивал Слон.
Кран, конечно, взял. Рубль как рубль. Такие коллекционеры любят. Дают сверху по десять копеек.
— Рубль…
— Потри его! — не унимался Слон, заставляя Крана волноваться о состоянии психического расстройства друга.
Тем не менее он потер рубль о ладонь и увидел на коже следы металлической краски.
— Что это? — удивился и продолжал тереть, теперь уже о рукав заношенной куртки. — Не может быть!.. — он тер, пока на руке не остался тот же самый рубль, но непривычного, не денежного цвета. — Да как же ты?!
— Из свинца, — затараторил гордый Слон. — Пока не знаю состава металлов! Но непременно узнаю… Ты действительно думал, что он настоящий? Я его сверху красочкой подработал…
— Фальшивый рубль? — обалдел Кран.
— Ага, поддельный!
— Тебя же Силкина сдаст!
— Не сдаст!
Слон собирался будущей ночью навестить продавщицу и делом искупить вину.
— И что теперь?.. Вот это да-а!.. Выглядит как настоящий!
— Я столько таких сделаю!
— Посадят!
— Не посадят!.. В Москву двину!
— А как же школа?
— Я в техникум сталелитейный поступлю, — решительно заявил Слон. — Буду сплавы изучать!
— А как же я? — расстроился Кран.
— Поехали со мною?
— В техникум?
— Ага.
— Я не хочу в сталелитейный! Я в рекламу хочу!
— Куда?
Кран тяжко вздохнул, осознавая, что действие романа «Гений» происходит совсем не в Москве.
— Я люблю ее!
Здесь Слон оказал другу психологическую поддержку, высказав свои передовые убеждения, что девственницей жена не обязательно должна быть, главное любовь! Прочитал стихи Симонова, то место, где говорилось, «что ты не девственницей ко мне, а женщиной пришла!». Сказал, что уж если для Симонова это не столь важно, то и Кран смирится.
— В Москве же никто не знает, что не ты ее первый.
— Я сам знаю…
— Тогда забудь ее!
Больше друзья любовной темы Крана не трогали. Допивая «Ркацители», они твердо решили ехать в Москву. Скажи им кто сейчас, что с ними станет лет через двадцать, опиши их жизнь провидец, Ванга или Джуна, парни вряд ли бы поверили и в сотую долю предначертанного. Тем не менее уготованная им судьба мобилизовала их мальчишеские сердца, заставила мечтать о несбыточном, и в один из теплых августовских вечеров поезд Запорожье — Москва понес их навстречу своим судьбам.
4
Станислав Рюмин вскоре, как и сын его, проследовал поездом на большую землю, правда, транзитом… С большой земли повезли далеко-далеко на Север, в колонию со странным названием «Зяблик», расположенную в ста пятидесяти километрах от Сургута.
В поезде зеки поинтересовались:
— Откуда?
— Из Кабарды.
— Из какой такой Мамарды? — гыкнул тощий рыжий мужик, длинный, как рельса. — Ты, чурка бестолковая!
Станислав Рюмин, судимый во второй раз, уже опытный сиделец, еще на пересылке соорудил из пластмассовой зубной щетки заточку и теперь в мгновение ока пристроил ее к куриному горлу рыжего.
— Я — не чурка!.. Понимаешь меня, морда псячья?!!
В вагоне зашумели мужики, а блатные окружили тесным кольцом схватку.
— Ветеринар — погонялово мое, — сообщил Станислав и тихонько подрезал щетинистое горло рыжего. — Я за свою жизнь десять тысяч баранов зарезал! А вас, людоедов, в одночасье порешу!
От ужаса рыжий почти терял сознание. Скосив глаз, он видел, как его несвежее исподнее пропитывается собственной кровью, льющейся из-под кадыка…
— Маляву напишите, — потребовал Станислав. — Кто в поезде смотрящий?
— Заглотыш, — сообщил кто-то.
— Справки наведите, кто такой Ветеринар, знает ли его кто?..
По понятиям все было правильно. Блатные до времени расступились, а Станислав отпустил рыжего. Тот еще полночи скулил от пережитого ужаса, пока ему пасть не заткнули его же собственным носком…
На следующие сутки путешествия на Север в вагон Станислава Рюмина пришел ответ, в котором говорилось, что Ветеринар в авторитете. Знают его по рязанской пересылке. Имеются сведения, что Ветеринар в гусевской колонии был главным над мужиками. Еще писали, что владеет виртуозно ножом. Человека ему разделать, что барана…
В вагоне информацию приняли к сведению. К Ветеринару стали обращаться уважительно, используя лагерную кличку… А потом подошла еще информация, что эту отсидку ему назначили за продажу пятидесяти государственных баранов. Прикинули, что за барана можно выручить рублей восемьдесят, так что получалось, Ветеринар — состоятельный мужчина, станет принимать в колонии посылки, а значит, и для других сидельцев грев будет… Но что-то такое странное имелось за душой Ветеринара!.. Опытными блатными это читалось между строк… Что-то очень важное, о чем даже в маляве сообщать нельзя, во избежание перехвата вертухаями…
Через месяц путешествия, когда уголовный поезд добрался до Сургута, а оттуда автозаками всех привезли в «Зяблик», мужскую-женскую колонию, оставшуюся таковой со сталинских времен. Женской частью с сорок восьмого года заведовала майор Эмма Дрюкина, но в один из самых морозных дней, в семьдесят третий день рождения, ее разбил паралич. Временным исполняющим начальника женской половины был назначен начальник мужской зоны, и первый, кто побывал у кума из новой партии сидельцев, был Станислав Рюмин.
— Если ты, гнида поганая… — без вступления начал начальник. — Если ты в заведении моем станешь порядки свои наводить! Я тебя…
Начальник «Зяблика» со странной фамилией Чмок чуть было не задохнулся. Лицо его сильно смахивало на перезревший помидор. Казалось, неосторожно побрейся, крохотный порез — и лопнет вся морда.
— Мы не знакомы, начальник! — удивился Ветеринар. Он смотрел на кума во все глаза лица своего. Такого жирного человека Ветеринару за всю жизнь не приходилось видеть. Килограмм двести, определил. — Что я тебе сделал?
— Не ты! Вы!.. Если бы ты мне что-нибудь сделал!..
Начальник встал со стула, сбитого дубовыми досками из двух обычных, покрытого для мягкости старой бараньей шкурой. Его необъятный, ниспадающий каскадами живот всей тяжестью своей закрывал колени. Руки, лежащие на боках, как у ванька-встаньки, казались по сравнению с туловищем короткими, а белые веснушчатые пятерни были словно надуты, как резиновые перчатки.
— У нас здесь волки не жрали с самого лета!.. — пригрозил Чмок. — Колония голодает, а ты в вольном теле!
— Тебе, начальник, надо пищеварение налаживать! — посоветовал селекционер. — Совсем плохо себя чувствуешь?
Чмок насторожился.
— Успели настучать, сучары!
— Сам вижу… Вон, шкура барана под тобой совершенно желтая! Газы мучают, значит… Шерсть должна быть белая-белая… Это шкура месхетинского барана… А когда газы отходят часто, пиши пропало… Ты их сдерживаешь внутри, а они в голову идут, прямо в мозги… Обратно, такой вес!.. Я и не видел никогда такого большого человека!..
