Александр Проханов - Политолог
Дышлов, чувствуя нестерпимое жжение в районе пупка, сходя с ума от обилия шумящих в голове анекдотов, сошел с трибуны и опустился в кресло президиума. Семиженов и Грибков злобно на него взирали. Карантинов, верный соратник, стучал по графину с водой, призывая зал успокоиться. Объявил начало прений по докладу. Список выступавших был подобран заранее и состоял из сторонников Дышлова.
Первым выступил делегат далекой Амурской области. Он вытащил на трибуну стеклянную банку с формалином, где находился двухголовый эмбрион, скрючив ножки и ручки. И хотя формалин изрядно деформировал трупик, было видно, что существо обладает желтой кожей, а все четыре глаза имеют узкий, китайский разрез.
— Товарищи, — делегат указывал на заспиртованный экспонат, — заселение китайцами исконно русских земель в Приамурье приобретает угрожающий характер. Для увеличения поголовья китайцев, последние стали рожать двухголовые особи, что вдвое увеличило их процентный состав. В то время как наши женщины по-прежнему рожают одноглавых. Прошу сохранить меня в партийном списке, чтобы я с думской трибуны мог поставить вопрос о демографии Дальнего Востока…
Вторым выступал делегат из Костромской губернии, рассказав, что в их районе на овсяное поле прилетает «летающая тарелка». Вместе с партийным активом он организовал наблюдение за космическими пришельцами, но был ими схвачен, взят на борт «тарелки». Там над ним проводили эксперименты, брали пробы крови, изучали внутренние органы, а потом отпустили, оставив на теле странную татуировку.
— Я вам сейчас покажу, — делегат стал раздеваться, сбросил одежду. Голый, худой, с тощими ребрами, показал надпись, сделанную старо-славянскими буквами: «Не балуй!» — Это, товарищи, предупреждение, полученное от братьев по разуму. Прошу оставить меня в списках, чтобы я мог донести послание до самых широких масс…
Третьим выступал представитель Маковского, один из директоров банка, надевший пиджак на голое тело, грубые туфли на босу ногу, засаленную кепку бомжа, что подчеркивало его близость к народу:
— Дорогие товарищи, мы, представители крупного бизнеса, никогда не сжигали свои партбилеты, храним их в бронированных сейфах, покуда вновь ни придут «наши». Делегированные нашей партией, мы были внедрены в святая святых современного капитализма, знаем его уязвимые точки и будем способствовать его низвержению. Пока что мы принесли в КПРФ накопленные ценности и отдаем их на алтарь нашей победы. Прошу оставить нас в партийных списках…
С этими словами он снял с головы кепку, положил на край сцены и кинул в нее массивный золотой перстень с сапфиром, который просверкал в сумерках зала, как вечерняя звезда. С мест поднимались представители крупного бизнеса, все в пиджаках на голое тело. Шаркая разношенными башмаками, подходили к сцене, кидали в кепку, — кто платиновый браслет, кто слиток золота, кто яйцо Фаберже, кто бриллиантовое, времен Екатерины Великой, колье. Кепка сияла, окруженная драгоценным заревом. Зал, затаив дыхание, взирал на несметные сокровища.
Стрижайло, завороженный великолепием своей собственной режиссуры, очнулся. Подал экстрасенсорный сигнал бабушке Марфуше из вологодской деревни Костыльки, обладавшей даром телепортации. Бабуся, невзрачная на вид, из тех, что торгуют грибками на колхозных рынках, зажгла под белесыми бровками два рубиновых огонька. Брызнула красной росой в президиум, где сидел кипящий от негодования Семиженов. Его вороненый кок наполнился ртутным свечением, по лицу пробежали синие сгустки плазмы. Теряя самообладание, источая больное электричество и высоковольтные разряды, он вскочил:
— Дышлов, ты предатель! Продал партию олигархам за нефтедоллары! Ты — изношенная перчатка на руке Президента! Ты обманщик народа! При тебе партия превратилась в баптистский молитвенный дом! На тебе кровь зарезанного тобой инвалида! Тебя, а вместе с тобой и партию, проклинают «чернобыльцы»! Господь Бог не принимает тебя, опрокидывает чашу, которую ты хотел коснуться нечистыми губами! Где деньги, которые я добыл для партии? Где проходимец Крес? Я покидаю этот закупленный на корню съезд и ухожу создавать партию нового, сталинского типа! Кто за Дышлова, — оставайтесь в этом тухлом зале! Кто за Сталина, — за мной!
Рубиновые глазки вологодской колдуньи буравили Семиженова, побуждая совершить акт телепортации и перенестись на Москва-реку, где его ожидал под парами белоснежный теплоход «Сталин». Алчная ведьма направила глазки на кепку, полную драгоценностей, и совершила телепортацию золота и бриллиантов к себе в вологодскую деревню, в укромный уголок за печку.
Между тем, Семиженов менял обличье. Пропал его возбужденный декадентский кок, исчез фирменный модный костюм, изменилось выбритое до синевы лицо разгневанного цыгана. Появились седые усы, прищуренный взгляд, мундир генералиссимуса с золотыми эполетами, пепельные волосы. На трибуне стоял Сталин, чуть согнув нездоровую руку, покуривая душистую трубку. Величественно, молча, оставляя голубые дымки, прошествовал прочь из зала. За ним порывисто устремились «мисс КПРФ» Елена Баранкина и два ее обожателя Хохотун и Забурелов. Пылко встали Маша Сталин, Катя Сталин, Сара Сталин и Фатима Сталин. Множество других делегатов, чуть ни ползала, покинуло съезд, оставляя растерянного Дышлова среди поределых союзников.
— Товарищи, товарищи, послушайте анекдот… — кричал он вслед уходящим, переполненный до краев смешными историями. — Грибков, поддержи меня… — обратился он к своему единомышленнику, дико взиравшему на происходящее. — Ты верен партии, партия верна тебе… Только вместе, в общем строю, патриоты и коммунисты…
Стрижайло, тонко чувствующий переломные моменты спектакля, послал экстрасенсорный сигнал Элеоноре, потомственной волшебнице, правнучке цыганского барона и ночного колдуна, своими порчами, пожарами и землетрясениями наводившего ужас на всю Румынию. Красавица Элеонора, блистая монистами, приоткрыла румяные уста и выдохнула прозрачный синий огонь. Длинное пламя пролетело сквозь зал, жарко опалило Грибкова. Тот почувствовал знойную похоть, устремился к выходу, восклицая:
— Церковь не простит тебе, Дышлов, расстрел государя-императора!.. Мы не можем голосовать за царя Ирода!.. Земельная рента, — вот путь, на котором мы сокрушим олигархов!.. Я пытался внушить тебе теорию христианского социализма, а в ответ слышал марксову теорию прибавочной стоимости!.. Теперь я вынужден без тебя нести мою ношу!.. — с этими словами, под магнетическим взглядом цыганской волшебницы он превратился в жука-скарабея. Черно-синий, с металлическим блеском, он катил перед собой мучнистую священную сферу, пробираясь через зал в долину фараонов, к берегу Нила, где расцвел белый лотос его успеха и где из навозной сферы родится богиня его долгожданной славы. Было слышно, как цокают по полу его твердые лапки, как ударяет в шар маленький темный рог. Немалое число делегатов покинуло съезд вслед за Грибковым, который оправдал закрепившуюся за ним кличку: «Тот еще жук».
Дышлов, заламывая руки, истерически выкрикивал анекдоты про «жидов» и беспомощно носился по сцене. Надувной бюст Ленина, которого коснулось пронзающее пламя Элеоноры, дал свищ и начал спускать. Черты лица исказились. Могучий гладкий лоб сузился и покрылся дебильными складками. Одна щека обвисла, и нос вяло, как у индюка, упал на подбородок. В черепе образовалась вмятина. Вместо патетического вождя, украшавшего партийные съезды, со сцены смотрел одноглазый, с вислыми щеками, колдун, рожденный фантазией Диснея. Зал роптал, испуганно взирал на вождя: «Ленина подменили!.. Ильича испортили!.. Все подстроено!.. Не желаем!..»
Дышлов последним усилием воли остановил в себе бешенное извержение анекдотов, задохнувшись на фразе: «А Рабинович говорит…». Понимая, что спасти партию может только жертва, когда, избавляясь от малого, удавалось сохранить большее, Дышлов решил пожертвовать представителями олигархов и исключить их из списков.
— Товарищи, — обратился он к миллионерам, одетым в костюмы простолюдинов, — Исторический момент требует от нас взвешенных решений. Большинство съезда полагает, что еще не настал момент кооптации в наши ряды законспирированных коммунистов, которые с риском для жизни, в тылу классового врага добывают деньги для партии. Поэтому вы правильно поймете меня и покинете съезд до следующих выборов в Думу.
Миллионеры сердито ворчали, огрызались:
— А денежки наши верните…
— А кепочку-то с драгоценностями пожалуйте назад…
— За тридцать миллионов долларов вполне можно башку потерять…
Поднимались один за другим. В поношенных пиджаках и стоптанных башмаках тянулись к выходу. Тихо матерились, доставая мобильные телефоны. Звонили в корпорации и банки, сообщая о нанесенной обиде.
