Всеволод Филипьев - Ангелы приходят всегда

В тест я играть не стал. А просто сам написал «Исповедь бывшей скрипки». Итак…

Мне говорили, что я родился скрипкой.

Но шли дожди, и скрипка размокла и распалась.

Ее впопыхах собрали, обтянули толстой кожей, и тогда я стал барабаном.

Мне нравилась дробь.

В этой дроби мне слышались шаги тех, кто будет действовать завтра. Я все еще любил дождь. Любил даже тогда, когда мои друзья поскальзывались и падали, странно раскидывая руки и улыбаясь предсмертной улыбкой…

Я остановился у края большой воды и заплакал.

Я, барабан, которого боялись, – плакал. Оставшиеся в живых друзья морщились и презрительно смотрели в мою сторону.

И тогда я умер.

Теперь в моей новой жизни я учусь быть свирелью.

Я полюбил стройные волны воздуха, цветущие на полях тишины.

Но исход еще неизвестен. Кто будет играть на мне? Бог или сатана?.. Надеюсь на милость Божию.

Тайное слово

Они собирались на московской квартире у двух сестер. Пахло старой мебелью, дореволюционными гобеленами и восточными благовониями. Юные поэты, мыслители, художники, музыканты. Говорили об искусстве, читали стихи, обсуждали сюжеты новых картин, слушали поющего под гитару:

Открой мне свои роковые тайны,

четырнадцатый и последний день Екклисиаста,

я помню твои тайные преданья,

суды над судьями судей.

Они восхищались друг другом, не любили толпу, верили, что они вне мещанского быта. Они, они, они…

Первым умер от рака Олег, художник, совсем мальчик еще. Они стояли у его постели, у одра умирающего, а он, широко раскрыв глаза, спрашивал: «Ребята, вы принесли хлеба?» – «Хлеба? О чем это он?» – не понимали они. Возможно, он был самым лучшим из них.

Хрустальный замок рушился на глазах. Кто-то стал пить, кто-то резал вены, кто-то… А одну девочку нашли в Финском заливе, в мешке, разрубленной на куски. Остальных разметало.

Молодые, талантливые, счастливые?..

Но кто-то ведь должен был дойти. Вернее – выйти. Неужели никто?

Какими бы они ни были, именно им, всем вместе и каждому в отдельности, я говорю с надеждой: ………

Глава десятая

В ДЕНЬ ПРЕОБРАЖЕНИЯ

Никому не доверяй

наших самых страшных тайн,

никому не говори, как мы умрём…

Мы лежим на облаках,

а внизу бежит река,

нам вернули наши пули все сполна.

– Слышишь, Петь? Колокол… – удивленно сказала Екатерина Францевна.

– Это из Павшино слышно. Там церковь. Колокол, колокол. По ком звонит колокол? – задумчиво произнес Петр.

Они сидели за столиком на просторном балконе третьего этажа загородного особняка и завтракали. Выход на балкон вел из спальни. Петр выглядел моложе собеседницы. Оба они были одеты в восточные халаты. Он доедал омлет, сидя спиной к панораме, она потягивала сок из бокала, любуясь пейзажем подмосковной природы.

– Ишь, какой смелый! – снисходительно улыбнулась Екатерина Францевна. – Ты лучше бы таким на людях был. А то вечно, как серьезный разговор, так под дурака косишь, а я отдуваюсь.

– Ничего. Зато дураку быстрее карты раскрывают.

– Что-то Жан тебе вчера ничего не раскрыл. Только и твердил: «Отдайте монашку. Отдайте монашку».

– Теперь это неважно. Нам сказано, что встреча только одна. Следовательно, сегодня он не вернется. У них там свой план. Наше дело было его напугать, лапшу на уши навешать про счета и деньги, остальное нас не касается. Возьмут его, конечно… или уберут.

– Так-то оно так. Но вот я чего не пойму: почему наши «друзья» посоветовали к сегодняшнему дню стянуть сюда как можно больше людей.

– Ну, может, они опасаются, что Жан уйдет из-под контроля и приедет сюда разбираться. Мы же их сами предупредили, что боимся его мести. Тем более, монашку ему не отдали.

– Звучит правдоподобно. Но почему «друзья» сказали, чтобы у наших людей был минимум оружия?

– Думаю, «друзья» опасаются, что к нам может нагрянуть милиция с проверкой. И чего хорошего, если у нас здесь обнаружится оружейный склад? Да не волнуйся ты, при таком количестве людей, Жана можно и без оружия скрутить.

– Верно, – вздохнула женщина. – Знаешь, а я когда слышу колокол, сразу вспоминаю «зону». Давно это было, а кажется – вчера.

Тут грустное выражение лица Екатерины Францевны сменилось игривым, она кокетливо потянулась к Петру:

– У-тю-тю-тю, какой ты у меня умненький! Ну, дай я тебя поцелую, котеночек.

– Ай, подожди ты, – отмахнулся Петр. – Поесть спокойно не дашь.

Но женщина была неумолима: подойдя сзади, она обвила его руками и начала нежно целовать в шею.

Вдруг их тела стали содрогаться, словно от резких ударов. Екатерина Францевна буквально вжалась в Петра. Красные круги один за другим поползли по спине женщины и по груди мужчины: сначала круг возникал у нее на спине и спустя мгновение – у него на груди. Кровь забрызгала тарелку с остатками омлета. Бокал с соком, задетый рукой, упал и разбился. Еще через секунду сплетшаяся в смертельной агонии пара распласталась на белоснежной плитке балкона. Снайперы, прятавшиеся в кронах деревьев рощи, примыкавшей к территории особняка, одобрительно переглянулись.

В это время в особняке и на прилегавшей к нему территории разыгралось настоящее сражение. Сначала особняк обстреляли снайперы. Затем начался штурм. Нападавшие, одетые в маски и камуфляж без опознавательных знаков, сыпались отовсюду. Одни с помощью специальных приспособлений перебирались через забор, другие спускались на канатах с зависшего над особняком вертолета, третьи выпрыгивали из бронетранспортера, расстрелявшего в упор ворота и ворвавшегося во двор.

Вскоре почти на всей территории оборонявшейся стороны сопротивление прекратилось. Тут и там раздавались одиночные хлопки контрольных выстрелов и умоляющие крики добиваемых раненых. Держался только последний оплот обороны, сосредоточившийся в просторном конференц-зале в подвале особняка. Там не было окон, и два входа в зал – главный и запасной – легко защищались даже малыми силами, хотя оружия явно недоставало. В конференц-зале собралось человек двадцать, в основном те, кто к началу штурма находились в обеденном зале на первом этаже особняка. Какое-то время они пытались удержать первый этаж, но, сориентировавшись, приняли решение отступить в подвал.

– Миха, возьми волыну у Витьки, он ранен! Держи вход! – орал низкорослый крепыш со щекой, рассеченной пулей. – Мужики, собрались! Тащите сюда стулья, столы! Быстрей! – надрывался он, используя через слово ненормативную лексику.

Сидя на корточках и не сводя дула пистолета с входных дверей зала, Миха отплевывался штукатуркой, залепившей рот после взрыва гранаты еще на первом этаже. «Хорошо, что самого не зацепило», – думал он и одновременно орал на ухо умиравшему Витьке, лежащему в луже красной жижи:

– Гады! Ты понял!? Без оружия, говорят, приезжайте. Замануху устроили! Сволочь эта Гретхен и ее кобель! Небось, уже где-то в самолете летят за океан! Всех сдали. Ничего, мы еще выберемся отсюда!

Витька вопросительно посмотрел на Миху и посиневшими губами прошептал:

– Ты что, Мих? Я перед началом этой фигни их на балконе видел…

Но Миха не слышал и продолжал кричать:

– Ты понял?! Дрюне повезло! Везет дуракам! Меня сюда вызвали, а он сейчас, небось, там водку пьет и яблоками заку…

Он не закончил фразу и вместе с другими открыл беглый огонь по входу, через который пытались прорваться несколько нападавших. Под градом пуль они ретировались.

– Кранты! Патронов больше нет! – диковато засмеялся Миха. – Ну, скажи, кому теперь молиться. Кому?! – и он, не понимая, что делает, схватил за грудки Витьку. Тот не ответил, потому что был уже мертв.

Миха отпрянул. Сел на пол. Вокруг бегали, что-то кричали. Низкорослый крепыш выхватил у Михи пистолет, но, убедившись, что в нем нет патронов, сунул обратно. Крепыш побежал дальше, что-то приказывая. Миха нащупал под футболкой золотой крест. С полминуты сжимал его в ладони. Затем шепотом, а потом все громче и громче, дойдя до крика, стал молиться…

– Были бы мы в Афгане, я б приказал пару ракет из вертолета по этому особнячку дать! Он бы сложился у меня, как карточный домик! – злился руководивший штурмом человек в черной маске. – А то защитники Брестской крепости тут нашлись! Бандиты недобитые! Была бы им братская могила в подвале, – он грязно выругался.

Только что прибывший к месту операции мужчина в неброском сером костюме возразил:

– Нет, ракетами ни в коем случае. Поблизости мирное население. И так фейерверк устроили, на всю жизнь запомнят. Газом, только газом. Мы уже вызвали химподразделение. И почистить везде, чтобы воробей через ограду не вылетел. Позже пустим телевизионщиков с государственного канала. Они предупреждены. Потом сразу – похоронную команду. К вечеру еще приедут спецы, уберут из помещений все наши скрытые видеокамеры и прослушки. Оставьте себе необходимое число людей и контролируйте. Вопросы есть?