Александр Етоев - Книгоедство

Юрий Иосифович Визбор – журналист, актер, классик авторской песни и вообще – человек-легенда

Юрий Иосифович Домбровский – писатель, поэт, лагерник, автор «Хранителя древностей» и «Факультета ненужных вещей».

В клуб входил еще один Юрий Иосич, четвертый, который скромно оставался в тени; это был водитель такси, подвозивший однажды Юрия Коваля домой и тогда-то, в машине, и обращенный в святое братство Юрий Иосичей О нем история в дальнейшем умалчивает

Наверное, это был очень веселый клуб, судя по тем талантам, которыми не обделил Господь Бог троицу его основателей Жаль, что никто не вел хронику клубной жизни.

Но вот ушли потихонечку один за другим – сперва Домбровский, потом Визбор, за ними – Юрий Коваль Не стало их – не стало и клуба. Вот так всегда – любителей 13-го портвейна хоть пруд пруди, а талантливых Юрий Иосичей – раз, два, три и обчелся.

И я подумал, почему же не соберутся в какое-нибудь одноименное братство нынешние Александр Сергеичи, сделав своим бессменным лидером нашего поэта номер один Ну пусть не все Александр Сергеичи, а, скажем, только жители Петербурга Даже здесь можно ограничить круг, допустим, членами Союзов писателей.

Для интереса я навел справки и обнаружил, к своему удивлению, что в писательских организациях Петербурга Александр Сергеичей всего трое. В Союзе писателей Санкт-Петербурга это Александр Сергеевич Мыльников А в Союзе писателей России (петербургское отделение) – Александр Сергеевич Люлин и Александр Сергеевич Акулов

Я не знаю, что они написали, да это, господа, и не важно Потому что, объединившись в клуб и имея благословение Пушкина, можно столько всего сделать для блага родины уже по самой простой причине – под знаком Пушкина схалтурить нельзя.

Весной, в самом ее начале, много разных удивительных праздников День бабушек, например.

Празднуют его во Франции, 5-го марта. Все французские бабушки в этот день ходят гордые и счастливые, молодежь им уступает дорогу и места в общественном транспорте, внуки помогают нести из магазинов авоськи с шампиньонами и картошкой. Театры и кинотеатры, планетарий и зоосад для бабушек в этот день открыты. Еще для бабуль открыты все Парки культуры и отдыха по всей необъятной Франции Любая бабушка, сколько хочет, может прыгать с вышки на парашюте, мерить на силомере силу и смеяться над своим отражением в павильоне кривых зеркал.

Жаль, конечно, что у нас такого праздника нет. Зато у нас есть праздник Первого огурца Учредила этот весенний праздник петербургская фирма «Лето».

Представляете, в теплице, под искусственным солнцем, рождается весеннее чудо – первый питерский огурец. Однажды даже совпало так, что огурец родился 23 февраля, немного не дотерпев до весны. Посвятили его защитникам отечества.

Это символично – ведь зеленый цвет не только цвет молодости и надежды Еще это цвет пограничных войск, хранителей рубежей нашей родины.

Вы спросите: а причем здесь Пушкин? Я отвечу: Пушкин всегда причем Он же – Пушкин, в этом все дело.

У Пушкина была большая библиотека. Но книг он читать никому не давал Книга для Александра Сергеевича всегда была священным предметом, и пускать ее по рукам считал он надругательством над святыней.

В этом плане Пушкин своим примером породил целый тип книжного собирателя-скопидома

Назовем наугад нескольких ярких представителей этого нелицеприятного племени

Василий Розанов. Сравнивал отданную в чужие руки книгу с проституткой, торгующей своим телом.

Валерий Брюсов. Известен случай, когда Бунин попросил у Брюсова дать ему на несколько дней какую-то книгу, тот ответил на это резко и строго: «Никогда и никому не даю ни одной из своих книг даже на час»

Джон Леннон Покупал книги в трех экземплярах Один читал сам, другой давал читать знакомым, а третий хранил в девственном виде, не раскрывая, как коллекционный экземпляр.

И так далее, и так далее, и так далее

В Йемене, однажды сообщили по радио, два селения дерутся из-за колодца – не поделили Столько-то человек убито, столько-то человек ранено Национальная армия, пытаясь угомонить сражающихся, вынуждена применить артиллерию Против армии со стороны враждующих группировок открыт ответный огонь. Столько-то убитых и раненных.

Йемен – это еще не Африка, но уже близко

В детстве мы пели такую песенку:

За кусок бататаУбивают брата…

К чему я все это говорю? А к тому, что был бы сейчас Александр Сергеевич жив-здоров, не сидел бы он так, как мы, равнодушно у карты мира и не похохатывал так, как мы, над отдельными неразумными племенами А встал бы во весь свой рост, как стоит на аникушинском пьедестале, и жег бы гневным глаголом ледяные сердца людей

В кондитерском отделе гастронома возле Аларчина моста в Петербурге, неподалеку от дома, где одно время располагалось знаменитое издательство «Fanta Mortale», я увидел роскошную коробку конфет с портретом Натальи Гончаровой на крышке Под портретом стояла подпись: «Набор шоколадных конфет № 33» Цена 66 рублей 40 коп Рядом лежала такая же точно коробка, но уже с изображением самого Александра Сергеевича Она была подписана как и первая, только значилась под номером 35 И цена была немного дешевле – 64 рубля 10 коп Промежуточный номер отсутствовал – видимо, «Набор шоколадных конфет № 34» уже раскупили Я стоял возле витрины и думал. Если номер 33 – Гончарова, а номер 35 – Пушкин, то чье же, интересно, изображение напечатано на номере 34? Думал, думал, мучался, мучался, но так ничего и не придумал. Может, кто из читателей мне подскажет?

Слышал на улице, как один человек говорит другому: «Купил водку “Пушкин”, выпил – не понимаю! Как такую отраву мог пить великий поэт?!!»

Я тоже купил бутылку и, перед тем как ее открыть, прочел надпись на этикетке: «Овес, который вырос на псковской земле и впитал в себя красоту русской поэзии, умягчает водку и передает ей неповторимую атмосферу пушкинских мест»

Я открыл и выпил четыре стопки Водка была хорошая, Пушкин запросто мог такую пить

Пушкин и словесность

Пушкин – гений.

Словесность живет независимо от усилий гения

Просто гений – единственный, кто эту ее независимость может тихонечко подчинить себе.

Что Пушкин и сделал

Про Пушкина можно писать бесконечно долго, тратя время и свое и читательское. Лучший способ остановить перо, это процитировать кого-нибудь из великих. После этого писать уже как-то боязно.

Итак – классика! Из поэмы уже упоминавшегося выше «другого великого сына России» Владимира Маяковского «Александр Сергеевич Пушкин»:

Пушкин и теперь живее всех живых -

Наша слава, сила и оружие

Теперь всё.