Элиа Казан - Сделка
— Бедная душа.
— Я думаю, что я был болен. Был болен.
— Бедная душа, — прошептал он.
— Но сейчас я здоров. Может, где-то чуть осталось. К примеру, верь мне, что я действительно забыл про прошлую ночь, но, вспомнив, я точно знаю, где я был. Такие вещи я забываю, мой мозг немного не в порядке.
— Вижу.
— Но с ней меня не было.
— Тогда кого она ждала?
— Мне тоже интересно узнать.
— Идиотский вопрос. Кого же она ждала? Вы скажете мне правду?
— Да.
— Я хочу сказать, что если она ждала вас, то скажите мне об этом, скажите мне ТАКОМУ.
— Хорошо. Попробую. Я кое-чего достиг, Чарльз. Это скрыто от постороннего взгляда, оно — внутри меня. Ты понимаешь? Понимаешь, конечно. У меня ничего не осталось, чего я не хотел бы потерять или защитить. Более того, я собираюсь расстаться со своей недвижимостью и деньгами.
— Это точно?
— Точно. Я ничего и никого не хочу. Не хочу Гвен. Однажды хотел. Приехав в Нью-Йорк, я думал, что с ней я решу мои проблемы. Но сейчас понимаю, что никто, кроме меня, их не решит. Дело в противостоянии двух «я» внутри меня. Поэтому бери ее. А я вскоре исчезну.
— И куда? — спросил он.
— В себя. Всем скажу «прощайте»…
— А вы не думаете, что лучше обратиться к врачу?
— Нет. Уже пробовал.
— А к церкви? Обратитесь к священнику!
— Мне нужно побыть одному. Она — твоя, я уже никогда не стану принадлежать ей. Прошлой ночью я ее не видел, и она не ждала меня. Ты веришь мне, веришь?
— Верю, — сказал он. — Сейчас верю.
— О’кей. Этого я и хотел, — сказал я. — Желаю счастья. Считаю тебя другом.
— Конечно, — сказал он.
— Спасибо.
Он откинул полу плаща, и я увидел пистолет.
— С той минуты, когда она отказала мне по телефону, я ношу оружие с собой. Хотел вас убить. До сих пор не могу поверить, но это так. Даже минуту назад, здесь, я сказал себе: «Он врет!» — но сейчас вижу: у вас свои проблемы. Большие, чем мои, поэтому я вам тоже желаю всего хорошего. До свидания. За пистолет извините. — Он запахнул плащ.
— Забуду, пока мы — друзья, — сказал я.
Он встал. Я тоже. Расставание. Он обнял меня и горячо прошептал в ухо:
— Еще один вопрос. Ответьте мне, пожалуйста, неужели я сексуально непривлекателен для женщин?
— С какой стати? — сказал я.
— Спасибо! — ответил он. — Спасибо.
Я повернулся к выходу. Глаза Чета следили за мной.
— Не волнуйтесь, — сказал Чарльз. — Я провожу вас до двери.
Чет, не шевелясь, проследил мой уход.
Я не мог ждать, чтобы сообщить Гвен, как мой «новый путь» работает. Я хотел забрать фото горы Аргус и уйти.
У ее двери сильно пахло ароматическими солями для ванн.
* * *Позже она говорила мне, что не находила себе места, высматривая окна бара напротив. Спустя несколько минут она решила: будь что будет, налила горячую ванну, почти кипяток, накидала туда солей, выпила «тройной» бурбон и завалилась в воду.
Из-за стычки ли, из-за обжигающей пены, из-за алкоголя или из-за «кто там звонит в квартиру», она едва смогла открыть дверь. С первого взгляда, брошенного мной поверх цепочки в щель приоткрытой двери, я понял, как она была напугана. Девчонка, которая ничего не боялась.
Скинув цепочку, она открыла дверь и втянула меня в проем, прижав к себе так сильно, что я задохнулся. Я и не знал, что она так меня любит. Что она могла так любить.
Она не отпускала меня. Толкнула на софу и не отпустила меня. Гвен похоронила лицо в подушке, только два широко раскрытых глаза смотрели на меня. Они сияли как два солнца.
Я попробовал рассказать ей, что случилось в баре, но она, казалось, пропускала все мимо ушей, наслаждаясь тем, что я просто жив.
— Ты приняла? — спросил я.
— Приняла?
— Ты выглядишь как наркоманка.
— По-твоему, я колюсь?
— Кажется, будто ты пропустила три-четыре рюмки.
— Три бурбона. Я так испугалась, Эдди. Нервы ни к черту.
— Сейчас нормально?
— Хочу спать. Не хочу двигаться. Хочу, чтобы мне все принесли сюда. Хочу, чтобы обо мне заботились. Ты понимаешь?
— Скоро позвонит Чарльз.
— Не хочу Чарльза.
— Ты так выглядела, когда хотела убить Чета, фея…
— А они были правы. Ты ведь знал это?
— Правы?
— Я ждала тебя.
У меня в голове вспыхнуло.
Ну тогда… как еще я мог сказать ей «прощай» после осознания того, кто мы друг для друга? Что мне осталось делать? Пожать ей руку? Я был восхищен и обворожен ею — как она бросилась на Чета! — и любил ее, потому что она так боялась за меня.
Поэтому то, что произошло потом, было самым естественным на свете!
В общем, когда Чарльз, имевший свой ключ от квартиры, вошел, мы были в постели.
Первым выстрелом он сделал мне дырку слева от соска. Я еще успел повернуться. Он целил в сердце.
Прозвучал второй выстрел, на этот раз в голову. Но я уже падал, и пуля прошла мимо. Больше я ничего не помню.
Придя в себя, я понял, что нахожусь в больнице. Но слабость дала о себе знать — мне было наплевать, где я. Я хотел поразмышлять. Но я заснул. Тут же. Что еще оставалось делать?
Глава двадцать пятая
«Странная какая-то больница! — подумал я. — Решетки на окнах!..»
В комнате лежал еще один больной — мужчина лет шестидесяти. Его тонкие ноги высушенными ветками свешивались с кровати. Он усмехался.
— Где я? — спросил я.
— В психиатрической лечебнице «Гринмидоу».
— А как я сюда попал?
— Ваши близкие подписали петицию, и по ней вас направили. У вас есть жена?
— Да. А почему вы улыбаетесь?
— Я очень долго ждал, когда вы очнетесь.
— Зачем?
— Хотел посмотреть, как вы воспримете известие! О спецбольнице.
У него была лукавая физиономия, живая и умная. Мысли его порхали без остановки.
— Меня зовут Тейтельбаум, — сказал он неожиданно, — Арнольд Тейтельбаум. Желаю вам дожить до ста лет.
Я расхохотался. Грудь сразу же пронзила боль. Вторая пуля Чарльза прошла мимо головы и попала в мускулы плеча на левой стороне. Бедняга так и не пришлепнул меня! Затем я вспомнил первый выстрел и быстро ощупал себя.
Жив, жив, подумал я облегченно.
— Где, вы говорите, я нахожусь? — спросил я.
— В психиатрической лечебнице «Гринмидоу».
Итак, Флоренс все-таки подписала бумагу.
— А за что меня отправили сюда?
— О, это уже ваша тайна и ваша проблема.
— Какая еще проблема?
— Как выйти отсюда.
— А может, я и не захочу.
— Через несколько дней захотите. Еще как захотите! А я, вам на заметку, почти что юрист. Я вам кое-что скажу, чего они не скажут.
— Интересно, что же?
— Вы уже лишены кое-каких основных прав гражданина.
— Да?
— Попробуйте позвонить.
Я молчал. Он утомил меня. Его желание выговориться действовало на нервы. Но он не отставал.
— И что же вы намерены делать?
— Когда?
— Сейчас.
— Наслаждаться молчанием.
— Я смогу вам помочь.
— Мистер Тейтельбаум, — отрезал я, — у меня свои проблемы.
— Разумеется! — воскликнул он. — Иначе вас бы здесь не было.
— Я должен поразмыслить над случившимся.
— Размышляйте. У вас это хорошо получается.
— И, чтобы думать, мне нужна тишина!
— Лучше меня никто не знает цену концентрации мысли!
— Поясню. Не могли бы вы…
— Хорошо. Но мне трудно молчать, так как мы только познакомились, а я по понятным причинам любопытен.
Я попробовал перевернуться на живот.
— Не удастся, мой друг. Да это и не нужно. Не волнуйтесь. У меня бывают периоды, когда я молчу. И вам даже захочется иногда, чтобы я открыл рот.
— Сомневаюсь.
— Увидим. А теперь попробуйте закрыть глаза и расслабиться. Скоро вам потребуются силы.
Я хмыкнул.
— И вот тогда я смогу помочь вам. Организую много, много…
— Пожалуйста, организуйте тишину в палате! Немедленно!
— Не считайте меня кретином или психом! — торжественно произнес Тейтельбаум, выказав достоинство, неожиданное для меня. — Я ни тот и ни другой. Было время, я владел сетью магазинов в Коннектикуте. И дела шли неплохо. Зря, конечно, открыл вам свое имя, но дело сделано. Моя ошибка была в том, что я решил уйти на отдых. Думал, жизнь будет прекрасней без работы. И сделал непростительную глупость. Но это ни в коей мере не означает, что вам будет дозволено делать из меня посмешище. Более того! Скажу, что я почетный член юридических коллегий в двух штатах. Я профессионал суда. И я исправлю ошибки, допущенные по отношению ко мне этими самыми недоброжелателями; я их съем, я ничего не забыл, кровь будет течь по улицам Бриджпорта, справедливость восторжествует! Будет пущена кровь! — Он гремел на всю палату. — Вопли врагов будут слышны в каждом уголке!
В комнату забежал некто в белом халате. Арнольд Тейтельбаум, сидя в пижаме на кровати, напыщенно, как комический король Лир, запыхтел. Он взглянул на санитара с царственным презрением, откинулся на кровать и прикрыл глаза рукой.
