Грэм Джойс - Безмолвная земля
Прислушавшись к дыханию мужа, Зоя удостоверилась, что он крепко спит, после чего на цыпочках вышла из номера, тихонько притворив за собою дверь. На лифте спустилась в холл и прошла в ресторан.
Вот столик, за которым вчера они пили шампанское. Бокалы, тарелки с остатками ужина — все как было до той минуты, когда она похотливо утянула Джейка в постель. Посреди столика свеча, которую она вчера зажгла.
Свеча горела.
Зоя отчетливо помнила, как подожгла чистый белый фитиль. Выходит, свеча горела весь вечер, всю ночь и целый день. Однако ничуть не уменьшилась. Ни капельки. Ни крохи. Даже не оплыла. Казалось, ее только что зажгли.
Зоя задула свечу, испустившую струйку серого, пахнущего воском дыма. Потом вновь зажгла — пламя ярко вспыхнуло.
На кухонном прилавке грудились немытые кастрюли и сковородки, оставшиеся после Джейковой стряпни. А вот на дальнем разделочном столе уже третий день лежали мясные вырезки и нашинкованные овощи.
Зоя внимательно их рассмотрела. Напоминавшие мрамор ломти розового мяса, изящно расписанные прожилками сала, выглядели так, словно их всего секунду назад отсекли от окорока. Свежие овощи казались только что нарезанными. Ни то ни другое ничуть не заветрилось.
Зоя вновь принялась высчитывать, сколько времени прошло с тех пор, как их накрыло лавиной. Шел всего третий день, хотя казалось, это произошло ужасно давно. Стало быть, часов пятьдесят-шестьдесят мясо и овощи лежали в тепле. Зоя поднесла филе к носу: идеально свежее. Хрумкнула морковным кружком. Понюхала стебель сельдерея: прелестный огородный запах. Ничуть не вялый, стебель хрустко переломился.
Свечи не гаснут. Мясо не тухнет. Овощи не вянут. Зоя уставилась в прилавок.
На плечо ее легла чья-то рука. Зоя вскрикнула.
Джейк в махровом халате.
— Очумел, что ли!
— Я тоже это заметил, — сказал Джейк. — Свечи. Продукты. Еще вчера увидел, но не стал говорить.
— Но что это значит?
Порывшись в утвари, Джейк взял острый нож-секач и закатал рукав халата.
— Что ты делаешь?
В упор глядя на Зою, он полоснул себя по запястью. Нож оставил широкую рану. От боли Джейк сморщился. Но кровь не хлынула. Даже не выступила.
— Джейк! Прекрати!
Джейк чиркнул ножом подушечку безымянного пальца. Он опять поморщился, но и сейчас крови не было, ни капельки. Джейк отложил нож, спустил рукав.
— Вчера во время готовки я валял дурака… И порезался. Сильно. Но кровь не пошла. Решил ничего не говорить. Господи! Я люблю тебя, Зоя.
Взгляд его затуманился.
Зоя растерянно моргала:
— И я тебя люблю, Джейк. Пожалуйста, объясни, что происходит.
— Ты не понимаешь?
— Нет! Пожалуйста, скажи! Только больше не кромсай себя, милый.
— Мы умерли.
6
Снег перестал. Пузатые серые тучи уплыли, на прозрачном голубом небе засияло солнце. Искрившийся снег вынуждал носить темные очки. Дорогие дизайнерские очки, которые ничего им не стоили, — заходи в магазин и выбирай любую пару.
Конечно, Зоя не сразу приняла свою гибель в лавине. Попробуй-ка проглотить этакую новость.
Кто ж с этим смирится? Однако, после того как Джейк обнародовал и признал свершившийся факт их смерти, погода тотчас изменилась, словно нужда укутывать мир в радужный снежный туман отпала и теперь можно было предъявить его во всей красе.
Естественно, Зоя отвергла подобную мысль, настаивая на уходе из поселка, благо погода наладилась. Джейк не сопротивлялся, но лишь заметил, что толку не будет, и оказался прав: куда бы ни шли, вновь попадали в Верхний Сен-Бернар. Патрульная машина опять послушно завелась, но любая дорога приводила в поселок, будто чья-то невидимая рука мягко, но решительно заворачивала их обратно.
— Как же так? — беленилась Зоя. — Как такое возможно?
Джейк лишь моргал желтовато-голубыми глазами:
— Я уже все объяснил. Больше сказать нечего.
Четыре дня. Невероятных, непостижимых, немыслимых, противоречивших всем законам природы четыре дня, в которых не сгорали свечи, не портились продукты, не шла кровь.
Мозг всеми силами противостоял зловещей неоспоримой логике факта, а сердце просто не желало его принять.
— Вовсе я не мертвая. Я же чувствую боль, наслаждение.
— Ну да, ну да.
— Чувствую, что люблю тебя. Какая ж это смерть, а?
— Я не говорю, что сам все понимаю.
— Мы не в аду и не в раю, потому как я боюсь, что нас накроет лавиной.
— Нас уже накрыло, милая. Вот чего ты не хочешь принять. Мы погибли в лавине.
— Нет, я говорю о большой лавине, что еще выжидает там, наверху. Я ее чувствую. Что-то гнетет. Может, на солнце снег подтает и обрушится, сметая все на своем пути?.. Неужели все через это проходят?
Оглушенные бытием в новых ограничительных рамках, Зоя и Джейк сели на заснеженную паперть.
Сняв очки, Джейк потер все еще кровавый глаз. Зоя донимала вопросами, будто муж знал все ответы. Если это загробная жизнь, то она вечна? Или имеет предел? Другие умершие в нее войдут? Есть ли смерть внутри этой смерти? Почему здесь время измеряется движением солнца и луны, а не, скажем, горением свечи? Она задавала уйму подобных вопросов, на которые Джейк неизменно отвечал: Я знаю одно: здесь есть солнце, небо, снег и мы с тобой. Зоя злилась, приставала пуще прежнего, и тогда он пытался дать иной ответ, хотя теперь и сам понимал, что всю жизнь притворялся познавшим непостижимое, кто способен переглядеть соглядатая под капюшоном.
— Какого еще соглядатая?
— Такого, что за всеми наблюдает.
— Смерть, что ли?
Если Джейк прав, размышляла Зоя, если они и впрямь погибли под лавиной, то совершенно ясно, что все мировые религии неверны. Значит, святое строение, на ступенях которого они сидят, — не более чем промозглая скорлупа, вместилище мерцающих надежд. Но оставался еще вопрос: что делать? Что им делать?
— Скажи, ты мерзнешь? — спросил Джейк. — В смысле, с тех пор как нас накрыло, ты чувствуешь холод?
— Не знаю…
— Между прочим, все произошло лишь три… нет, уже четыре дня назад.
— Правда? А кажется, будто… давным-давно…
— Ага, словно бог знает когда. Ан нет. Так вот, тебе холодно? Уже час мы здесь сидим, но я совсем не замерз.
— А ты разденься. Вмиг прохватит.
Джейк так и сделал. Снял куртку и пуловер. Скинул ботинки, штаны, термобелье и толстые носки, после чего голой задницей уселся на заснеженную ступеньку.
Зоя внимательно за ним следила. Джейк выдержал ее взгляд.
«Ни слова не скажу, — решила она. — Коль вздумалось поиграть…»
Прошло какое-то время. Минут десять-пятнадцать. Нет, минуты две.
— Признайся, ведь до костей продрог, — не выдержала Зоя.
Джейк помотал головой — дескать, нет.
Зоя встала, сбросила куртку, расстегнула брючный ремень. Совершенно голая, рядышком уселась на снег. Потом взяла Джейка под руку и прижалась к его плечу:
— Знаешь, даже если нам не нужна одежда, я не стану разгуливать голышом.
— Я тоже.
— Вот если б где-нибудь на тропическом острове…
— Здесь не тропики.
— Как по-твоему, где умрешь, там и останешься? В смысле, если погиб в окопах Первой мировой, то уж навеки там и застрял?
— Кто сказал, что здесь мы навеки?.. Наверное, задница уже посинела, но мне совсем не холодно. Ты помнишь, что такое «мерзнуть"?
Зоя крепко задумалась:
— Напомни.
— Что-то вроде озноба, когда, скажем, молотком угодишь по пальцу. Или ошпаришься. Всего тебя словно пронзает дрожью, как при обжигающем поцелуе взасос. Весь ты вроде как наждак, на котором затачивают нож.
— Блин, я закоченела! — сморщилась Зоя. — Глянь, я вся дрожу. — Клацая зубами, она принялась одеваться. — Не знаю, вспомнила или что-то почувствовала, но я утепляюсь. Неужто тебе не холодно?
— Могу одеться, — пожал плечами Джейк. — Ну что, обратно в гостиницу?
Продрогшая Зоя аж пританцовывала, дожидаясь, пока он снарядится. Следом за собственными тенями, которые выслало вперед зимнее солнце, перевалившее через гору, они зашагали к отелю. Возле магазинов Зоя отделилась:
— Я догоню. Мне тут кое-что нужно.
— Пошли вместе.
— Ничего, я быстро.
— Ну, подожду.
— Боишься, потеряемся, что ли? Просто хочу взять кое-какую мелочь.
— Какую?
— Ну, глазные капли и всякое такое. Две минуты!
Покачав головой, Джейк пошел дальше.
Зоя толкнула дверь аптеки. Как обычно, повсюду горел свет. Она знала, где стоят глазные капли, но пришла не за ними. Ей было нужно нечто другое.
— Я не мертвая, — шептала Зоя, проходя меж стеллажами. — Я не умерла.
— Что хочешь на ужин? — спросил Джейк, когда она вошла в номер. — Чем утоляют голод покойники?
— Перестань!
— Надо же чего-нибудь поесть.
— Думаешь? Ты голоден? В последние дни тебе хотелось есть? Или же мы ели по привычке?
