Евгений Попов - Прекрасность жизни. Роман-газета.
МУЗА. Заметила.
АВТОР. «У Него нет случайностей. Полагаю, Он не считая мой случай безнадежным, дал мне еще одну попытку собрать расползающееся, как раки, и я горд оказанным доверием.
Попытаюсь еще раз изложить для тебя, дорогой друг, тот самый «случай из жизни», о котором мы с тобой толковали в 1975 году, когда ты сказал: напиши, раз тебя мучает эта чушь. Ничто не мучает меня, слабо возразил я тогда. Но хватит, хватит слов! Вот этот случай!
18 лет назад, в 196... году, я, завершая свое высшее образование, был на практике в геологосъемочной экспедиции, где занимал должность младшего техника...»
МУЗА. Наконец-то!
АВТОР. Что?
МУЗА. Наконец-то вроде началось, а то опять все сплошная болтовня.
АВТОР. Это не болтовня, а временнáя протяжка. Персонаж пишет письмо к другу, вспоминая разговор 1975 года, когда они с другом обсуждали мелкий случай, произошедший в 196... году. Да ты хочешь ли слушать?
МУЗА. Не хочешь читать — не читай, не хочешь писать — тоже.
АВТОР (угрюмо). Я-то хочу.
МУЗА. Хочешь читать — читай, хочешь писать — пиши. Свобода — это осознанная необходимость.
АВТОР. «...где занимал должность младшего техника. Вот, сказал ты, опиши себя, опиши 196... год, приполярную лесотундру, своих товарищей по нелегкому труду, ледники, снежники, горного козла, встречу с медведем, костер, где варится стерляжья уха, белую ночь 22 июня, когда вы играли на поляне в футбол, сплав по бурной, порожистой реке в надувных резиновых лодках, устройство двухместных брезентовых палаток, прибытие вертолета со спиртом, мукой и папиросами, разговоры о литературе и текущем процессе, охоту на оленей, дежурство по пищеблоку, включая выпечку хлеба на галечной косе, смерть главного геолога Тугерсгаузена, которого проводники называли для простоты Хун-Ци-хун, чтение романа Фолкнера в «Иностранной литературе», дружбу, взаимовыручку, раздражение, ловлю рыбы на «обманку», понос от свежей убоины, запиваемой сырой водой, тоску, затерянность, мечты, любовь, ощущение текучести жизни, что жизнь продолжается, длится, будет вечно, что жизнь прекрасна в конце-то концов!.. И только тогда у тебя, наконец, заиграет эта история с бичом Мудрицким, в противном случае обращающаяся в ничто. «Жизнь прекрасна» и «прекрасность жизни» — это две, как говорят в Одессе, большие разницы, помнится, возразил тебе я. Раздражающий перечень, претенциозное начало... Плохая проза, но объяснить и доказать невозможно, рекомендовать и указывать не смею. Любопытно? Пожалуй. Но я умываю руки с мылом. Вынужденная беллетризация реальности, когда персонаж попадает в условия (описание), думает и вспоминает (думы и воспоминания), обращается к другому персонажу (диалог, заканчивающийся катарсисом) — все это больше не для меня, все это было всегда, и от этого все навсегда устали, и я в первую очередь. Вспомни великого физика, который, сдавая вступительные экзамены, дал четкий ответ: все спрашиваемое, господа, имеется в справочнике. Они его и выгнали, подлецы, не поняв гениальности постулата, предвосхищающего грядущую прекрасность жизни. Когда, например, с помощью сплошной компьютеризации народного хозяйства, птиц, картин, растений и трав вполне будет возможно, глянув на дисплей, получить с помощью электронщины весь вышеприведенный перечень событий, описаний, дум, воспоминаний. И лишь унылый голос автора, выражающий смятение его личных чувств, растерянность, дураковатость, маету, никто и ничто не заменит, потому что Он так велел, все под Ним ходим...»
МУЗА. Он и Писатель это одно лицо?
АВТОР. Ну что ты говоришь? Ну какое может быть «лицо»? Нужно же все-таки подумать, прежде чем такое сказать?
МУЗА. Уходишь от ответа?
АВТОР. Уже ушел. Так... «Помнится, мы тогда рассмеялись и принялись пить пиво. Помнишь пиво? Прости, не сердись на меня, я и на расстоянии чувствую твое нарастающее раздражение. Да, ты прав, мое лирическое вступление явно затянулось, я снова растекаюсь, все опять расползается, раздор, раздрызг. Читать, скорей всего, будет скучно, грустно, честно предупреждаю, оправдывая себя лишь тем, что «случай из жизни» есть случай просто «из жизни», а не из искусства, например, философии либо бреда. На этом настаиваю и в дальнейшем никаких претензий не приму...» (К МУЗЕ.) Да, здесь я, пожалуй, чересчур занудности дал, нечитабельно, нужно как-то этот кусок сократить, что ли, или по-другому переорганизовать?
МУЗА молчит, внимательно слушая его. Снова шорох за батареей.
АВТОР. Опять? Мышка или крыса? Где же этот кот?
МУЗА задумчиво глядит в темное окно, водя по нему пальцем.
АВТОР. Дальше читать?
МУЗА. Читай.
АВТОР. «Значит, так. Желая избежать тягомотины повествовательного формализма, сразу же все четко определяю. ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: 4 октября 1985 года. МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: дача, где я временно «живу и работаю» благодаря сердечности и участию А. и Б.» (МУЗЕ.) Понимаешь, желая избежать ФОРМАЛИЗМА, который я называю ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫМ, я хотел сначала ненавязчиво описать то, что представлено вышеприведенным нудным списком, но понял, что это будет неправильно, как у тех литераторов, которые подражают Павленке, описание убрал, и так все понятно.
МУЗА. И правильно сделал. А литераторы, о которых ты говоришь,— комплексушники и пиявки. Присосались к телу сов. культуры и паразитируют.
АВТОР. Не скажи, это — авангард. Авангард — это развитие культуры.
МУЗА. Писатель всегда создает собственную структуру. Отражательная литература, прямо или кривозеркальная,— бессмысленна. Авангард должен противостоять ЧЕМУ-ТО. А если это ЧТО-ТО не существует, нечего и кулачишками махать. Пишут, якобы поплевывая на читателя, а сами жаждут.
АВТОР. Чего?
МУЗА. Просто жаждут. «От жажды умираю над ручьем».
АВТОР. Да, но с другой стороны...
МУЗА. Другой стороны не существует.
АВТОР. Слишком категорично...
МУЗА. Перестройка.
АВТОР. И не учитываются тенденции развития.
МУЗА. А ведь глуп!
АВТОР. Ладно, пока не поссорились... «СОПУТСТВУЮЩИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА: бурная хозяйственная деятельность на противоположной даче писателя X.». Я сначала хотел назвать его Шиллером, но потом решил не нарушать гармонию алфавита. Если есть А. и Б., то пусть X. будет.
МУЗА. А то б назвал Метерлинком, какая разница?
АВТОР (присматриваясь). Ты чуток лишнего выпила, что ли? Неужели нужно объяснять, что Шиллер — это был бы парафраз одной строчки Гоголя.
МУЗА. Ерунда все это.
АВТОР. И я так считаю. Ладно. «ЦЕЛЬ: описать три целых и одно завершившееся путешествие бича Мудрицкого к Писателю. Но и себя тоже не забыть в рамках этого «случая из жизни». СПОСОБ: разложи перед своим мысленным взором карту СССР, проведи вертикаль от точки, обозначающей город К., стоящий на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, до 68-й параллели, перенесись в один из аномальных жарких летних дней 196... года, а именно — день, следующий за официальной датой смерти Писателя, и ты получишь в результате, что на берегу бурной горной речки, на прогретом аномальным летним солнцем валуне сидят два человека в походной одежде. Один из них я, автор этих строк, другой — чокнутый бич Мудрицкий, автор различных произведений, записываемых им в тетрадку с целью назидания потомству, санитарам и врачам. Мне 21 год, Мудрицкому — 45, а это значит, что если бы все описываемое происходило бы, например, сейчас, когда мне уже исполнилось 39, то в пропорции 45:21 == 2,14 Мудрицкому было бы сейчас 39Х2,14 == около 82 лет! Ух!»
Внезапно шум за батареей водяного отопления усиливается, и на середину кухни выпрыгивает небольшая желтенькая лягушка. МУЗА, будучи женщиной, вскрикивает, но тут же успокаивается, с любопытством следя за животным. АВТОР, непонятно отчего, сильно засуетился.
АВТОР. Так это не мышка, не крыса, а лягушка! Смотри-ка ты! Лягушка! Не мышка! Где же проклятый кот?
МУЗА (повторяет задумчиво). Лягушка... Не мышка.... Не крыса...
Лягушка, прыгая, забивается обратно под батарею.
АВТОР. Ладно... «Чушь, глупость, ерунда, кривишься ты. Если Мудрицкий старше тебя на 23 года, то ему было бы сейчас 62, а не 82, если он, конечно, жив или умер, третьего не дано, утверждаешь ты, и я не спорю.
Что толку спорить, дорогой друг, когда все кругом совершенно правы! Действительно, препротивнейшее у меня складывается сочинение, типичнейший образец столь ненавистной тебе паралитературы, жалкой, вымученной, выморочной...»
МУЗА. Точно! Добавь еще: от которой я с таким трудом избавлялся...
АВТОР. Это я не тебе. Это — текст. Но если ты действительно так считаешь, я прекращаю чтение.
МУЗА. Нет, читай. Читай и помни.
АВТОР. «Но ведь нужно же иметь мужество, возражаю я, писать всегда, хочется тебе или нет, получается или не получается. Вспомни Л. Толстого, который, предвосхитив грядущую прекрасность жизни, дал четкий ответ: напишите о том, как не пишется. А я-то ведь даже о том, как пишется!.. Вспомни Хемингуэя!»
