ГУМИЛЕВ Николаевич - СТРУНА ИСТОРИИ
Но потом оказалось, что среди них возникли тоже две партии. Одна — крайняя, которая вообще не давала никому жить, другая — такая, умеренная. Умеренные победили крайних, перебили их всех безжалостно. И Чехия превратилась в обычное европейское королевство с протестантскими тенденциями.
Вот краткая демография: перед началом событий в Чехии было 3 миллиона жителей, после конца — в 1618 году — после Белогорской битвы, которую чехи проиграли, — 800 тысяч. То есть вы видите, что это самое Возрождение, которое мы называем, по-моему, более правильно, — надломом, оно — вещь жестокая.
Но Гус, когда его везли на костер, сказал: «Я-то гусь (так и есть), но за мной придет — «лебедь». И вы с ним — не справитесь».
И через сто лет пришел «лебедь» — Мартин Лютер,[618] который долго и очень хорошо изучал Священное Писание, вообще, знал все порядки в церкви. Он был иеромонах, священник и монах одновременно. И он написал 95 тезисов, которые, по его мнению, неправильны в католической церкви.
Ну, самым большим был, конечно, вопрос об индульгенциях («нельзя отпускать грехи за деньги»). Ну, и целый ряд других способов. Он против монашества выступил. Сказал, что это — противоестественно, что человек должен быть с женой, потому что иначе это будет — та или иная форма разврата. Ну, — много сказал. Ну, что бы с ним сделали — в наше время? Господи, сказали бы: «Гражданин, пройдемте!» И — с концами.
А тогда, император Карл V, во владениях которого не заходило солнце,[619] сказал: «Что? Какой-то монах хочет с нами спорить? Ну, что ж — заслушаем его».
И устроил Собор, на котором сидел в центре сам, рядом — папский легат, по левую сторону — духовные прелаты, по правую сторону — вельможи Великой Германской империи. Они вызвали этого монаха и говорят: «Ну, — объясняйся, в чем ты виноват, и говори, почему ты — против всего христианства?!»
И Лютер замялся, потерялся, не смог слова сказать. (Ну, естественно, — такая ситуация вызвала нервность у него.)
Карл сказал: «Ладно, уведите его. Завтра приведите к отречению и отпустите».
А Лютер за ночь всё передумал. На следующий день, когда он должен был уже каяться и отрекаться, — вышел и сказал: «Ich stehe hier und kann nicht anders» («Я здесь стою и не могу иначе!») и пошел крыть!
Вы знаете, сила его убеждения была такова, что половина светских герцогов высказалась в его пользу: «А ведь и верно говорит!»
Ну, Карл велел его все равно посадить. Но только — опоздал. Так как мысль императора легко угадать опытному царедворцу, то герцог Саксонский, прежде чем Лютера схватили, послал своих людей, которые его посадили на коня, увезли в какой-то скрытый замок в Саксонии, о котором никто ничего не знал, и спрятали его там. А слова Лютера разошлись по всему христианскому миру. Поскольку он по-латыни говорил совершенно свободно, говорил и по-немецки, и по-французски, его могли понять всюду, — оказалось большое количество людей, ему сочувствующих. Так родилось лютеранство, так родился протестантизм.
Там Лютер сидел очень долго, в этом замке. Он не в тюрьме сидел, а в одиночестве. Ему приносили еду, и никто с ним не разговаривал. Чтобы не сойти с ума от скуки, он сел и перевел Библию на немецкий язык. Это считается классическим немецким языком — тем самым, который у нас изучают в школе — литературный немецкий язык.
Трудно ему там сиделось. Черт к нему приходил, но он — не испугался и запустил в черта чернильницей. До сих пор показывают это пятно. Я уж, не знаю, действительно ли — черт приходил, или от одиночества и нервных напряжений у него были галлюцинации. Но для нас это не существенно.
Для нас важно, что сильный пассионарий, каких было в предыдущую эпоху — каждый десятый, в это время (Л. Н. Гумилев показывает на графике «Изменение пассионарного напряжения в этнической системе» на фазы надлома. — Прим. ред.) оказался таким, который сумел влиять на всех. Вот это и есть спад пассионарности.
Это не отсутствие пассионариев (реликты существуют), но это соотношение сильно пассионарных людей, которых было в акматическую эпоху сколько угодно, а в эпоху надлома их стало уже маловато.
И те, которые уцелели, получили колоссальное преимущество. За Лютером пошли другие проповедники: Кальвин,[620] Цвингли,[621] Томас Мюнцер,[622] Иоанн Лейденский[623] — вообще много, но я рассказывать не буду. Историю Реформации прочесть легко.
Но, самое главное, что мы знаем теперь, в чем этнический смысл Реформации — это снижение пассионарности, при наличии отдельных сильных пассионариев, которые могут сделать то, что в предыдущую фазу — могло сделать большинство.
Я, собственно, перебрал свое время, но готов отвечать на вопросы.
ЛЕКЦИЯ 10
ЭТНИЧЕСКАЯ РЕГЕНЕРАЦИЯ. ТУРКИ-ОСМАНЫ
Вопрос: Лев Николаевич, а Вы не могли бы рассказать про турков-османов, которые появились вместе с литовцами.
Л. Н. Гумилев: Да, с удовольствием расскажу об этом. Дело в том, что как мы знаем, Византия с XIII–XIV века потеряла всю свою силу напора и натиска. А турки,[624] вернее, туркмены, пришедшие из Средней Азии в Малую Азию заняли ее области: древнюю Каппадокию, Киликию (это территория между верховьями Тигра и Евфрата, вернее, их средними течениями, и даже часть Черноморского побережья). У них были свои султаны, но силы у них не было, хотя они и отражали европейцев и греков (греки за европейцев не считались, поскольку не католики).
И в XIII веке, во время монгольского завоевания, туда бежал некий Эртогрул (значит, «муж, богатырь»). Имея всего пятьсот всадников, он обратился к султану Малой Азии, сельджукскому султану с тем, чтобы тот позволил ему поселиться на его землях.
Султан очень обрадовался и сказал: «Вот, бери город Бурсу, он принадлежит неверным кафирам — грекам. И в бою с неверными завоюй, я тебе разрешаю.[626] У тебя все-таки пятьсот всадников есть — это сила.
Ну, а пятьсот всадников — это все-таки очень мало, по тем временам войска состояли из сорока тысяч, пятидесяти. Вот так.
Эртогрул вскоре умер, и его сын и наследник Осман[627] объявил джихад, то есть священную войну против неверных. Это такое же, как крестовый поход у европейцев.
В этой «священной войне» могли принимать участие все желающие; и поэтому со всего Ближнего Востока все пассионарии пошли туда, чтобы воевать, побеждать и … богатеть.
Война в то время приносила доход, а не как в наше время — разорение.
Каждый воюющий, если он являлся с конем и вооружением, имел право на тимар — это участок земли, который он должен был обрабатывать сам, с помощью своей силы или рабов, которых ему предстояло захватить. Он шел в армию, служил, захватывал некоторое количество рабов и рабынь. Рабов он ставил работать на участок, рабынь — по дому, так что если была умная бай-бише (то есть старшая жена), то она этих жен терпела или, наоборот, заставляла их там кашу варить, дрова носить… ну, как домашняя прислуга. А он ходил в походы — в один, в другой, третий…
Понимаете, все до этого поступали точно так же, и ни у кого ничего не получалось, а вот у Османа[628] и особенно у его сына Урхана[629] все получилось. Но пришел XIV век, когда потомки Эртогрула перенесли свои военные действия в Европу.
Они стали одерживать победы над греками, они пересекли Балканский полуостров, укрепились в Европе, где люди должны были либо подчиняться, либо служить и получать за это плату и платить очень большие налоги. Либо переходить в ислам, получать тимар и присоединяться к ним. А славяне были не нужны (ведь сербы, болгары, македонцы — это очень храбрые люди). Хан обложил налогом всех своих подданных, налогом — мальчиками. Мальчикам этим было от восьми до четырнадцати лет. Приводили в Константинополь, обращали в ислам, учили турецкому языку, мусульманской религии и проводили с ними очень большие спортивные занятия. Из них делали пехоту: рубиться саблями, стрелять из лука, стрелять из пушки (целый корпус был топчи-биши — «топ» — это пушка). А другие стояли в строю с копьями. Эти ени-чери — янычары оказались исключительно верной, честной, храброй и сильной армией.
Они разбили всё европейское ополчение в 1394 году при Никополе. И даже бургундский маршал, маршал Бусико[631] попал в плен, ну он выкупился, конечно. Потом они разбили польско-венгерское войско в 1444 г. и короля увели.
