Ирина Семина - Жизнь как чудо. Путешествие с Волшебным Перышком
Однажды крепко я осерчала на мужа за что-то, выгнала его в сарайку спать. А ночью снится мне — пришла женщина, статная такая, высокая, а одета — не поймешь, не то в белом, не то в черном. И говорит она мне: «Ну, Вера, услышала я твои сетования. Все у тебя в черном цвете нарисовано. А я ведь к тебе всегда в белом приходила! Видно, не знаешь ты, что такое черный цвет-то…» А я ей в ответ: «Да куда уж чернее? С мужем вот поругалась, денег в обрез… Кроме дочки, никакой радости в жизни нет! Гори она огнем, такая судьбина!» А она кивнула и говорит: «Ну, значит, так тому и быть!» И пошла из избы, а напоследок вроде как светом полыхнула. Проснулась я — Господи боже мой, сарайка-то горит! Я дочку в охапку, выскочила, а уж от сарайки и дом занялся. Все миром тушили, да только куда там! Одни головешки остались. Больше я уж мужа и не видела… Вот и остались мы голые да босые, без крова, без хозяйства, без кормильца.
— Ох, Вера! Ну и страсти ты рассказываешь! А на теле-то у тебя что? При пожаре, что ль, обгорела?
— Какое там! Пожар ни меня, ни дочку не тронул, ни царапинки не было! Это от обид моих на жизнь да на судьбу. Я свои раны душевные растравляла, растравляла, ну и дождалась: стали они у меня на теле проявляться. А как в гнев впаду — так и гноиться начинают.
— Бедная ты, бедная…
— Какое «бедная»? Глупая, а не бедная! Ведь я, дура такая, и тут не унялась. Нет чтоб остановиться, подумать, что я понять должна, — так я опять судьбу проклинать, дескать, последнее отняла — здоровье! И опять мне во сне женщина та является, и спрашивает: «Ну а теперь как, довольна судьбой?» А я ей кричу: «Ты что, издеваешься? С чего мне довольной-то быть? И так счастья немного было, а теперь и вовсе не стало! Глаза бы мои такое „счастье“ не видели!» А она опять кивает и говорит: «Ну, раз так хочешь, пусть не видят!» Наутро глаза открываю — а там темным-темно, будто солнышко и не вставало… Вот тут я и задумалась: а что теперь? Дочка еще малая совсем. Я — калека слепая. Сами у родни живем, приживалами… Что ж я такого сделала, чтобы так-то вот судьба обернулась?
— И что, дальше-то что?
— А дальше… Как ослепла я, так времени у меня много стало. Вспоминала жизнь свою, пересматривала да перетряхивала, как старые вещи… Ну и поняла: видно, раньше-то мне зависть глаза застила! Что, мол, у других и кусок слаще, и сундук больше… А на самом-то деле судьба меня баловала! И хозяйство было справное, и здоровье крепкое, и муж работящий, а уж дочка — вообще золотая! Тут-то и вышло мне настоящее прозрение: где ж глаза мои раньше были??? Чего я на судьбу бочку катила? Она ж для меня все! А я… неблагодарной оказалась.
— Как же ты, слепая да с дочкой, в лес-то забрела?
— А это опять судьба… Явилась ко мне во сне, смотрит и молчит. А я ей и говорю: «Спасибо, матушка-судьба, что живая я, что дочка у меня есть, умница-разумница, что руки-ноги работают, да и голова немного начала. А раны что ж… Лечить будем!» А она отвечает: «Ну, вижу, стало до тебя доходить кое-что… Меняешься ты. Так и быть, дам тебе последний шанс. Бери дочку и иди, куда дорога поведет да сердце подскажет. А как до большого леса дойдешь, найдешь там знахаря, только он тебе помочь сможет. Может, тогда еще солнышку порадуешься. Ну а коли не найдешь — на судьбу не обижайся, ты сама такой путь выбрала». А я и правда не обижалась — кого ж винить, коли сама кругом виноватая?
— Ты только это… себя не вини! Виноватого всегда пнуть хочется, — вдруг вспомнило Чудовище, и заныли его душевные раны. — Ну ошиблась, с кем не бывает? Так ошибку поправить можно. А винить себя — это только раны растравлять.
— Ой, правду говоришь! Не буду раны растравлять, буду залечивать. Спасибо судьбе, что тебя вот встретили. А ты, случаем, не тот самый знахарь?
— Да какой я знахарь! Так, живу я здесь, — нахмурилось Чудовище. — Знахаря потом поищешь. А сейчас сил набирайся.
Вернулась Дарёнка с лукошком малины, ели ее вдоволь, и на сушку еще осталось. Потом снова отвары варили, а потом ходили закатом любоваться, и Вера с ними — хоть и не видно, зато тепло ощущается и компания хорошая.
— Чудик, а давай я тебя причешу? — как-то предложила Дарёнка. — А то ты правда на чудище похож!
— Я и есть Чудище, Чудовище даже, — недовольно сказало Чудовище, но послушно подставило голову.
— Правда, что ли, такой страшный? — не поверила Вера.
— Правда, — отрезало Чудовище.
— Не слушай его, мам! Он славный, и еще симпатичный, даже очень! Только он себя почему-то не любит! — запротестовала Дарёнка.
— А за что мне себя любить? — насупилось Чудовище. — Меня в жизни никто не любил, кто боялся, кто использовал, а чтоб любить — не помню такого.
— Ну я же тебя люблю, — удивилась Дарёнка. — Как же — никто? И не боюсь нисколечко! Ты хороший! И вовсе не страшный! Я думаю, ты просто заколдованный!
— Сама ты заколдованная, — махнуло рукой Чудовище. — Сказки сочиняешь.
— Ну и что, — возразила Дарёнка. — Пусть и сказка, зато хорошая. А ты просто мой Чудик!
…Не ошибся Чудик — вода, воздух и солнышко оказались целебными, и раны Веры стали быстро затягиваться, заживать. Наверное, это ее новые мысли помогли. И благодарность судьбе — благодарность самое лучшее лекарство от душевных ран.
А однажды, когда они все вместе вышли из пещеры, которая все меньше походила на нору, а все больше на дом, Вера вдруг вскрикнула:
— Ой! Я, кажется, солнечный лучик видела! На миг, но видела!
Дарёнка кинулась ей на шею, завизжала от счастья. А вот Чудовище не обрадовалось… Повернулось и побрело прочь. «Вот она прозреет и увидит, какой я на самом деле, — обреченно думал он. — И кинется бежать со всех ног, только бы подальше. И опять я один… Эх, судьба!»
Тут он вдруг в мыслях запнулся, словно протрезвел. «Да что ж я делаю??? — подумал он. — Это ж какое счастье мне этим летом привалило — Дарёнка… Вера… Да я всю оставшуюся жизнь судьбу благодарить должен, что они у меня столько времени пробыли, заботиться о себе позволили, не шарахались, не гнали! Ай, что будет, то и будет! Вишь, для Чудовища и то у судьбы подарки есть…»
— Чудик, Чудик! Куда же ты ушел?! Мама теперь правда все видит! У нее глазки открылись! — издали закричала Дарёнка, подбегая к пеньку где он пристроился.
— Ну и ладно, ну и хорошо, — сказал он, отворачиваясь и часто моргая, — глаза что-то отсырели.
«Чего ж хорошего, сейчас подойдет и увидит, кто ее тут приютил, — думал он. — Только бы снова со страха не ослепла».
— Чудик, дорогой, это и правда чудо! Мои глаза снова видят! — радостно говорила приближающаяся Вера. — Да взгляните же на меня!
«Сейчас она увидит меня… И все! Все кончится! — с ожесточением подумал он. — А, и ладно! И пусть!»
И Чудовище поднялось к ней навстречу, готовое к самому страшному, к ужасу, к крику… к расставанию.
Но неожиданно он увидел, как ее глаза вспыхнули радостным изумлением, ярко-ярко, как две лампочки.
— Боже, какой вы… красивый!
«Издевается?» — неуверенно подумало Чудовище, всматриваясь в ее глаза, ища в них притворство или жалость. Но неожиданно он увидел в них свое отражение. И замер, пораженный.
Он очень давно не смотрел ни в чьи глаза. Даже в Дарёнкины. Мимо смотрел! А сейчас вот глянул — и увидел, что отражение ему нравится! Хорошее было отражение. Мужественное. Человеческое…
Исчезла куда-то бугристая кожа, неопрятные лохмы, и судорога, сводившая лицо, отпустила, прошла бесследно. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Видимо, устав ждать, Вера просто сделала шаг — и обняла его, прижалась к широкой груди. А сбоку к ноге прижалась Дарёнка.
— Вы меня расколдовали, — сказал он. — Как в сказке.
— И ты нас, — сквозь слезы сказала Вера. Но это были уже слезы счастья, светлые и легкие, от которых глаза не слепнут, а только ярче сияют.
…На осенней ярмарке все обращали внимание на семейство — по рядам шли высокий, статный мужчина с пышной каштановой бородой, красивая женщина с нежным румянцем на гладких щеках и ясноглазая девочка лет семи. Все трое держались за руки, улыбались и выглядели очень счастливыми.
— Кто это? Откуда? Мы их раньше здесь не видели! — шептались люди, провожая семейство глазами.
— Говорят, в лесу поселился знахарь с семейством, все на свете лечит! Это вот он и есть, по всему, — отвечали другие. Слухи быстро расходятся по свету…
К семейству подошла женщина, закутанная в странный плащ, цвет которого постоянно менялся.
— Какого цвета мой плащ? — спросила она.
— Золотой, — в один голос ответили они.
— Для вас это так, — кивнула женщина. — Каждый видит меня такой, какой хочет. Вы вот — золотой. Что ж… Значит, судьба!
— Я узнала тебя, — улыбнулась Вера. — Ты не представляешь, как я благодарна тебе за все, за все!
— И я, — кивнул мужчина. — Я был Чудовищем, правда. Я сам превратил себя в Чудовище. Но это в прошлом. Теперь я научился любить. И благодарен тебе за то, что мое добровольное заточение окончено. Спасибо тебе!
