Владимир Смирнов - /Soft/Total/ Антиутопия великого западного пути
— Зачем тебе переговорный? — удивился КуДзу.
— Хотел пообщаться с девушкой.
— Общайся, в чем проблема, — КуДзу залез в один из своих многочисленных карманов и протянул ПалСанычу мобильник.
— А разве так можно? — удивился ПалСаныч.
— У нас все можно. Дальше ада не сошлют, — повторил КуДзу популярную здесь поговорку.
— Спасибо! — ПалСаныч взял трубку и направился за барак, к ограждению.
Он сел на скамейку под сосной; сердце бешено пульсировало. Что я ей скажу? — ПалСаныч несколько минут смотрел на пустой экран. Мыслей не было. — Ладно, разберусь по ходу. Он набрал знакомый номер, уже догадываясь, что произойдет. Сколько раз на проблемной зоне он видел этот ролик автоответчика, казалось, выучил наизусть. Но внутри все равно что-то сжалось — то ли в груди, то ли в кишечнике. ПалСаныч нажал повтор набора — только для того, чтобы еще раз увидеть Машу. Палец потянулся к кнопке записи и замер. Все-таки чужой телефон. Как неудачно все получилось. ПалСаныч встал, спрятал трубку в карман и неторопливо побрел к своему бараку.
Друзья склонились над столом, что-то бурно обсуждая. Перед ними была разложена огромная схема, закрывшая всю столешницу.
— Ну как? — повернулся к нему КуДзу. — Дозвонился?
— Не повезло, — коротко ответил ПалСаныч, протягивая мобильник. — Но все равно, спасибо.
— Не расстраивайся, в другой раз повезет.
ПалСаныч подсел к столу, вынул из внутреннего кармана Машин коммуникатор, включил его и положил перед собой.
— А можно ли его как-нибудь оживить? — спросил он. — Я прошел через врата, и все стерлось.
КуДзу взял наладонник и удивленно присвистнул:
— Это же «Макс-64»! — Он мельком взглянул на экран и удовлетворенно кивнул. — Без проблем. Было бы железо, а оську нарастим. Накатим в пять минут.
— Это не наш метод! — твердо заявил Кодер, отбирая Макс. — Вам бы, дикарям, только накатить. А наш метод — восстановить все как было и посмотреть, что там к чему.
— А получится? — с сомнением спросил ПалСаныч. — Во вратах же гарантированное стирание.
— Куда он денется! — оптимистично заверил Кодер. — Информация меняет структуру носителя, ее так просто не уничтожить. Следы всегда остаются. Для нас это только вопрос времени.
— Хорошо бы, — вздохнул ПалСаныч.
— Возможно, к утру уже что-то прояснится, — обнадежил его Кодер.
Но ждать утра не пришлось, все прояснилось гораздо раньше. Кодер разбудил ПалСаныча среди ночи.
— Профессор, откуда у тебя этот коммуникатор?
— Одна девушка дала. Аспирантка.
Сон слетел мгновенно. ПалСаныч сел на койку, завернувшись в одеяло.
— Маша Эпштейн? — уточнил Кодер.
— Да.
— Из Администрации?
— Из резерва.
Кодер снова склонился на Максом, бормоча что-то себе под нос. Потом повернулся к ПалСанычу.
— Нет, все-таки из Администрации. У нее административный доступ ко всем базам. Коды, явки, пароли. Ключи ко всем дверям. Только все зашифровано.
— Но шифрование же запрещено? — удивился ПалСаныч.
— Запрещено, — согласился Кодер, — но только не для Администрации.
24
Маша Эпштейн «Общество без насилия: проблемы и перспективы»
…По мере становления индустриального общества все отчетливей проявлялась главная социальная тенденция его развития — постоянное усиление и расширение контроля над личностью. Но даже самые глубокие мыслители прошлого были уверены, что обязательным условием усиления контроля должно стать усиление насилия. Нетрудно понять, что являлось причиной этого заблуждения. Насилие непременно порождает сопротивление, а сопротивление дает надежду. Но жизни без надежды наши предки просто не могли представить. Они и помыслить не могли, что людей, все человечество, совсем несложно купить. На самом деле это оказалось не только не сложно, но даже не дорого.
Никто не выкручивал руки пользователям, требуя вводить в свои профайлы все новые и новые личные данные. Напротив, это было проделано очень гуманно. Обновленные сервисы становились все более дружественными, они подстраивались под предпочтения пользователя, знали, какие фильмы он хочет смотреть, какую музыку слушать, какую одежду покупать. И оперативно предлагали ему все новинки. Всем это нравилось, и, стремясь максимально настроить сервис под себя, пользователь сообщал ему все больше личных сведений.
Для надежной идентификации пользователей необходимо было полностью отказаться от системы ввода паролей, заменив ее системой биосканирования. Учитывая изначальную непопулярность биосканирования, замену пришлось провести в два этапа. На первом было объявлено, что при современных вычислительных мощностях надежную защиту обеспечивают пароли длиной не менее 128 символов, сгенерированные случайным образом и обновляемые еженедельно. Использование простых паролей было запрещено. Вскоре пользователи стали активно обсуждать альтернативные способы идентификации, а уже через месяц они начали сбор подписей, требуя заменить ввод паролей на сканирование сетчатки или считывание отпечатков пальцев. Естественно, Администрация пошла навстречу пожеланиям народа, который принял эту замену с большим воодушевлением. Действительно, работа с биосканерами была гораздо быстрее и удобнее.
Благодаря широкому внедрению браслетов мониторинга здоровья, средняя продолжительность жизни увеличилась почти на 20 лет. Причем без каких-либо значительных открытий в медицине, но исключительно за счет постоянной диагностики и своевременного оказания медицинской помощи. Как выяснилось, именно несвоевременность помощи и была основной причиной большинства ранних смертей. Которых при правильной организации медицинского обслуживания можно было избежать.
Браслет отслеживал не только физиологические показатели, но и местоположение человека, чтобы при необходимости оперативно предложить ему ближайшее медицинское учреждение. Разумеется, ношение браслета было делом сугубо добровольным; но желающих добровольно отказаться от лишних двадцати лет жизни практически не было…
25
В субботу приехала Маша — внезапно, как и все, что она делала. Сразу после звонка ПалСаныч вышел к турникетам встречать ее; все тело било мелкой дрожью. — Придет? Не придет? Маша еще никогда его не обманывала. Но ПалСаныч хорошо понимал, что их отношения не вписываются ни в один Кодекс; они непрочны и незаконны. И они могут оборваться в любой момент. Такова его судьба, и изменить тут ничего нельзя. Любая встреча может стать последней, любой миг их отношений может стать завершающим. Эта угроза постоянно маячила где-то на заднем фоне — тревожная нота в музыке счастья. А сердце гулко и радостно бухало — Придет! Придет! Придет!
Маша шла по коридору на шаг впереди, и ПалСаныч с трудом сдерживал желание как бы невзначай коснуться ее руки или бедра. Но эта пытка длилась недолго, и вскоре они уже дошли до лаборатории. Не глядя на него, Маша привычным жестом положила ладонь на сканер и шагнула в открывшийся проем. Непроизвольно оглянувшись, ПалСаныч торопливо вошел внутрь. Металлическая дверь плавно закрылась, и их кинуло друг к другу. Какое-то время они стояли молча, крепко прижавшись, не в силах разжать руки. ПалСаныч замер, жадно обхватив Машины плечи; слегка наклонив голову, он дышал запахом ее волос, запахом ее свежей кожи. Маша, его Маша прижималась к нему всем телом, сомкнув руки на его спине, и кажется — ему хотелось верить в это — улыбалась. ПалСаныч чувствовал ее частое сердцебиение и был совершенно счастлив.
Наконец Маша освободила правую руку и подняла ее, едва касаясь стены; найдя пульт, она вслепую набрала код блокировки дверей. ПалСаныч тоже разжал свою хватку. Его рука нежно скользнула по позвоночнику и замешкалась, пытаясь нащупать молнию. Но Маша мягко остановила его.
— Сегодня нельзя. У меня течка.
И снова, в который раз, ПалСаныч поразился ее непосредственности. Иногда Маша казалась ему совершенно лишенной стыда; она могла, например, присесть на унитаз, не закрывая дверей и даже не прерывая начатого разговора. Но это было не бесстыдство, скорее чистая природная естественность. Просто быть естественной, если тело выточено так идеально, что никакой позой, никаким движением нельзя разрушить его очарования.
Только старость сотрет эту красоту, как стирает всех, — подумал ПалСаныч. — Но я-то этого уже не увижу. Для меня она так и останется совершенной, до самого конца. Он снова потянулся к молнии, и Маша снова сжала его ладонь.
— Нет. Не сегодня.
ПалСаныч застыл, как в стоп-кадре. Мутная темная кровь поднималась в нем, затмевая разум. Разочарование, недоумение, обида. Черный океан обиды. Он открыл рот, каким-то дальним умом понимая, что скоро будет проклинать себя за сказанное, но остановиться уже не мог.
