Пьющие ветер - Буис Франк
Матье подтянул к себе трос, поднял его обеими руками и дал воде стечь. Он выглядел как тюремщик, боящийся перепутать ключи от камер. Он мельком взглянул, куда уносился речной поток под ветками плакучих ив, похожих на зачесанные назад светлые волосы. Затем одной рукой схватил приставленное к камню ружье и забросил за плечо. Это был старый, подержанный винчестер, купленный у городского оружейника. Он сам смастерил и прикрепил к окладу колодки по два сантиметра, так что оружие лежало в его руке идеально и было удобно целиться. Он всегда брал с собой ружье, когда собирался на реку. Если бы он однажды встретил речного грабителя, то уж показал бы ему, как, по его мнению, устроен этот мир, а тот бы точно прислушался к его словам. Но пора было возвращаться.
Эли на крыльце курил трубку. Светило солнце, теплое, нежное, свет пробивался сквозь окна и заливал всю комнату. Марта, склонившись над раковиной, терла губкой форму для запекания. Люк сидел на стуле.
Прижав ухо к маленькому радио, он слушал программу, и его взгляд был неподвижен, как у человека, на которого снизошло великое откровение.
— Джим Окинс! — заорал он.
Марта подпрыгнула, и посуда ударилась о край раковины.
— Ты что так орешь? — сказала она, повернувшись к сыну.
— Обо мне говорят по радио.
— Что за ерунда?
— Джим Окинс — это я, точно я.
— Господи, да это просто радиоспектакль.
— Послушай, и поймешь, что я правду говорю.
— Помолчи, дурачок.
«Дурачок» — так Марта чаще всего называла этого сына, как будто только один дурачок в мире и существовал.
— Это я, говорю тебе, я, блин...
— И не ругайся!
Вне себя, Марта подошла к кухонному серванту, открыла ящик, вынула лист бумаги и сунула его Люку под нос.
— Видишь, в свидетельстве о рождении написано «Люк Вольни». Написано черным по белому, это-то ты можешь понять, писать-то тебя научили, — сказала она, тряся документом. — Последний раз повторяю, вот как тебя зовут, и не иначе.
— На бумаге можно что угодно написать, — сказал Люк, не отрываясь от радио.
— Нет, не все, это официальный документ...
— Ну, значит, это официальные враки.
— И вообще, кто это, Джим-как-его-там?
Видя, что ему не удастся ее переубедить, Люк приложил указательный палец к губам.
Он снова сосредоточился на истории, игнорируя мать, которая никогда не слышала об «Острове Сокровищ», не говоря уже о Джиме Хокинсе.
Увидев, что сын успокоился, она вернулась к своему занятию, качая головой, как будто пытаясь забыть старую, ой какую старую ошибку, возможно поняв, что вопреки себе стала играть по правилам собственного сына. Люк по-прежнему внимательно слушал, его взгляд был обращен на мать, но он ее не видел. Люк приоткрыл рот.
— Окинс! — снова заорал он.
Марта бросила мочалку на дно формы для запекания, оперлась о край раковины, как будто искала не опоры, а собиралась оттолкнуться и вылететь из этой комнаты навсегда, и яростно поджала губы.
Люк остался один и дослушал программу до конца. Затем выключил радио, все еще витая в облаках. Как будто он не знал, что не такой, как все. Мать часто говорила ему, что есть вещи, которые он никогда не сможет сделать, что он этого даже не поймет, потому что не может себе эти вещи представить. Он ничего не мог поделать со своим состоянием. Он же не сам стал таким. В этом виноваты родители. Отец даже хуже, чем мать. Люк был убежден, что если бы он смог выгнать его из семьи, сделал бы это, в то время как мать несла эту ношу, как крест, плачась на людях и ненавидя сына дома.
Проклятые родители, они запрещали ему все, даже завести собаку. Марта говорила, что животное разносит грязь, что от него воняет. Она даже не видела возможной пользы. А потом, ну что запах, это не оправдание, потому что дома тоже не духами пахло. Люк постоянно чувствовал вонь. Он думал даже, хотя никому никогда об этом не говорил, что это все из-за гниющего деда. И эта вонь всегда навевала на него одно и то же воспоминание. Ему мерещилась найденная в канаве мертвая лисица с расколотым черепом и личинками, кишащими в вывалившихся мозгах, как в грибах, что растут на деревьях. Из раны текла липкая жидкость. Люк долго смотрел на лисицу, гадая, что произойдет, если он засунет ей мозги обратно в черепную коробку, если животное вернется к жизни, и он бы так и сделал, если бы не отвращение. Спина лисицы тоже пострадала. Все, что осталось, — искривленный позвоночник, торчащие обломки костей. Все это было похоже на какую-то белую змею, которую лисица как будто проглотила. Глаза животного были широко раскрыты и полны удивления, и, конечно же, они были наполнены последним, что она увидела перед смертью, возможно, то была машина, что сбила ее на всей скорости, или ствол ружья, или, может, она вообще ничего не увидела, может, такой взгляд появляется, когда наступает смерть, подумал Люк. Лисица часто являлась ему во сне, она бегала с большой белой змеей на спине, и она была чертовски красива, когда снилась Люку.
Люк начал странно относиться к дедушке. Он слушал и слушал радио и в конце концов стал подозревать, что Джон Сильвер, пират без ноги, это и есть его дед, поскольку для Люка реальность была всего лишь смесью чувств и интуиции. Сходство было идеальным, а в случайности Люк не верил.
С тех пор он внимательно наблюдал за всеми действиями деда. Он следовал за ним на расстоянии, по-своему интерпретируя ритуал его ежедневной прогулки. Однажды он проследил за дедом до городской площади, увидел его сидящим на краю фонтана, а когда Эли начал кричать, глядя в небо, Люк подумал, что тот зовет своего попугая и что потрепанная птица появится и усядется у того на плече, чтобы привести его к острову Сокровищ. Люк внимательно вглядывался в небо, надеясь вот-вот увидеть птицу.
Время шло, ничего не происходило, и Люк задавался вопросом, не расколол ли его дед. Он сказал себе, что так ничего не добьется. Он хотел пойти и поговорить с дедом, рассказать ему все. Долго колебался, но ничего не предпринял.
Старик наблюдал за внуком, он видел, что тот стал иначе к нему относиться. Старик знал, что за ним наблюдают, но вел себя так, как будто ничего не случилось, приходил к внуку поболтать о том о сем, и Люк решил, что дед делал так, чтобы не пришлось делиться сокровищами, а может, просто все забыл.
Разочарованный, Люк все же продолжал наблюдать за дедом. Другие пираты, вероятно, были где-то недалеко, скрывались, плели всякие козни. Дед, скорее всего, прикидывался дурачком, а это самое лучшее прикрытие. Люк слышал, что всякие умники заканчивали жизнь со связанными руками, стоя на конце качающейся доски, готовые к тому, чтобы их столкнули в море, кишащее голодными акулами. Но план в итоге сработает, и маски падут, думал Люк.
Так что он продолжал тайком следить за дедушкой, ожидая, что тот сделает неверный шаг или что к нему вернется память. В остальное время Люк отправлялся исследовать реку, думая, что, возможно, обнаружит остров в одиночку. Несколько раз он думал, что нашел его, но по большей части это была всего лишь груда веток, в лучшем случае узкая полоска земли, разделявшая реку на два рукава, где гнездились птицы, в общем, ничего, что напоминало бы настоящий остров. Когда он увидит остров, то точно поймет, где копать, чтобы найти сокровище. Время еще не пришло, но он руки не опустит.
Он найдет то, что ищет, и всем придется наконец отнестись к нему серьезно.
Люк еще подумал, что лучшее, что можно сделать, это чтобы дедушка снова начал ему доверять; так Люк станет ближе к Джону Сильверу, а статус идиота сыграет ему на руку. В качестве меры предосторожности он заточил лопатку, чтобы быть готовым копать в день, когда обнаружит остров и местонахождение сокровищ. Он не мог не представлять, как выглядит это сокровище: оно точно состоит из золотых монет и драгоценностей, как говорили по радио. После того как Люк его откопает, он отдаст часть сестре, а еще братьям, и, возможно, даже оставит немного дедушке, чтобы тот купил себе новую ногу. Себе же он первым делом купит ружье, чтобы защищаться от других пиратов, которые рано или поздно высунут нос, — ружье, как то, что Матье спрятал в своем шкафу, с большим количеством патронов. Потом он купит лодку и поплывет вниз по реке, чтобы посмотреть, куда его принесет течение.
