Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)
На другой день возвращаемся в гостиницу, видим, что рюкзачишко у него пополнел, и настроение приподнялось, и местные порядки не так уж плохи, а главный механик вообще душевнейший человек – машину ему пообещал, по ближайшим деревням прокатиться.
С машиной что-то не срослось. Экскурсию перенесли на день. Но видно, что съездили небесполезно: рюкзак битком и сумка рядышком, вместительная, но еще не полная. Сумку, скорее всего, в рюкзаке привез, готовился. И не прогадал. Только радости почему-то не заметно, задумчивый какой-то. Но улов обмыть предложил, чтобы удачу не спугнуть. Выставил бутылку спирта, три банки мясных консервов открыл. Спирт, естественно, на работе добыл, угостили по случаю завершения проверки, а консервы магазинные, в деревне купил, в свободной продаже были, и недорогие. Нам предлагает взять у него по госцене. В городе тушенка по великому блату. Почему бы и не взять. До конца командировки почти месяц. Благодарим парня. Он машет рукой: не стоит, мол, благодарности, всегда рад помочь, с собой хотел увезти, да не подрассчитал, заехали в последний магазин, увидел там дубленку, а денег не хватает.
– Обидно, хоть вешайся, – говорит. – Всю жизнь мечтал, а тут вот она, протяни руку и забирай. Ни клянчить не надо, ни юлить, ни унижаться, отслюни паршивые рубли, и она твоя.
Так не надо было перед этим жадничать, говорим, и на рюкзак показываем.
– Если бы знал! – И со слезою в голосе добавляет: – Мне рассказывали, что в Туве нет советской власти, райское место, но я не предполагал, что увижу здесь дубленки в свободной продаже.
Разжалобил. Отдали ему деньги за ящик тушенки. И еще три сотни выпросил. Клялся, что вышлет сразу, как приедет в город. Телеграфом отправит.
Ага, выслал – держите карман шире.
Ни телеграфом, ни нарочным. В долг давать – под гору метать; долги собирать – в гору таскать.
Неделя прошла, деньги кончаются, а от него ни слуху ни духу. Разве что – душок. Пробовали дозвониться в трест. Сначала не могли найти, а на третий раз услыхали, что улетел в командировку. Из Тувы да в Якутию. Там, конечно, снабжение похуже, но если постараться, и в Якутии можно кое-что найти. Я не про алмазы – ими серьезные люди занимаются, а не болтуны. Мелких дефицитов на Севере не меньше, чем полезных ископаемых. Только не ленись. А Лямкин, при желании, был весьма трудолюбив.
Кому-нибудь из вас доводилось оказаться в чужом поселке без денег?
Незавидная ситуация, особенно для тех, кто просить не любит. Лично я – не люблю. И не умею.
Старший наш пошел кланяться к местному прорабу. Выяснилось, что Лямкин и у него стрельнул. И у механика. Простая арифметика подсказывала, что не на одну дубленку собирал, а на две как минимум. Но дело не в этом. А в том, что ради своих шкурных интересов он все пастбище вытоптал. Прораб извинился. Механик отказал. Расширять поиски смелости не хватило. Оставался последний шанс, надежный, но очень неприятный – отбивать телеграммы родственникам. Хорошо, что мои старшие братья – мужики серьезные и правильные. А пока ждали переводы, питались консервами. Едим и Лямкина вспоминаем. Не до конца все-таки человек скурвился. Позаботился.
Когда деньги пришли, решили съездить в тот магазин, где Лямкин консервы покупал, чтобы банок по пять в город прихватить. Заявляемся, видим, стоят, не разобрали еще. И кстати, дешевле, чем Лямкин продал. Не намного, но тем не менее. Не удержался. Натура такая, а против нее не попрешь. Стоим, удивляемся, почему так дешево, может, некондиция какая, но ведь пробовали, целый ящик смолотили, вполне приличные консервы. Рядом тетка стояла. Разбитная бабенка. Услышала наши удивления и в хохот.
– Так это же для кошек! – говорит.
Мы тоже засмеялись. Удачно пошутила. Никто из нас и не подозревал, что подобные консервы существуют. Говорим ей, что мы тоже коты и все как один – мартовские.
Она видит, что мужички не врубаются, и подсказывает:
– Вы на этикетку-то посмотрите!
Глядим, а там действительно киска нарисована.
Если вы думаете, что кого-то из нас тут же вырвало на прилавок, вы заблуждаетесь. Честно говорю, вполне съедобные консервы. Всяко лучше, чем «завтрак туриста».
Но покупать не стали.
В гостинице мы, конечно, вспомнили и поняли, почему наши консервы были без этикеток. Потом и у Лямкина спросили. Не сознался. Сказал, что брал уже ободранными. Потом начал извиняться, что деньги не выслал, но не по своей вине, тещу приплел, которая долг не хочет отдавать, а когда прибежал перед отъездом в сберкассу, там некстати придумали профилактический день. И началась длинная песня про бесконечный бардак на Руси, как будто мы на другой планете живем.
Злостный алиментщик
Справедливости ради надо и про Кешу Карасева рассказать, и вовсе не потому, что из милиции на него бумага пришла с благодарностью за мужество при задержании преступника. Он, в общем-то, и в преферанс прилично играл, и специалист толковый. Но слава народная не в цехах куется и не в кабинетах начальников, а в пивных да курилках. И, опять же, один за ней сломя голову носится, другого – сама догоняет. А как не догнать, если мужик в трех бабах, как в трех соснах, заблудился. И снова без оговорки не обойтись. Оно вроде и так, да не совсем. Сами знаете, в каких омутах черти прячутся. Знавал я и более злостных алиментщиков. Разъездная работа, обязательно где-то что-то… Одним комплименты, другим алименты. Наши орлы даже шкалу вывели для возведения на пьедестал. Кто платил тридцать три процента, поглядывали свысока на тех, у кого простенькие двадцать пять. Но случались чумарики, которые забирались и на пятидесятипроцентную высоту. Пусть и временно, но тем не менее – рекорд есть рекорд. Герои, мученики. Уважения и почестей требовали не слабее папанинцев после дрейфа. Кеша в этой гонке не участвовал, на алименты, случалось, и жаловался, но за пиво расплачивался сам. Деньги его душу не терзали. Он в главном разобраться хотел – почему не вьются кудри у порядочных людей. Его несправедливость обижала.
Имена и клички его подруг знали не только секретарша с кадровичкой – этим по штату положено; бухгалтерша тоже заинтересованный человек, выучила, пока несчастную зарплату процентами кромсала. Но и остальной коллектив, от сопливых чертежниц, которые только что из техникума вылупились, до начальника управления – все знали, что первую зовут Аллочка, вторую – Скандалистка, а третью – Кроха. Не только имена, но и подробности взаимоотношений. С одной дружил в школе, другая окрутила его в институте, а Кроха появилась уже после тридцати трех. Все знали, что под кодовой цифрой скрывается не возраст, а процент алиментов за двоих детей. Знали, но переспрашивали. Кеша начинал объяснять и, разбередив душу, выкладывал на потеху зевакам свои печали.
С Аллочкой он учился в одном классе. Два раза ходил с ней в кино. Смотрели «Рокко и его братья» и «Человек-амфибия». На выпускном вечере она поцеловала Кешу. Но поцелуй оказался прощальным. Он к ней оком, она к нему боком. Влюбилась в музыканта из ресторана, который через некоторое время, узнав, что девушку тянет на солененькое, оказался женатым. Она бросила музыканта, но ребеночек все-таки появился. Кеша встретил ее в булочной. Грустную, но красивую. Красивее, чем на выпускном вечере. Проводил до подъезда. Помог поднять коляску на крыльцо. И совсем голову потерял. Перевелся на вечерний, чтобы комнату в частном секторе снимать. Отношения узаконил, маленькую удочерил. Пеленки стирать научился, печку топить – комнатка-то без удобств. Зиму пережили, летом съездили на курортное озеро Шира, десять дней в соленой воде купались. Осенью стал подыскивать комнатенку потеплее. У Аллочки зуб заболел, места себе не находила, щеку разнесло, а зубных врачей боялась, еле выпроводил в больницу. Опухоль спала, зубик подлечили. Доктор оказался не страшный, и Аллочка переехала к нему в кооперативную квартиру. Потом развод попросила. А через какое-то время и алименты, как снег на голову. Он побежал разбираться, узнавать: кому и откуда. А ему объясняют, что вовсе не от верблюда – девочка в его собственном паспорте записана. Новый муж удочерять не захотел. Зубные врачи всегда неплохо зарабатывали, но у богатых лишних денег не бывает. И лишних нервов на разговоры с бывшим мужиком нет. Выяснение отношений – пустая трата времени. И небезопасная к тому же. Аллочку после ее переселения он видел только во сне. Но в первое время – очень часто.
– Любовь зла, – вздыхал Кеша.
Добрые люди сочувствовали. Умные люди объясняли: «Полежала нагишом и осталась с барышом».
Кеша пробовал защищать Аллочку, уверял, что зубник ее подбил, а ему напоминали, что муж и жена – одна сатана.
Те же умные люди посоветовали Кеше уйти с вечернего на дневной: какие, мол, алименты со студента. Он послушался. Но не век же в студентах отсиживаться.
На вечернем по электрической специальности с ним училась единственная женщина, и очень даже толковая, зато на дневном – не меньше, чем голубок на паперти. Ходят, воркуют, будто никого не замечают, однако никого не боятся. И перышки – ухоженные на загляденье. Но Кеша отворачивается, ему отдышаться надо, как после удара в солнечное сплетение. Все голубки воронами кажутся. Ползком, где низко, тишком, где склизко. Чуть ли не три года от девиц шарахался. Потом попросила одна помочь сделать курсовую. Парень безотказный, учеба давалась легко. Ни спину гнуть, ни голову ломать не пришлось. Сделал. Она в кафе пригласила, надо же отблагодарить. После кафе, как и положено рыцарю, проводил даму до дома. Само собой, за веселым разговором не заметил, как в квартиру поднялись. И матери дома не было. А наливочка нашлась. Хмельная наливочка. Дальше… можно и без подробностей обойтись. Но понравилось. Подвела сухоту молодцу к животу. А Скандалисткой она сделалась чуть позже, когда в паспорт Кеши записали вторую дочку и заселились на жилплощадь, которая досталась счастливой мамаше после смерти бабушки. До боли знакомая история. Все вдруг стало не так: и зарплата маленькая, и ноги потеют, и веник неправильно держит, когда в квартире подметает, но самое невыносимое, что платит двадцать пять процентов за чужого ребенка. Хитрую дорожку, чтобы снизить потери, она искала недолго. Тоже подала на алименты, и Кеша стал выплачивать тридцать три процента, но в чужой карман уходила только половина из них. Тридцать три пополам – меньше, чем двадцать пять. Какие рубли-копейки выгадала – дело десятое, но моральное удовлетворение получила. Даже на коньяк ради такой победы расщедрилась.
