Орхан Памук - Черная книга

Иногда, когда Рюйя принималась чересчур весело смеяться над какой-нибудь его не очень смешной шуткой или словами, он проводил рукой по гуще ее, беличьего цвета, волос, и в них пробуждалась супружеская нежность, особая близость; в такие моменты, когда весь внешний мир, казалось, исчезал, Галипу хотелось спросить, что она делала сегодня дома, чем занималась, помимо стирки, мытья посуды, чтения детективов и прогулки (доктор сказал, что детей у них не будет, и Рюйя не проявляла особого желания чтолибо предпринять, чтобы исправить это); но спрашивать он не решался: после подобного. вопроса могло возникнуть пугающее отчуждение, а ответ мог быть дан в выражениях весьма далеких от обычного языка их общения; поэтому он молчал, обнимал Рюйю, просто смотрел на нее. «Опять этот пустой взгляд!» — говорила Рюйя. И весело повторяла слова, которые в детстве говорила Галипу ее мать: «Ты бледен, как бумага!»

После утреннего азана Галип немного подремал, сидя в кресле в гостиной.

Очнувшись от дремы, он сел за стол и стал искать бумагу; то же, как он полагал, сделала и Рюйя девятнадцать-двадцать часов назад. Не найдя — как и Рюйя — бумаги, он стал на обратной стороне прощального письма составлять список людей и адресов, о которых думал всю ночь. Список все рос и рос, и конца ему не было, и это раздражало Галипа, потому что ему казалось, что он подражает героям детективных романов.

Когда окно окрасилось в нежно-голубой цвет, Галип выключил в доме все лампочки. Наскоро просмотрел выброшенные бумаги и выставил за дверь ящик с мусором — для привратника. Заварил чай, побрился, вставив в станок новое лезвие, надел чистое, но неглаженое белье и рубашку, привел в порядок дом после ночного разгрома. Одеваясь, взял газету «Миллиет», просунутую под дверь привратником, и за чаем стал читать статью Джеляля: это была старая история с «глазом», которую автор много лет назад пережил в отдаленном мрачном квартале. Галип уже читал эту статью, когда она была впервые опубликована, но снова ощутил ужас наблюдающего за тобой «глаза». В этот момент зазвонил телефон.

«Рюйя!» — подумал Галип, направляясь к телефону, и на ходу решил, в какой кинотеатр они пойдут сегодня вечером: «Конак». Он разочарованно отвечал на вопросы голоса в телефонной трубке: это была тетя Сузан. Температура у Рюйи уже меньше, всю ночь она очень хорошо спала, даже видела сон и рассказала его Галипу. Разумеется, она захочет поговорить с матерью: «Рюйя! — крикнул он в сторону коридора, — Рюйя, твоя мама звонит!» Он будто увидел, как зевающая Рюйя поднимается с постели, лениво потягиваясь, сует ноги в тапочки; тут Галип быстро сменил бобину в фильме своего воображения: обеспокоенный муж идет через коридор в спальню, чтобы позвать жену к телефону, но находит ее спящей. "Она заснула, тетя Сузан, у нее от температуры глаза распухли, она умылась, легла и снова заснула! Вечером мы, возможно, пойдем в «Конак», — сказал Галип довольно уверенно. «Не простудиться бы ей снова!» — забеспокоилась тетя Сузан, но, видимо, решив, что дает слишком много наставлений, переменила тему: «Знаешь, по телефону твой голос вправду удивительно похож на голос Джеляля. Или ты тоже простыл? Смотри не заразись от Рюйи!» Оба они положили трубки тихонько, осторожно, будто боялись разбудить Рюйю.

Положив трубку, Галип вернулся к статье Джеляля, снова вообразил себя человеком, за которым наблюдает «глаз», и вдруг его осенило: «Рюйя вернулась к бывшему мужу!» Он удивился, что, всю ночь мучаясь всякими фантастическими предположениями, не пришел к такому простому выводу. Решительно подойдя к телефону, он позвонил Джелялю: сейчас он расскажет ему о своем беспокойстве и решении: «Я иду искать их. Я найду Рюйю с бывшим мужем, это не займет слишком много времени, но боюсь, что не смогу убедить ее вернуться. Что сказать ей, чтобы она вернулась (он хотел сказать „ко мне“, но не сказалось) домой?» — «Прежде всего успокойся, — сочувственно ответит Джеляль. — Когда Рюйя ушла? Успокойся! Давай подумаем вместе. Приезжай ко мне в редакцию». Но телефон не отвечал. Джеляля не было ни дома, ни в редакции.

Перед уходом Галип снял трубку с телефона. Если тетя Сузан пожалуется: «Я звонила, звонила, но было все время занято», я скажу: «Наверно, Рюйя плохо положила трубку, вы же знаете, какая она рассеянная».

Буквы горы Каф

Разве имя должно что-то значить?

Выйдя после бессонной ночи на улицу, Галип понял, что сильный снег шел дольше, чем он предполагал: обычно свинцово-серый Нишанташи сверкал непривычной белизной. Пройдя мимо цветочных лавок с запотевшими окнами, пассажей, куда то и дело ныряли разносчики чая, лицея, где они с Рюйей учились, мимо сказочного вида каштанов, с веток которых свисали сосульки, Галип вошел в лавку Алааддина. Алааддин с голубой повязкой на голове, девять лет назад упомянутой в статье Джеляля, держал платок у носа.

— Алааддин, ты что, приболел?

— Простудился.

Галип перечислил названия левых политических журналов и попросил Алааддина подобрать их по одному экземпляру: в одних раньше публиковался бывший муж Рюйи, некогда популярный политик, в других были статьи в его поддержку, в третьих писали его противники. С обычным детским выражением на лице, в котором можно было прочитать опаску, иногда — недоверие, но никогда — враждебность, Алааддин сказал, что эти журналы покупают только студенты, и спросил:

— Тебе-то они зачем?

— Кроссворды буду разгадывать, — сказал Галип.

— Алааддин рассмеялся, показав, что понял шутку, а потом сказал с грустью кроссвордомана:

— В них не бывает кроссвордов, брат! Вот тут два совсем свежих журнала, хочешь?

— Давай, — сказал Галип, а потом шепотом, как старик, купивший журнал с голыми женщинами, добавил: — Заверни-ка мне все это в газету!

Стоя в автобусе, ехавшем в Эминеню1, он внезапно почувствовал, что пакет с журналами словно потяжелел, и тут же ощутил на себе чей-то взгляд. Но это не были глаза одного из пассажиров автобуса, потому что все пассажиры, качающиеся, как в катере на волнующемся море, старались удержаться на ногах и рассеянно смотрели на заснеженные улицы и пешеходов. Галип заметил, что на него с газетной фотографии смотрит Джеляль: оказывается, Алааддин завернул журналы в старый номер газеты «Миллиет». Эту фотографию он видел много лет каждое утро, но сегодня Джеляль смотрел с этой фотографии совершенно по-иному, пугающе, как бы одним глазом. Этот взгляд говорил: «Я тебя знаю и все время наблюдаю за тобой!» Галип закрыл пальцем этот проникающий в душу глаз, но на протяжении всего пути в автобусе ощущал его на себе.

Добравшись до своей конторы, он сразу позвонил Джелялю, но того не было на месте. Развернув газету, Галип осторожно отодвинул ее в угол, положил перед собой журналы и, внимательно читая их, вспомнил о Сайме, своем старом товарище, который собирал политическую литературу.

Ему хотелось получше познакомиться с черно-белым странным политизированным миром маленьких левых партий, чтобы, когда он найдет Рюйю, быть готовым к разговору с ее бывшим мужем, и, отыскав в книжке номер телефона, он позвонил приятелю-коллекционеру.

— Ты все еще собираешь журналы? — спросил он с надеждой. — Мне нужны кое-какие данные для защиты одного клиента, могу я поработать в твоем архиве?

— Конечно, — сказал Саим с обычной готовностью, довольный, что ему звонят поповоду «архива». Они договорились, что Галип придет вечером, в полдевятого…

Когда стемнело, Галип, не зажигая света, закрыл тяжелые ящики стола, надел найденное на ощупь пальто и вышел из конторы.

По холодным пустынным улицам он добрался до дома Сайма в районе Джихангир.

Саим и его жена смотрели телепередачу. Когда программа закончилась и телевизор был выключен, в комнате воцарилась тишина; супруги вопросительно посмотрели на Галипа. Он объяснил, что взялся защищать студента, обвиняемого в преступлении, которого он не совершал. К сожалению, в деле фигурирует труп: трое неопытных молодых людей совершили ограбление банка; один из них в метаниях между банком и угнанным ими такси сшиб старушку. Несчастная женщина упала, ударилась головой о мостовую и скончалась на месте. («Надо же!» — воскликнула жена Сайма. ) Во время этого происшествия был задержан скромный на вид молодой человек, у которого нашли пистолет. Он не назвал полиции имена своих товарищей, устоял под пытками; плохо то, что своим молчанием, как сказали Галипу, молодой человек взял на себя ответственность и за смерть старушки. А студент-археолог Мехмет Йылмаз, который сбил старушку и стал виновником ее смерти, через три недели после происшествия был убит наповал в тот момент, когда писал лозунг на стене фабрики в новом районе бедняков в Умрание. Теперь, казалось бы, юноша мог назвать имя виновного; однако полиция не верит, что погибший был действительно Мехметом Йылмазом, к тому же руководители организации, устроившей ограбление банка, настойчиво утверждают, что Мехмет Йылмаз жив и по-прежнему пишет статьи в журнале, который они издают. Галип, который взялся за это дело по просьбе богатого и добронамеренного отца юноши, находящегося в тюрьме, хочет: во-первых, просмотреть статьи Мехмета Йылмаза, чтобы доказать, что тот, кто пишет сегодня под этим именем, не является Мехметом Йылмазом; во-вторых, установить по псевдонимам, кто подписывает статьи именем погибшего Мехмета Йылмаза; в-третьих, поскольку эту странную ситуацию создала политическая фракция, которую какое-то время возглавлял бывший муж Рюйи, Галип хочет посмотреть, чем эта фракция занималась последние шесть месяцев; и, наконец, в-четвертых, ему хочется разгадать, кто пишет, прикрываясь именами умерших и пропавших без вести людей.