Инна Гофф - Рассказы-исследования
Умер Иван Щеглов, принявший на веру слова Чехова, сказавшего, что цветы ему подарил миллионер. Умерла долго не печатавшая своих воспоминаний Лидия Алексеевна Авилова. Умерла за четыре года до выхода в свет первого издания книги «Чехов в воспоминаниях современников». Чеховеды отрицали серьезную роль Авиловой в жизни Чехова. В отличие от признанной Лики Мизиновой – недолгого раннего увлечения и долгой сердечной дружбы – история отношений Чехова с Авиловой была подвергнута сомнению, и ее воспоминания в книге были даны с оговоркой.
Мой рассказ вызвал споры, недоверие – чеховедение, как и всякое «ведение», не любит пришельцев со стороны. В дальнейшем я нашла солидную поддержку: мнение об этом Ивана Алексеевича Бунина, хорошо знавшего Чехова и Авилову, принявшего ее воспоминания безоговорочно. Но в ту пору, когда рассказ был написан, его мнение не было еще у нас широко известно.
Девятитомное собрание его сочинений, где Бунин так высоко отзывается о Лилии Алексеевне, молодой женщине с ясным лицом, вышло двумя годами позднее.
Потом я поняла, почему мне довелось сделать это открытие – маленькое, но ценное. Я не была человеком со стороны – слишком давно меня занимало все, что касалось Чехова. Этот интерес усилился, когда я стала писать рассказы. Помню, работавший в ту пору в «Новом мире» Сергей Антонов сказал об одном писателе, что у него чувствуется школа Чехова и Бунина.
Чехова и Бунина… Многие объединяли этих писателей при жизни и долго потом. И лишь не скоро поняли, что это две совсем разные, хотя и близкие школы. Но давно почувствовала это Авилова:
«…Чехов давал мне советы, которые тогда я плохо понимала: „Будьте холодны, когда пишете“. Лучше всего я поняла этот холод не на Чехове, а на Бунине… он в совершенстве владеет секретом писать холодно, а вызывать самое сильное впечатление. Я бы сказала, что он открыл новую школу, и очень хорошо взялась бы доказать это…»
Впервые же о возникновении школы Бунина она говорит еще в пятнадцатом году.
Редакция «Юности» проявила разумную осторожность – три известных литературоведа решали вопрос, можно ли напечатать мой рассказ. Двое из них высказались в мою пользу, и «Цветы девицы Флоры» появились в журнале.
Пятнадцать лет отделяют меня от первого прикосновения к этой теме. Отделяет мой собственный жизненный опыт и опыт литературный, за эти годы много написано, еще более перечитано и передумано. И вот – биографическая рукопись Авиловой, иногда плавные, цельные, порой отрывочные записи, ее дневники. Написанные для себя, для взрослых уже детей в надежде, что когда-нибудь прочтут – потом, когда ее не будет на свете, – эти записи создали для меня заново портрет пленительной женщины.
Женщины, которую любил Чехов.
Кто была Беатриче?
Кого сохранил для нас Леонардо в образе Моны Лизы? Какой была она, вдохновившая Чехова на рассказы о любви?..
Кроме высокой оценки Бунина, она не удостоилась до сей поры серьезного внимания. В сущности, мы долго знали о ней лишь то, что о себе сообщила она сама. И это принято было как истина. Она же в свойственной ей манере всегда смотрит на себя как бы чуть свысока. Слегка себя высмеивая, над собой подтрунивая. Как бы памятуя строки чеховского письма: «Горды только индюки». Вот образцы того, как говорит она о себе:
«В гимназии я училась плохо»;
«…была неуверенность в себе, доходящая до уверенности, что я непременно скажу или сделаю глупость»;
«…никогда я не была глупей, чем когда я говорила с умными людьми».
Говоря о своем первом рассказе, помещенном в «Петербургской газете», которую издавал муж ее сестры С. Н. Худеков, добавляет: «Плохой рассказ». И тут же: «…это был не дебют, а просто родственная любезность».
«За свой первый рассказ я получила двадцать рублей и подарила их Мише,[5] чтобы он купил себе чернильницу. Но он не купил. Сказал, что за двадцать рублей чернильницы дрянь, и продолжал писать из пузырька…»
Она себе мало нравится. Но когда хвалят то, что она пишет, когда Максим Горький обращает на нее внимание, она готова поверить словам мужа: «У тебя счастливая наружность, вот и все!»
Ее принимают в Союз взаимопомощи русских писателей, «…но мне не страшно было: уж очень я была безобидна, незначительна. И, конечно, меня приняли».
И в главке «Как я была писательницей»:
«Я завела эти записки, в которых убожество моих умственных запасов оставляет мне такое крошечное поле действия…»
«Я была талантливое ничтожество».
Она беспощадна к себе, учиняя анализ прожитой жизни, оглядываясь на себя, оценивая свои поступки, как бы отвечая на чей-то вопрос – не на свой ли?.. Объясняя самой себе – себя.
Послушаем, что о ней говорят другие:
«Я помню ее в юности. Вся бледная, с белыми волосами, с блестящими глазами… Молодая девушка с розами на щеках»
(И. А. Бунин).«В ней все было очаровательно: голос, некоторая застенчивость, взгляд чудесных серо-голубых глаз…»
(он же).«Я любил с ней разговаривать как с редкой женщиной, в ней было много юмора даже над самой собой, суждения ее были умны, в людях она разбиралась хорошо. И при всем этом она была очень застенчива, легко растеривалась, краснела…»
(он же).«Ах, Лидия Алексеевна, с каким удовольствием я прочел Ваши „Забытые письма“. Это хорошая, изящная, умная вещь. Это маленькая, куцая вещица, но в ней пропасть искусства и таланта…»
(А. П. Чехов).«Авилова хорошие темы находит»
(Л. Н. Толстой).«Авилова пишет лучше Андреева. Она выбирает старые нравственные темы и пишет на них»
(он же).Читая сейчас записи Лидии Алексеевны, я часто вспоминала фразу Чехова из письма, ей адресованного:
«Верьте, Вы строги не по заслугам».
Так он писал ей, защищаясь. Не по заслугам строга она и к себе.
…Вскоре после того, как «Цветы девицы Флоры» были опубликованы, в редакцию журнала стали приходить письма. Два из них я здесь приведу.
Первое меня чрезвычайно обрадовало:
«Дорогая Инна Гофф!
Извините, не знаю Вашего отчества. Прочла Ваш… рассказ в „Юности“, посвященный отношениям, вернее, эпизоду в отношениях моей бабушки Лидии Алексеевны Авдловой с Антоном Павловичем Чеховым, и захотелось поблагодарить Вас за ту лиричность и нежность в интерпретации этого эпизода, просто за то, что Вы ее полюбили и как-то по-своему, но очень трогательно осмыслили и захотели осмыслить их взаимоотношения.
…Вы, верно… знаете, что не все поверили бабушкиным воспоминаниям. Тем более мне было приятно прочесть Ваш рассказ, почувствовать тепло и взволнованность в Ваших строках… Если Вас интересуют потомки…»
Далее следовало приглашение. Было указано два телефона, домашний и служебный – Института русского языка Академии наук СССР.
И стояла подпись – Н. Авилова.
Второе письмо меня озадачило:
«Главному редактору журнала „Юность“ тов. Полевому.
Уважаемый Борис Николаевич!
В номере девять журнала „Юность“ за сентябрь 1965 года я прочел статью Инны Гофф „Цветы девицы Флоры“.
Не откажите в любезности сообщить Вашим читателям, что сестра Антона Павловича Мария Павловна при жизни не один раз говорила мне, что со стороны Чехова никогда не было никаких серьезных чувств к Л. А. Авиловой, что она желаемое приняла за действительность и в изложении ряда фактов не была точна.
С уважением С. М. Чехов. 6 октября 1965 г.».Вот таких два письма в ответ на мою «статью». Борьба не утихла. Впрочем, я поняла это, натолкнувшись на отзыв одного из трех рецензентов, решавших судьбу моего рассказа, – сторонника версии Марии Павловны.
А я-то обрадовалась, узнав, что И. А. Бунин высоко оценил прочитанные им воспоминания Авиловой.
Я прочла это, когда рассказ был уже написан, и решила, что ссылка на Бунина обескуражит каждого. Но, оказалось, этого недостаточно. Слишком велик авторитет Марии Павловны Чеховой. Да и как ей не быть авторитетом, сестре и другу, столько сделавшей для Антона Павловича при его жизни и еще более после его смерти. Разве сама я не подчинилась в свое время ее влиянию, не подвергла сомнению рассказанное Авиловой, прочтя в предисловии к сборнику воспоминаний о Чехове:
«В особой оговорке нуждаются мемуары писательницы Авиловой… Ее воспоминания дают ряд достоверных сведений, в частности о той среде, которая окружала Чехова во время его приездов в Петербург, о первых постановках его пьес в петербургских театрах, уточняют некоторые данные биографии писателя. При всем этом нельзя не отметить чрезмерную субъективность и односторонность автора в освещении материала, связанного с Чеховым. Едва ли также можно считать вполне достоверным, что свои отношения к Авиловой Чехов выразил в рассказе „О любви“…»
