Елена Бажина - В часу одиннадцатом

В Москву уже давно приезжали иностранцы, которые легально привозили Библии и прежде запрещенные христианские книги. Это все протестанты, наивные люди, они ничего не смыслят в нашей жизни, говорил Матвей.

С одним из этих людей они познакомились. Его звали Патрик, и он должен был передать местным общинам в подарок от западных христиан почти что фургон христианской литературы. “Это наш шанс”, — сказал тогда Матвей.

Они катали Патрика по Москве, показывали ему уходящие в прошлое атрибуты советской жизни, а также появившиеся признаки иной, свободной, долгожданной России. Матвей рассказывал о своей семье — о своих образцово православных детях, которые во всем его слушаются, о себе, Александр же, будучи его личным водителем, должен был на тот момент главным образом молчать.

Хотя без Александра Матвей вряд ли смог бы общаться с Патриком: с английским у него было совсем худо. У Александра тоже было не ахти, но все-таки, как мог, переводил высокопарные высказывания Матвея на чужой язык, напряженно перетряхивая в уме словарный запас. Они привезли гостя за город, где Матвей показал изумленному иностранцу будущий монастырский двор, вернее, пока что его место. И рассказал о планах — о том, что при общине будет создана социальная больница, или приют, а может быть, школа, — время покажет. Александр не мог понять одного: верил ли Матвей сам в то, что говорил.

Он не замолкал ни на минуту, описывая идиллическую картину жизни своей семьи, единомыслие, братство, малую церковь и многое другое, что было бы неплохо знать западному человеку, утратившему свои корни и силу веры. Странно даже, что после такого монолога Патрик не загорелся желанием стать членом этого необыкновенного сообщества.

Гость проникся ко всем симпатией, восприняв их как некое местное экзотическое чудо, и чтобы окончательно не запутаться, подарил им этот самый фургон книг, а потом еще пожертвовал некоторую сумму новых, “зеленых” денег, и поехал дальше по своим миссионерским делам. Впоследствии через разных людей он передавал гуманитарную помощь — мешки с “сэконд-хэндом” и коробки с макаронами, ветчиной, бульонными кубиками, сосисками в банках — то, чего раньше никто из них никогда не видел. И хотя привезенные книги были подарком, не подлежащим продаже, Александр с Матвеем смело и успешно продавали их в различных православных и баптистских храмах. Они даже наладили сеть. “Я от Матвея Семеновича, — говорил Александр, протягивая батюшке Библию, “Детскую Библию”, что-нибудь популярное по теории креационизма, библейской истории или просто толкования евангельских текстов, и священнослужители соглашались принять для своих церковных лавок. Только от изданных в Брюсселе книг Эммануила Светлова Матвей заранее отказался, объяснив Александру, что человек этот — еретик.

Матвей и Александр сумели реализовать почти весь подаренный им фургон. На пожертвованные деньги были закуплены стройматериалы, и строительство вступило в основную фазу. Матвей прочитал благодарственные молитвы, а потом устроил публичный “разбор полетов”: кто как себя вел в этой ситуации. Оказывается, Аня позволила себе пококетничать с иностранцем во время беседы за обедом, Матвей это заметил. А ее послушание — обед, посуда и никаких лишних разговоров, она должна молчать. Аня публично, с недовольной ухмылкой, признала свою вину: просто ей хотелось поговорить на английском, который она когда-то учила и который еще не успела забыть, и только. Больше ничего.

“Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою”.

Все хорошо. Должно быть, мы и в самом деле идем правильным путем, потому что открываются храмы, совершаются молебны и литургии, государственная власть начинает благоволить нам, верующим, и по-своему любит нас странной какой-то любовью. Все говорят о духовном возрождении, выпускают репринтные издания дореволюционных книг с сусальными картинками, открыто крестят детей, нарекая их Даниилами, Иоаннами, Анастасиями, Елизаветами.

Примерно так думал Александр, стоя под сводами одного из московских храмов и слушая шестопсалмие, стараясь повторять про себя слова пророка Давида, идти следом за ним куда-то вверх, под своды, в небеса, где все должно быть не так, как здесь. Он так и не смог сосредоточиться на словах псалмопевца, потому что мысли о заурядных земных событиях не давали покоя. Как получилось, что он вошел во вкус строгих воспитательных бесед и поучений, которые Матвей проводил регулярно? Проводил почти так же, как это делал батюшка, только строже и язвительнее. Почти все, кто оказался в доме Матвея, уже оставили свои семьи ради духовного совершенствования и правильной духовной жизни, но не у всех получалось наладить эту духовную жизнь.

Марина занималась уборкой, мыла пол и стирала белье, однако делала это без вдохновения, о чем ей неоднократно говорили наставники. Ане вдруг взбрело в голову поступать в институт, в Инъяз, и Матвей потратил уйму времени, объясняя ей, что это не ее путь, что у нее и способностей к этому нет, а вот выполнять его поручения — куда более полезное для души дело.

Александр пытался успокоить Аню, но это выглядело странно: ведь получалось, что он выступал на стороне Матвея. Аня уже хотела уйти отсюда, но уйти, как оказалось, было уже некуда: все пути домой усилиями Матвея были отрезаны. Матвей же утверждал, и Александр поддерживал его в этом, что за желанием уйти стоит гордость, отсутствие добродетелей смирения и терпения, и если выдержать все искушения, то можно стать другим человеком. Главная цель — духовная, а профессия здесь не причем, это все тщеславие и зависть к сверстникам. Кроме того, Матвей убеждал ее, что она не сможет жить самостоятельно в этом страшном мире, она обязательно погибнет, пропадет от первого же столкновения с реальностью.

Александру же довелось в это время совершить поступок, которым он мог бы гордиться. Однажды, в какой-то из обычных суетливых дней, он обнаружил, что стройматериалы, которые они закупали вместе с Матвеем, как-то вдруг закончились. Когда Александр уведомил об этом Матвея, то получил странный ответ: “Ну, подумай сам, как это можно поправить. Да, досок и бруса не хватает. Ты же занимаешься этим делом”. Сначала такие словам озадачили Александра, а потом, после нескольких часов размышления, проведенных в прогулке по окрестностям и сидении у верстака, Александр был озарен и принял решение с легкостью и благодушием.

На следующий день с утра он отправился к дяде Володе, намеренно не позвонив ему заранее: не хотел, чтобы за это время о его визите стало известно матери.

— Что случилось? — спросил немного обескураженный родственник, когда возбужденный Александр появился на пороге квартиры. — Как долго тебя не было. Я думал, ты участвуешь в каких-нибудь перестроечных акциях. Смотри, что творится. Свобода. Гласность. Такого и представить было нельзя. Вот это да! Я с самого начала уважал Горбача. Видел, как Берлинскую стену на хрен ломают? Ах, да, ты же телевизор не смотришь. Как я за них рад! А сколько свободы! Что они с ней будут делать? А в республиках что творится! Мне кажется, русским надо бежать оттуда. Но только куда, кому они сейчас нужны?..

Александр сказал, что у него мало времени. Дядя любил поговорить о политике.

— Куда-то торопишься? Да, я знаю, у тебя дела какие-то религиозные… Что ж, я за церковь тоже рад, у вас патриарха нового избрали, но ты бы не забывал мать, а?

Александр сказал, что хотел бы забрать книги.

— А, ну да, конечно.

И вдруг настороженно осведомился, почему так неожиданно и почему именно сейчас. Бесстрашно глядя ему в глаза, Александр сказал, что так уж получилось, ведь давно собирался.

— Ну что ж, это твоя библиотека, забирай, — сказал дядя грустно. — Только хочу тебя предостеречь: береги ее и не торопись с ней расставаться. Это ценная вещь. Надеюсь, ты правильно ими распорядишься?

Александр заверил его, что знает, что делает. Уже через полтора часа он упаковал и погрузил книги на заднее сиденье машины и в багажник. Прижизненное издание Толстого. Пушкин. Брокгауз и Эфрон. Шекспир девятнадцатого века. Он укладывал их спокойно, прикасаясь к старинным изданиям аккуратно, но без трепета и замирания сердца, припомнив себе на всякий случай, как Николай когда-то просто вынес на помойку энное количество художественной литературы. Попрощавшись с дядей Володей, Александр отправился по антикварным и букинистическим магазинам.

Матвей, узнав, откуда у Александра появились деньги, удовлетворенно покачал головой: “Что ж, это правильный поступок, в конце концов ты строишь этот дом и для себя тоже”. Впрочем, никакого особого восторга по этому поводу он не выразил, — ведь это так естественно — внести лепту в общую жизнь, пожертвовав некими ценными вещами, которые тебе самом уже не нужны. В Евангелии написано про жизнь первых христианских общин: все у них было общее.