Мария Халфина - Мачеха
«Умница ты моя…» Вслух этих слов Павел, конечно, не сказал. Он и подумал-то это, возможно, какими-нибудь другими словами. Он молча привлёк её к себе и кончиками пальцев осторожно, благодарно разгладил морщинку над переносьем, такую лишнюю на её милом лице.
Шура не зря сказала Павлу, что как-никак, а Светка помаленьку всё же начинает привыкать. В этом вопросе надо было брать во внимание, что, кроме вредного змея Юрки, на свете жила ещё Алёнка – годовушечка-лепетушечка, дочка Ленка-Ленушечка. При людях Светлана к Алёнке не подходила, словно той и на свете не было. Но по некоторым признакам Шура догадалась, что между сёстрами возникли какие-то тайные отношения. Выдавала тайну Алёнка.
При появлении Светланы она начинала трепыхаться от радости, гулила, тянула к ней руки, а потом ревела, когда Светка проходила мимо, не взглянув на неё. А Алёнка начинала стоять дыбки. Она была толстая и лентяйка. Передвигаться предпочитала на четвереньках. Каждый понимает, насколько это значительный, насколько серьёзный этап в жизни человека, – научиться стоять дыбки.
– Свет, гляди, гляди! – восторженно зашептала Шура за Светкиной спиной. – Ленка стоит! Смотри, скорее!
Светка стремительно обернулась на стуле. Тёмные Пашины брови изумлённо и радостно вскинулись вверх, дрогнули губы, но улыбнуться она не успела – опомнилась и, словно померкнув, медленно отвернулась к столу и склонилась над своей тарелкой. Алёнка шлёпнулась на пол. Шура подхватила её на руки, потискала, помяла и снова поставила на ножки, но уже по другую сторону стола, чтобы Светка могла видеть её, не оборачиваясь. Алёнка стояла дыбки честно, ни за что не держалась.
– Дыбки-дыбошки, стоят наши ножки…– лучась и сияя пела Шура, присев перед ней на корточки. Крыльями раскинув руки, чтобы в любое мгновение подхватить, не дать упасть, испугаться, она ворковала, собирая всяческую милую чепуху:
А мы на эти ножки купим сапожки,Ножки в сапожках бегут по дорожке…
А через несколько дней у Шуры разболелся зуб. Днём, уложив Алёнку, она с грелкой прилегла на тахту. Она слышала, как осторожно ходит в кухне, вернувшись из школы, Светка. Потом захныкала Алёнка в спальне.
Нужно было встать, но зуб пригрелся, боль притихла, и не было сил оторвать голову от тёплой грелки. Через силу стряхнув сон, Шура приподнялась, но тут же снова приникла к подушке.
В спальне тоненький, нежный, незнакомый голосок напевал:
А мы на эти ножки купим сапожки,Ножки в сапожках бегут по дорожке…
И тот же голосок сказал внятно, с любовной строгостью:
– Тихо, Алёнка, тихо! У мамы зубик болит, – не шуми, дай маме поспать.
Через полчаса Шура, громко зевая, прошла, шаркая ногами, в кухню, а когда ровно через две минуты вошла обратно в залу, Светка уже сидела в своём углу над раскрытой книгой, а в спальне в одиночестве хныкала Алёнка.
Купая в кухне Алёнку, Шура не раз ловила внимательный, любопытный взгляд из-за дверного косяка.
Одной ребёнка купать, конечно, неудобно, и однажды Шура призвала на помощь Светлану:
– Будь добренькая, помоги! Никак теперь с ней, с толстухой, одной не управиться. Возьми кувшин и лей ей на головку, лей, не бойся! Теперь на спинку. Ну, вот мы и помылись. Вот какие мы голенькие, чистенькие, вкусненькие.
Шура положила завёрнутую в простыню Алёнку в кроватку и вдруг всплеснула руками:
– Батюшки, молоко-то?! – Она промчалась в кухню, где на плите стояло в кастрюле молоко на вечернюю лапшу. Помешивая ещё холодное молоко, она крикнула из кухни: – Света, вытри, пожалуйста, Алёнку. Рубашку надень, а сверху кофточку. Только на руки не вздумай брать. Надорвёшься!
В этот вечер Шура переделала в кухне кучу дел. Юрка был у бабушки, Павел задержался на работе.
Светка унесла в спальню несколько своих книжек – читала Алёнке сказки, что-то пела потихоньку… Но не успел Павел переступит порог кухни, как Светка, схватив в охапку книжки, метнулась из спальни и через минуту сидела за своим столом над раскрытой книгой, а в спальне обиженно хныкала Алёнка.
С тех пор между Шурой и Светой установилось негласное соглашение, когда они были одни, Шура просила:
– Света, поиграй с Алёнкой. – И Светка, забрав книжки и куклы, шла в спальню.
А потом пришла такая минута, когда Светка сама, скосив глаза в угол, спросила:
– Я уроки сделала… Можно мне поиграть с Алёнкой?
На следующее после драки утро Шура со Светкой отправились к фотографу. Оставив Светку за воротами на скамеечке, Шура пошла узнать, дома ли дядя Миша, фотограф. Вскоре Светку позвали в дом.
Осмотрев порванную фотографию, дядя Миша внимательно и ласково взглянул на Светку и сказал, что беда вполне поправима, через пару дней будет готова новенькая карточка и рамка для неё найдётся подходящая, бери и сразу ставь на стол.
От дяди Миши они пошли на рынок, походили по магазинам, купили двое санок на железных полозьях: синие – для Светки, красные – для Юрки.
А когда вернулись домой, оказалось, что Павел с самого утра стащил Алёнку к бабушке и успел сделать две небольшие деревянные лопаты.
Наскоро пообедав, всем семейством вышли в огород, потому что катушку решили делать в огороде. Получался очень хороший разгон с уклоном до самого плетня.
Помочь Павлу сколотить невысокую площадку и приладить к ней два наклонных бревна пришёл Семён Григорьевич, Раискин отец, потом подошли с лопатами соседи Саша и Сергей Иванович Бороздины. Конечно, сбежалась вся соседняя ребятня. Светлана и Юрка трудились до седьмого пота. Очень уж хороши были новые лопаты, да и отец, не давая зря болтаться, покрикивал:
– Света, Юра! Берите вон эту плашку, тащите сюда!
– Света, помоги Юрке ту глыбину вниз спихнуть… А ну-ка, дочка, помогай: держи доску за тот край, я прибивать стану, а ты, сынок, встань для груза посредине.
Уже под вечер Саша сбегал в гараж, притащил длинный резиновый шланг. Через форточку окна его протянули в кухню к водопроводному крану. На ночь катушку на первый раз залили водой. Три вечера Павел после работы трудился с ребятами в огороде. Совместными усилиями сделали широкие ступени, по которым можно было без труда взбираться с санками на площадку.
Нарастили снеговые борта на площадке и на самой катушке, чтобы никто не мог свалиться сверху в снег. На несколько рядов поливали и замораживали спуск и ледяную дорожку. Лёд становился всё толще, всё прочнее, и, наконец, на пятый день красавица катушка была готова. Только поздним вечером удалось загнать ребят по домам. Когда Светлана и Юра, полусонные, разомлевшие после горячего ужина, добрались до постелей, Павел негромко, сдерживая усмешку, сказал, покосившись на Шуру:
– Светка сегодня полезла в снег за жердиной, а Юрка как заорёт: «Светка, не лезь, там яма, провалишься!»
– Ой, Па-ша…– Шура глубоко, длинно вздохнула и, на мгновение приникнув к Павлу, умильно заглянула ему в потеплевшие глаза. – Пойдём, Пань, скатимся хоть по разочку, ладно? Ты одевайся, а я сбегаю Полинку с Семёном кликну и Сашку…
Обновили катушку на славу. Согнувшись вдвое, с разбойничьим посвистом пролетал по ледяному раскату Сашка. Упоённо визжали, барахтаясь в сугробе, Шура с Полинкой. Негромко гоготал, скользя мимо них на собственных салазках, Павел. Словно в бочку ухал Семён, падая животом на кусок старого линолеума.
– Что я тебе скажу, Паша…– собирая Павлу ужин, Шура мимоходом плотно прикрыла дверь в залу. – Я ещё на той неделе к Екатерине Алексеевне ходила. Она хоть и на пенсии, а в школе часто находится, всё молодым учителям помогает. А Светкина Людмила Яковлевна с ней в одной квартире живёт. Я, Паша, Екатерине Алексеевне всё как есть рассказала. Ты знаешь, как она переживала и за Светку и за нас с тобой! А тебя она прямо ужасно хвалит. На лыжах-то ты с ребятишками мимо ихнего дома ходишь, и в кино она тебя с ними видела.
А что ты Светку в шахматы играть обучаешь, я ей сказала. А меня она похвалила, что догадалась я: пошила ребятам лыжные костюмчики одинаковые. «Их, – говорит, – даже не отличишь, как братишки-двойняшки». А ещё знаешь, что она мне сказала? «Вот, – говорит, – как можно в человеке ошибаться. Росла ты на моих глазах, и учила я тебя четыре года, а какая ты есть на самом деле, не разглядела».
Подперев кулачками подбородок, Шура смотрела в спокойное, по привычке чуть прихмуренное лицо Павла.
– Вчера встретила Людмилу Яковлевну, хорошо она, ласково так со мной поговорила. «Знаете, – говорит, – Шура, я Свету в рисовальный кружок к Игорю Сергеевичу записала. Она хоть и мала ещё, но он посмотрел её рисунки и принял». А директор меня Александрой Николаевной взвеличал. – Шура фыркнула в ладошку. – Подёргал меня вот так за руку и говорит: «Ничего, Александра Николаевна, всё образуется. Мужу привет». Я глаза вытаращила, а он повернулся и пошёл.
