Джон Ирвинг - Отель «Нью-Гэмпшир»

Фрэнк стоял у окна в черном гимнастическом трико и желтовато-зеленом приталенном халатике. Он немного подвел губы помадой, и все.

— Не знаю, — обеспокоенно сказал Фрэнк, глядя в окно. — А что, если он не придет?

Тут же находились две Сюзины подруги, травмированные женщины из «Мастерской Вест-Вилидж». Это мужчины травмировали их, сказала нам Сюзи. Ту, что была черной, звали Рути, и она казалась точной копией Младшего Джонса. На Рути были безрукавка из овчины, надетая на голое тело, и ярко-зеленые расклешенные брюки, над которыми подрагивала складка живота. Длинная серебряная заколка толщиной чуть ли не с железнодорожный костыль была воткнута в ее буйные волосы. В одной из своих больших черных рук она держала длинный кожаный поводок, на конце которого была привязана медведица Сюзи.

Этот медвежий костюм был шедевром искусства имитации. Особенно, как уже говорил Фрэнк, пасть; особенно клыки. Их влажный вид. И печальное безумие в глазах (на самом деле Сюзи смотрела через рот).

Когти были тоже шедевром; они были настоящими, как гордо заметила Сюзи, вся лапа была настоящей. А для пущей реалистичности на Сюзи надели намордник, который мы купили в зоомагазине, когда искали собаку-поводыря; самый настоящий намордник.

Отопление было включено на максимум: Фрэнни все время жаловалась, что ей холодно. Сюзи сказала, что ей нравится, когда жарко, что она в большей степени чувствует себя медведем, когда потеет, и мы могли с уверенностью сказать, что в этом медвежьем костюме пот катился с нее градом.

— Я никогда не чувствовала себя настолько по-медвежьи, — сказала нам Сюзи, вышагивая на четырех лапах.

— Мы, Сюзи, сегодня все медведи, — сказал я ей.

— Сегодня, Сюзи, из тебя выйдет твой медведь, — сказала ей Лилли.

Фрэнни сидела на кушетке в подвенечном платье, на столе рядом с ней тошнотворно горела свечка. Свечи были зажжены по всему номеру, а все занавески на окнах были задернуты. Фрэнк поджег немного фимиама, так что запах в номере был действительно ужасным.

Вторая женщина из «Мастерской Вест-Вилидж» была бледной, простоватой на вид, совершенной девчонкой с соломенными волосами. Она была одета в форму горничной, точно такую же форму, какую носили все горничные «Стэнхоупа», и лицо ее выражало совершенную скуку, отвечающую ее нудному занятию. Ее звали Элизабет, но в Вилидже она была известна как Стерва. Это была лучшая актриса, которую когда-либо выпускала «Мастерская Вест-Вилидж», она была королевой на представлениях в парке Вашингтон-Сквер. Она могла научить крикотерапии хоть кротов в огороде; она могла бы научить кротов кричать так громко, что черви сами выпрыгивали бы из земли. Она была, как говорила Сюзи, первоклассной истеричкой номер один.

— Никто не может изобразить истерию лучше, чем Стерва, — сказала нам медведица Сюзи, и Лилли написала для Стервы роль первоклассной истерички. Стерва просто сидела в номере и курила, безжизненная, как бомж на парковой скамейке.

Я стоял посреди гостиной и поигрывал штангой. Фрэнк и Лилли с ног до головы обмазали меня маслом. Я пах салатом, но благодаря маслу мои мышцы выступали особо рельефно. На мне было старомодное борцовское трико в обтяжку, напоминающее дедовский купальник.

— Не расхолаживайся, — наставляла меня Лилли, — но и не перенапрягайся. Работай со штангой, чтобы вены все время были вздувшимися. Я хочу, чтобы, когда он сюда войдет, твои вены прямо выпирали из-под кожи.

— Если он сюда войдет, — огрызнулся Фрэнк.

— Войдет, — тихо сказала Фрэнни. — Он уже совсем близко, — сказала она, закрывая глаза. — Я знаю, он очень близко, — повторила она.

Когда зазвонил телефон, все в комнате вздрогнули — все, кроме Фрэнни и первоклассной истерички номер один по кличке Стерва; они даже глазом не моргнули. Телефон продолжал звонить. Лилли вышла из ванной в отглаженном халате медсестры и примерно на четвертом звонке кивнула. Фрэнни подняла трубку, но не сказала ничего.

— Алло? — сказал Чиппер Доув. — Фрэнни? — услышали мы.

Фрэнни вздрогнула, но Лилли продолжала ей кивать.

— Поднимайся прямо сюда, — прошептала Фрэнни в трубку. — Поднимайся, пока не вернулась моя сиделка! — прошипела она.

Она повесила трубку, несколько раз вздрогнула от рвотных позывов, и в какой-то момент я подумал, что сейчас она опять побежит в ванну, но она сдержалась; с ней было все в порядке.

Лилли поправила свой шиньон, тугой мышасто-серый узел. Она выглядела нянечкой-ветераном из дома престарелых карликов; женщины из «Мастерской Вест-Вилидж» придали ее лицу сливовый оттенок. Лилли спряталась в чулане, находящемся рядом с главной дверью номера, и закрыла за собой дверь. Когда находишься в гостиной, очень легко спутать эту дверь с входной.

Стерва перекинула через руку стопку чистого белья и вышла в коридор.

— Минут через пять — семь после того, как он войдет, — сказал я ей.

— Не надо мне напоминать, — огрызнулась она. — Я могу из-за двери услышать, когда наступит мой выход, — презрительно бросила она. — Я же, черт подери, профессионал.

Обе женщины из «Мастерской Вест-Вилидж», как сказала мне Сюзи, имели одну общую особенность. Они обе были изнасилованы.

Я занялся штангой. Несколько раз быстро выжал ее, чтобы наполнить мышцы кровью. Медведица Сюзи свернулась калачиком в дальнем от Фрэнни углу кушетки и притворилась уснувшей. Лапы и морду в наморднике она спрятала так, что со спины вполне сходила за спящую собаку. Черная великанша Рути, будто склонированная с Младшего Джонса, плюхнулась на самую середину кушетки рядом с Фрэнни. Когда впавший в спячку медведь начал храпеть, Фрэнк снял халатик и повесил его на дверную ручку; оставшись в черном трико, он пошел в Лиллину спальню и включил музыку. Из гостиной через открытую дверь была видна кровать. Когда зазвучала музыка, Фрэнк стал подпрыгивать на кровати. Музыку он выбирал сам и с выбором не особо затруднился: это была музыка к безумной сцене из «Лючии» Доницетти.

Я взглянул на Фрэнни и увидел несколько слезинок, пробивших себе дорогу из булавочных уколов, в которые превратились ее глаза усилиями женщин из мастерской; слезы оставляли грязный след на облепившем ее лицо гриме. Фрэнни сжала руки в кулаки у себя на коленях, и я тихонько постучал в дверь чулана и прошептал Лилли:

— Лилли, это шедевр, — сказал я. — Совершенно явный шедевр.

— Только не забудь свой текст, — прошептала Лилли мне в ответ.

Когда Чиппер Доув постучал в дверь, мои мышцы были именно такими, какими хотела их видеть Лилли; руки — просто загляденье. Масло на коже стало смешиваться с потом, ровно в нужной пропорции, а в спальне завизжала Лючия. Фрэнк был так невероятно неуклюж, прыгая на кровати, что смотреть на него было просто больно.

— Войдите! — крикнула Фрэнни Чипперу Доуву. Увидев, как начала поворачиваться дверная ручка, я распахнул дверь и помог Чипперу Доуву войти. Подозреваю, что я дернул дверь несколько сильнее необходимого, потому что Чиппер Доув влетел в номер и приземлился на четвереньки. Я повесил на ручку снаружи табличку «Не беспокоить» и затворил за ним дверь.

— Ба, кого мы видим, — сказала Фрэнни, вложив в свой голос всю ледяную голубизну, какую сумела.

— Во дает! — воскликнул Фрэнк из наивысшей точки над ходящей ходуном кроватью.

Я подпер дверь штангой, Но Чиппер Доув поднялся на ноги и стоял совершенно спокойно. На его лице играла, не померкнув, улыбка — по крайней мере еще не померкнув.

— Что все это значит, Фрэнни? — непринужденно спросил он, но Фрэнни дошла до конца своего текста. На этом ее участие, согласно сценарию, заканчивалось. («Ба, кого мы видим», — вот и все, что ей требовалось сказать.)

— Мы собираемся тебя изнасиловать, — сказал я Чипперу Доуву.

— Послушайте, — сказал Чиппер Доув. — Ну какое это было изнасилование, а? То есть я же тебе по-настоящему нравился, Фрэнни, — обратился он к ней, но Фрэнни хранила молчание. — Извини… насчет остальных парней, — добавил Доув, но взгляд булавочных глазок Фрэнни ничего не выражал. — Черт, — сказал Доув, поворачиваясь ко мне. — И кто же собирается меня насиловать?

— Только не я! — закричал Фрэнк из спальни, подпрыгивая на кровати все выше и выше. — Лично я люблю трахать всякую грязь! Постоянно этим занимаюсь!

Чиппер Доув все еще умудрялся продолжать улыбаться.

— Так значит, это та, которая сидит на кушетке? — игриво спросил он меня и уставился на великаншу Рути, должно быть, напомнившую ему Младшего Джонса; она же в ответ и бровью не повела. Чиппер Доув сумел ухмыльнуться. — Ничего не имею против черных женщин, — сказал он, переводя взгляд с Рути на меня и обратно. — Должно же быть в жизни какое-то разнообразие.

Рути приподняла одну из половинок своего огромного зада и шумно испортила воздух.

— Хрен тебе, — сказала она Чипперу Доуву.