Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)
— Но ведь я считаю, что человек должен преодолевать трудности, а не идти у них на поводу, — твердо сказал летчик.
— Ну-ну… — Громов встал. Перед тем как уйти, предупредил: — Ну, а насчет амурных дел ты давай поаккуратней. Тут у нас так: или женись, или не морочь голову, или я тебя вышвырну как кота, и никакая акрофобия тебе не поможет.
Татьяна Канарейкина проехала на своем велосипеде мимо муравейника с муравьями, миновала Сукино болото, выехала на поле и покатила среди высокого ковыля. Трава была не кошена, скрывала велосипед, и если посмотреть со стороны, то можно было подумать, что Танька парит над шелковым ковылем.
У крайней избы стояла бабка Маланья и смотрела с надеждой. А из окна правления высунулась соперница, Малашкина Валя, и крикнула:
— Канарейкина! Тебя председатель зовет!
Танька сошла с велосипеда, прислонила его к забору, поправила на багажнике тяжелую сумку. Возмутилась вслух:
— Ну, Мишка… Из-за своей поганой мотоциклетки всю общественность на ноги поднял!
Она подошла к правлению колхоза. Перед тем как войти, отряхнула юбку ладошкой, покрутила бедрами, чтобы шов стал на место. Сунулась в окно, чтобы посмотреть, как в зеркало, на свое отражение. В окне на нее строго смотрели председатель колхоза Мещеряков и солист ансамбля «Романтики» Козлов из девятого «Б».
Мещеряков махнул рукой, дескать, заходи.
Танька зашла и скромно присела на кончик стула.
— Что такое Варна, знаешь? — спросил Мещеряков.
— Что? — не поняла Танька.
— Сигареты такие есть. «Варна».
— Я не курю. Врет он все.
— Кто врет?
— Мишка.
— Да подожди ты со своим Мишкой. Варна — это город в Болгарии, на море. Курорт. Усекла?
— Усекла.
— Чего ты усекла?
— Курорт.
— Ты слушай. Не перебивай. Мне сейчас звонили… Приехал мужик. Ездит по области. Собирает народные таланты. Потом, кто понравится, — возьмут в Саратов. А там, кто победит, — в Москву, а оттуда — в Болгарию на международные соревнования. Усекла?
— Спортсменов?
— Да ты слушай ухом, а не брюхом, — вмешался Козлов. — Тебе же говорят: народные таланты. Самодеятельность.
— Ну и что? — спросила Танька.
— Так вот, ансамбль просит, чтобы ты у них пела, — пояснил Мещеряков. — А то у них солистки нет.
— Это они народные таланты? — Танька с пренебрежением показала на Козлова. — Надо Маланью или Пахомова выставить. Пахомов на ложках, и на балалайке…
— Во-во… — отреагировал Козлов. — Его сейчас вся область ложками и балалайками… А мы по нему электричеством ударим.
— По кому? — не разобрала Танька.
— По мужику, который таланты собирает, — пояснил Козлов. — Ну, чего смотришь? Тебя же общественность просит. А ты кочевряжишься… А еще комсомолка… Культмассовый сектор.
— Давай, давай, Татьяна, соглашайся, а то некогда мне. Меня народ ждет…
— Тогда и Мишку надо ввести, — поставила Танька свои условия.
— Да ну его! — отказался Козлов. — Он аритмичный.
— Без Мишки я не буду.
— Ладно. Бери Мишку, — согласился Мещеряков. — Собирайте свою шантрапу и репетируйте.
— И трубача из Верхних Ямок надо взять.
— Из Верхних Ямок нельзя, — запретил Козлов. — Он не наш.
— Владимир Николаевич, это летчик, который нас опыляет. Вместе хлеб сеем. Можно сказать, член бригады.
— Ну, если вместе, значит, наш. Бери.
— Тогда пусть мне Малашкина на бланке официальное письмо отстукает: так, мол, и так… А я представитель общественности.
Николай Канарейкин сидел в аудитории машиностроительного техникума напротив очкастого парня и, беззвучно шевеля губами, смотрел в потолок.
Очкастый полистал зачетную книжку Николая, потом спросил, нарушив тягостную тишину:
— Николай Егорович, сколько вам лет?
— Сорок пять, — ответил Николай.
— Понятно… А зачем вы учитесь?
— Мещеряков заставляет.
Мещеряков действительно хотел, чтобы у него в колхозе были дипломированные кадры.
Очкастый протянул Николаю зачетку, вежливо пригласил:
— Приходите на будущий год.
Николай взял зачетку и пошел к двери, и в это время из его правой штанины выпала шпаргалка гармошкой.
Студенты-заочники, каждый из которых годился ему в сыновья, дружно и беззлобно засмеялись.
Николай шагнул через шпаргалку. Вышел из кабинета в коридор. Из коридора на улицу. Залез в газик, снял свои ботинки, переобулся в резиновые сапоги, заляпанные подсохшей светлой грязью.
В это время к газику подошел сержант Ефимов.
— Привет, Коля, — поздоровался Ефимов. — А я дочку твою вчера видел. Просто красавица вымахала…
— Где ты ее видел? — хмуро удивился Николай. Танька сидела на почте, сортировала письма и думала о своем. Не о письмах же ей думать. И представилась ей такая картина:
…Громов вынес на летное поле небольшой столик. Фрося поставила стул.
— Спасибо большое, — поблагодарила Танька.
— Ручка с чернилами нужна? — спросила Фрося.
— Нет. У меня шариковая, — отказалась Танька и вежливо кивнула летчику. — Приступайте.
Летчик встал перед Танькой и вскинул трубу к губам. Заиграл мелодию зарубежного автора из фильма «История любви». А Танька запела — негромко, вкрадчиво и с вариациями. Получилось просто потрясающе.
Фрося и Громов не выдержали красоты мелодии и, взявшись за руки, лирически затанцевали за спиной у летчика.
— Секундочку… — Танька остановила летчика и обратилась к танцующим: — Простите, я не могу вас взять. Вы не из нашего района.
Те вздохнули и скромно сели на траву.
— А вы играйте, — сказала Танька летчику.
Тот не играл. Широко раскрытыми глазами смотрел на Таньку, будто в первый раз ее видел.
— Какая вы… — с восхищением проговорил летчик. — Мы уедем с вами в Саратов, потом в Москву, потом в Варну. Мы завоюем весь мир, как Армстронг и Элла Фитцжеральд…
— Играйте, играйте, не отвлекайтесь, — скромно, но с достоинством ответила Танька…
…В этот момент распахнулась дверь, и в помещение почты вошел летчик Валерий Иванович Журавлев — не в видении, а на самом деле. Рядом с ним был маленький лысый мужик, который не присутствовал в Танькиных мечтах и поэтому как бы подтверждал реальность происходящего.
Летчик подошел к соседнему окошку и сдал почтовичке Клаве корреспонденцию в бумажном мешке. Потом расписался в ведомости и, ни слова не говоря, направился к двери.
— Товарищ летчик! — окликнула Танька и поднялась со своего стула. Вам письмо!
Танька достала из сумки письмо — то самое, которое отстукала секретарь Мещерякова Валя Малашкина на официальном бланке.
— От кого? — холодно спросил летчик.
— От меня, — растерянно ответила Танька.
Летчик молчал, смотрел на Таньку со странным выражением.
Танька вышла из-за перегородки.
— Не подходи! — неожиданно приказал летчик.
— Да вы не бойтесь, — успокоила Танька. — Я к вам по делу.
Танька протянула письмо. Летчик взял это письмо, разорвал его на две части, потом на четыре, потом разодрал в клочья. Бросил в пластмассовое ведро для мусора и сказал лысому мужику:
— Вы свидетель!
Что вы делаете? Ну что вы делаете? — возмутилась Танька. — Это ж документ.
Летчик повернулся к Таньке спиной. Вышел и хлопнул дверью. Сошли с крыльца.
Летчик вдруг остановился, снял с себя ботинки и пошел босиком.
— Заземляюсь, — объяснил он свои действия. — Чтобы электричество вышло.
— Простите, эта девушка ваша знакомая? — поинтересовался лысый человек.
— Нет. Она меня преследует.
— А… Любовь… — мечтательно проговорил человек и поднял лицо к небу. В небе висело одно-единственное кучевое облако.
Летчик тоже посмотрел в небо и тоже увидел это облако.
— Хорошо быть молодым, — сказал вдруг лысый человек.
— Все говорят: хорошо, хорошо… А я пока от своей молодости ничего хорошего не вижу. Живу не там. Делаю не то.
— Это неправильно. Надо жить Там. И делать То.
— Я от себя не завишу. Я завишу от обстоятельств.
— И я от себя не завишу. Я завишу от случая. Как золотоискатель.
— И до каких пор зависеть? — спросил летчик.
— Пока кому-нибудь не надоест: вам или случаю.
Подошли к правлению колхоза.
— Спасибо, что подбросили, — поблагодарил «золотоискатель». — Но если и здесь вокально-инструментальный ансамбль, то я просто повешусь.
Возле леса стоял вертолет «МК 44–92», а возле вертолета-сестры Канарейкины. Танька и Вероника. Танька забивала в сопло огромную кормовую тыкву, а Вероника стояла рядом и руководила.
— Еще щелочка осталась, — показала Вероника. — Тут самое главное герметичность. До конца забивай.
Танька стала забивать до конца.
— Думаешь, не взлетит? — усомнилась она.
