Евгений Клюев - Андерманир штук
О Господи… Ах, ну да, имя же просто такое: Лев.
– Убить тебя, по-моему, там хотели… в институте. А нет – так вред тебе причинить какой, – против воли сказал Владлен Семенович и замер: может, это и есть оно – то, для чего в квартире напротив все затеяно? Конечная цель…
57. ГАРМОНИЯ БОЖЕСТВЕННОГО ЦЕЛОГО
Он, понятно, вернул все на прежнее место. И стол, и собаку, которая, даже не рыкнув ни разу, сама поднялась и ушла в пустой кабинет, дав себя там запереть.
Утром, в положенное, значит, время, Владлен Семенович ключи пошел сдавать – все поджилки тряслись, – но ни о чем его не спросили. Лотта Ввеймаре ключи приняла, улыбнулась – и опять в книжку: переставать беспокоиться и начинать жить. Он даже нарочно минуты две около нее просто так, праздно постоял: может, поинтересуется чем… – ни слова, ни полслова.
И – тяжело, смутно, темно было на душе у героя. У грозного ангела Спаса в Силах – грозного ангела, которым он воображал себя до утра.
Да потом перестал: как рукой сняло.
– Человек я религиозный, – сказал себе (себе ли?) вслух коммунист Владлен Семенович Потапов, вернувшись в свою квартиру и заперев дверь изнутри. – А потому допустить истребления не могу.
Парня, конечно, жалко, но и полсотни душ в институте не пустяк.
Большинство важней меньшинства.
Один в поле не воин.
А проговорили они со Львом долго – до утра почти.
Трудный для Владлена Семеновича разговор был: он молодое поколение плохо знал… непонятные они теперь, заумные. Но одно Владлен Семенович понял хорошо: Лев этот, им спасенный, всего института поопаснее будет. Вон как ни с того ни с сего мерцательная аритмия прекратилась – стоило только запястья Льва коснуться… с тех пор ведь так и не беспокоит. И собака как шелковая стала: не тявкнула даже. И спит парень – Владлен Семенович сам видел – с открытыми глазами: заснул под утро ненадолго, но глаз своих красных не закрыл. А перед самым уходом, прощаясь с Владленом Семеновичем, двумя голосами говорил: один свой, другой… ох, не свой другой, не свой! Все благодарил, значит, Владлена Семеновича тот, второй-то, голос, и в квартире вдруг так холодно стало – прямо пар изо рта… Потом, когда на улицу парень вышел – Владлен Семенович сквозь занавеску глядел, – сделал, значит, несколько шагов и исчез: точно и не было.
Может, и вправду не было – как Горький, Алексей Максимович, в книжке писал: может, и не было, писал, никакого мальчика? А Горький – хороший советский социалистический писатель нашего века, он всю правду знал.
И вот… хоть убей теперь Владлена Семеновича, а зациклился он, стало быть, полностью на горьковской мысли этой: был ли мальчик-то? За что ни возьмется Владлен Семенович – все та же дума: был – не был? Если был – почему ж тогда утром, в институте, никто ни слова, ни полслова? И зачем тогда вся ночная борьба великая… и с кем борьба?
«Это и все, Спасе в Силах?» – «Да какое ж все-то, Владлен Семенович. Битва только начинается. В кабинет тебе надо…» – вспомнил он ночной свой со Спасом в Силах разговор и обомлел. Как же это я… что же это! Не тот был зверь, который волкодав, а тот, что в кресле сидел, дурак ты старый Владлен Семенович Потапов! Второго – красноглазого, диавола! – и обороть тебе надо было, ибо сказано: час битвы великой пробил, иди и сразись с нечистым! А не станешь, дескать, с ним биться – заберет он душу твою навеки.
Владлен Семенович схватился за пульс: в надежде на мерцание сердца. Но ничего не мерцало больше – и пульса не слыхать было: словно сердца у него и не имелось отныне, словно именно что и забрали сердце его навеки!
Пора было покрываться холодным потом: чувство порядка требовало. Так Владлен Семенович и поступил: холодным потом покрылся и затрясся даже. Вот ведь к чему приводит потеря классовой бдительности! Обвел его, получается, диавол вокруг пальца: мучеником прикинулся, а потом и растаял в воздухе утреннем – с его, Владлена Семеновича, душою в кармане… Да, а самое-то главное, что незадолго до ухода слова крепкие диавол сказал: преступный, дескать, институт этот – и не быть ему здесь. Уничтожить, значит, собирается… а как же люди-то, люди? Полста душ… Лотта Ввеймаре, опять же, – хоть и надменная дамочка, а тоже жить хочет!
Да только назад-то уж этой ночи не воротишь. Не то бы он и в кабинет не пошел: суждено парню умереть было – пускай бы умирал: Божий, значит, промысел! Не должно человеку в Божьи планы мешаться. А ведь вот вмешался же Владлен Семенович – и лежит теперь на нем вина большая. Да и ответственность за полста душ лежит. К Мордвинову ему надо… – доложить. А как доложить – себя выдать? Про сигнализацию рассказать, про код Лотты Ввеймаре? Про свои странствия по кабинетам? Про подозрения свои пустые?
Ох, нехорошая ситуация, нехорошая…
Владлен Семенович вскочил со стула – и к пиджаку рабочему бросился: там Спас в Силах в потайном кармане с ночи молча лежал… забыл Владлен Семенович иконку-то по приходе с работы достать, на столик поставить, первый раз ведь забыл! Вот он, любезный, тут как тут! Зачем-то протерев рукавом светлый лик его, Владлен Семенович водворил Спаса в Силах на место и молитву совершать начал – свою, на ходу творимую:
– Спасе в Силах, вразуми, Спасе в Силах, научи!.. Проявил я, Спасе в Силах, непонимание момента – прости и извини меня, Спасе в Силах! Не с тем зверем сразился, обмануть себя видимостию дал. Согрешил, Спасе в Силах, – и каюсь, каюсь, каюсь теперь, но искуплю. Даже ценою покоя своего искуплю. Пойду сейчас в институт, в ножки к Мордвинову брошусь, предупрежу его об опасности! Дай сил мне, Спасе в Силах!
Долго смотрел на него Спас в Силах, слова не молвил. А когда уже Владлен Семенович у двери был – в квартиру напротив собрался, окликнул все-таки Владлена Семеновича по имени, снизошел:
– Владлен Семенович, а Владлен Семенович!
Тот обернулся от двери.
– Дурак ты, Владлен Семенович, русский, 1925 года рождения, участник войны с 1943 года, член КПСС с 1945 года, пенсионер с 1986 года! Дурак и больше никто. Не дам я тебе сил, проваливай. – И опустил суровый взор Спас в Силах.
Владлена Семеновича как к месту пригвоздило – стоит, за дверную ручку держится, бессвязное бормочет:
– Да я же, Спасе в Силах, я же во имя Твое… сердце мое православное, христианское… полста душ на за грош пропадет…
Только уж не говорил ничего больше Спас в Силах – и не глядел даже на Владлена Семеновича.
А тот с духом собрался, себя перемог – и пошел вперед: за правое дело, за землю русскую, за раны Игоревы… Только его и видали.
Сусанна Викторовна открыла дверь:
– Ах, это Вы, Владлен Семенович… заходите.
– К Мордвинову мне, по делу, доложите.
Лотта Ввеймаре набрала внутренний:
– Владлен Семенович к Вам по делу… Пожалуйста, Владлен Семенович.
Честное слово, ну не знал Мордвинов, как ему реагировать на исповедь Потапова. Чего-то такое нес Потапов про минувшую ночь, про зверя-обороть, про двух даже каких-то зверей, про душу свою бессмертную, кем-то у него отнятую… бред и бред. И якобы из-за этого всего контакт у Владлена Семеновича с каким-то Спасом в Силах пропал. Видимо, окончательно у старика крыша поехала… рассчитывать его надо: хорош сторож – с такими глюками!
Только зацепило Мордвинова вдруг имя одно редкое… Лев («Львом назвался… зверь и есть! Все тут, говорил, разнесу, камня на камне, говорил, не оставлю»).
О том, что Коля Петров Льва в институт привел, Мордвинов знал уже: увидел Льва у Ивана Ивановича – подивившись, как все-таки тесен мир и как много в его, Мордвинова, судьбе людей с паранормальными способностями. Вот и Леночкин сын, подумал он еще тогда, тут: вся Москва в одном котле варится. Екнуло что-то насчет того, что не надо бы, может быть, Льву сюда, да Мордвинов рукой махнул: а-а-а… пусть сама теперь Леночка со своим сыном разбирается! Он и так уж для него больше, чем для родной дочери, сделал: в библиотеку на хороший оклад устроил, с Ратнером свел… получается, даже в Академию напутствие дал, а Леночка так приложила его… так приложила. И с кем бы еще в компании… – с Ратнером!
Но сейчас не в этом дело – сейчас все так обернулось, будто Лев ночью – без Мордвиновского ведома – в институте чего-то делал, аж сторожа, вон, до сумасшествия довел («Сам, сам, своими руками зверя отпустил, вот этими вот руками, отрубить мне их!»), угрожал даже, вроде, потом какие-то способности странные проявлял… и что бы, черт побери, все это значило?
– Идите уже, Владлен Семенович, – сказал Мордвинов перевозбужденному старцу. – Понятно все. Льва мы знаем, я разберусь. Да не надо мне особых примет, идите!
И побрел Владлен Семенович по коридору – свидетелю ночной его битвы, беды его ночной. А на паркете ни царапинки не было: хорошо еще натирали паркет в самом конце двадцатого века!..
Мордвинов вызвал к себе Колю Петрова.
– Приду, когда время будет, – сказал тот, мгновенно выведя Мордвинова из себя: что значит – «когда время будет»?
