Виктор Пелевин - Relics. Раннее и неизданное (Сборник)
– При-е-ха-ли, – сказал Валера.
Люся подняла голову и поглядела по сторонам. Автобус стоял на заснеженной равнине, метрах в тридцати от пустого шоссе. Двигатель заглох, и стало совсем тихо. За окном страшно мигали звезды и виднелся далекий лес. Люся вдруг удивилась, что вокруг довольно светло, хоть нет ни одного огонька, а потом подумала, что это, наверно, снег отражает рассеянный звездный свет. От выпитой водки было уютно и безопасно – мелькнула, правда, мысль, что происходит что-то не то, но сразу и исчезла.
– Чего приехали-то? Шутишь? – резким голосом спросила Нелли.
Вадим снял с ее плеча свою руку и теперь сидел, уткнувшись лицом в сложенные ладони, и тихо хихикал. Валера выскочил из кабины, и через секунду с выдохом раскрылась дверь в салон. С мороза влетели клубы пара; Валера медленно и как-то торжественно поднялся по ступеням. В полутьме выражение его лица было неопределимым, но в руке у него был пистолет «макаров», а под мышкой – большая ободранная шахматная доска. Не оборачиваясь, одним толчком левой руки он закрыл дверь, пискнувшую на морозе резиной, и махнул пистолетом Вадиму.
Люся соскользнула с лавки и, со страшной скоростью трезвея, попятилась в конец салона. Нелли тоже подалась назад, споткнулась обо что-то на полу и чуть не упала на Люсю, но все же удержалась на ногах.
Валера стоял на передней площадке, держась за наведенный на девушек пистолет, как за поручень. Вадим встал рядом, одной рукой вытащил пистолет, а другой взял у Валеры доску и высыпал из нее шахматы на кожух мотора. Потом он замер, будто забыв, что делать дальше. Валера тоже стоял неподвижно, и между двумя силуэтами, словно вырезанными из черного картона, старательно мигала на приборном щитке зеленая лампочка, сообщая создавшему ее разуму, что в сложном механизме автобуса все в порядке.
– Мальчики, – тихо и ласково сказала Нелли, – все сделаем, что захотите, только шахматы спрячьте…
«Шахматы!» – повторила про себя Люся, и до нее наконец дошло.
Слова Нелли словно включили моряков.
– При-е-ха-ли, – повторил Валера и взвел пистолет. Вадим поглядел на него и сделал то же.
– Давай, – сказал Валера, и Вадим, отвернувшись, положил свой «макаров» на кожух мотора и склонился над каким-то пакетом, лежащим возле горсти шахматных фигур. Люся не могла понять, что он делает, – Вадим чиркал спичками, заглядывал в какую-то бумажку и опять нагибался к затянутой коричневым дерматином поверхности, где у нормальных шоферов лежат пачки талонов, жестянка с мелочью и микрофон. Валера стоял неподвижно, и Люсе пришло в голову, что его вытянутая рука сильно устала.
Наконец Вадим закончил свои приготовления и сделал шаг в сторону.
На чехле мотора, превратившемся в странного вида алтарь, горели четыре толстые свечи. В центре образованного ими квадрата поблескивала раскрытая шахматная доска, на которой, далеко вклиниваясь друг в друга, стояли черная и белая армии; их ряды были уже довольно редки, и Люся, чьи чувства предельно обострил ужас, вдруг ощутила драматизм столкновения двух непримиримейших начал, представленных грубыми деревянными фигурками на клетчатом поле, – ощутила, несмотря на полное равнодушие к шахматам, которое она испытывала всю жизнь.
У края доски, занятого черными, стоял небольшой металлический человек, худой, в пиджаке, со втянутыми щеками и падающей на лоб стальной прядью. Он был сантиметров двадцати ростом, но казался странно огромным, а из-за подрагивающего пламени свечей – еще и живым, совершающим какие-то мелкие бессмысленные движения.
– Таз-з-зик, – сказал Валера, и Вадим достал откуда-то из кабины маленький эмалированный таз. Он поставил его на пол, выпрямился, и они опять замерли.
– Ребята, не надо, – услышала вдруг Люся свой незнакомый голос, услышала и поняла, что допустила ошибку, потому что две черные фигуры снова пришли в движение.
– Ты, – сказал Валера, указывая на Нелли.
Нелли вопросительно ткнула в себя большим пальцем, и двое в черном синхронно кивнули головами. Нелли пошла вперед, жалко покачивая французской сумочкой, ремешок которой она сжимала в кулаке. Дойдя до середины салона, она остановилась и оглянулась на Люсю. Люся ободряюще улыбнулась, чувствуя, как на ее глазах выступают слезы.
– Ты, – повторил Валера.
Нелли пошла дальше. Дойдя до двух черных фигур, она остановилась.
– Девушка, – казенным голосом сказал Вадим, – пожалуйста, сделайте ход белыми.
– Какой? – спросила Нелли. Она казалась спокойной и безучастной.
– На ваше усмотрение.
Нелли поглядела на доску и передвинула какую-то фигуру.
– Теперь, пожалуйста, встаньте на колени, – тем же тоном сказал Вадим.
Нелли опять оглянулась на Люсю, неправильно перекрестилась и медленно встала на колени, откинув край юбки. Валера спрятал пистолет и вытащил из кармана длинное шило.
– Наклонитесь над тазиком, – сказал Вадим.
– Таз-з-зик, – сказал Валера.
Нелли втянула голову в плечи.
– Я повторяю, наклонитесь над тазиком.
Люся зажмурилась.
– При-е-ха-ли, – сказал вдруг Валера.
Люся открыла глаза.
– При-е-ха-ли, – опуская руку с шилом, повторил Валера, – конь так не ходит.
– Да ведь это не важно, – успокаивающе проговорил Вадим, беря Валеру под руку, – совсем не важно…
– Не важно? Ты хочешь, чтобы он опять проиграл? Да? Они тебя тоже купили? – визгливо выкрикнул Валера.
– Успокойся, – сказал Вадим, – пожалуйста. Хочешь, она переходит?
– Он опять проиграет, – сказал Валера, – и опять из-за тебя, дура проклятая.
– Девушка, – напряженно сказал Вадим, – встаньте и сделайте нормальный ход.
Нелли поднялась с колен, поглядела на Валеру и увидала в его руке подрагивающее шило. Дальше все произошло очень быстро – Нелли, видимо, наконец поняла, что происходящее действительно происходит. Она схватила металлического человека за голову и с криком обрушила его кубический постамент на черную пилотку Валеры, который сразу же, будто по уговору, свалился в ступенчатую яму у передней двери.
Люся сжала ладонями уши, ожидая, что Вадим сейчас начнет стрелять из пистолета, но он вместо этого быстро сел на корточки и закрыл голову руками. Нелли еще раз взмахнула металлическим человеком, и Вадим взвыл от боли – удар пришелся по пальцам, – но не изменил позы. Нелли стукнула его еще раз, но он по-прежнему остался в неподвижности, только спрятал ушибленную кисть под пальцы здоровой и сказал тихо:
– Уй, сука.
Нелли замахнулась было в третий раз, но заметила пистолет, оставленный Вадимом возле шахматной доски, швырнула на пол металлическую фигуру, схватила пистолет и навела на закрытого от Люси металлической загородкой Валеру.
– Бросай оружие, – хриплым, мужским голосом сказала она. – А ну быстро!
За загородкой послышалось копошение, потом оттуда вылетел пистолет – Валера подбросил его почти к самому потолку – и стукнулся о пол. Нелли быстро подняла его и сказала:
– А теперь вылазь! Руки вверх!
Над перегородкой поднялись ладони в черных рукавах, а вслед за ними – лысый череп и внимательные глаза. Нелли стала медленно пятиться по салону и остановилась, дойдя до остолбеневшей Люси. Вадим все так же сидел на корточках, словно под штормовым ветром прижимая к голове черную пилотку. Валера взглянул на девушек, опустился на четвереньки и принялся собирать рассыпавшиеся по полу шахматные фигуры.
– Семь лет в стальном гробу-у, – тихо запел он.
Нелли из двух стволов выпалила в потолок, и Валера, дернувшись, вскочил на ноги и выбросил руки над головой. Вадим только глубже втянул голову в шинель.
– Какие сволочи, – сказала Люся, опасливо принимая дымящийся пистолет, и по ее щекам хлынули два черных ручья.
– Слушай, что я скажу, – зашипела Нелли двум черным офицерам, – ты не шевелись, а ты, – она повернула ствол к Валере, – садись за руль. И если ты хоть раз притормозишь не там, где надо, я тебе из этой волыны блямбу припаяю прямо в лысину, не сомневайся…
Жаргон правоохранительных органов подействовал на морячков мгновенно – над плечами Вадима осталось совсем немного лба и пилотки, остальное ушло в шинель, а Валера сел прямо на шахматную доску, повалив еще горящие свечи, и рывком перенес ноги в кабину. Затарахтел мотор, и автобус выполз на шоссе.
– Нелли, – вдруг сказала Люся, – скажи ему, чтоб он «Бэд бойз блю» поставил.
Нелли ничего не сказала, но Валера, видимо, услышал: заиграла музыка. Качающийся на корточках Вадим сначала несколько раз всхлипнул, а потом глубоко, всем животом, зарыдал и затрясся, перемещаясь от одного ряда сидений к другому. На каком-то перекрестке Валера повернулся и сказал ему:
– Что ж ты, падла, хнычешь… Весь флот позоришь…
Но Вадим продолжал рыдать, казалось, он ревел не из-за случившегося, а оплакивал что-то другое – словно бы потерянный в детстве альбом марок, о котором он вдруг вспомнил. Люсе стало его по-женски жаль, а потом ее рука наткнулась на так и лежавшую на сиденье бутылку с трубочкой в горлышке.
