Роман Рыженький - За гранью реальности, прикосновение Любви

Реальность и нереальность уходят в небытие и остаются лишь, Здесь и Сейчас. И любовь Луны к Земле бескорыстна, она прячет её в ночи, скрывая всё сокровенное в себе.

А перед неизбежным рассветом она, будто бы смущаясь своих чувств, бледнеет и прячется за высокими горами или, недоступным никому, горизонтом до следующей ночи.

Они так близко, так рядом, что, когда она хочет шепнуть о своих чувствах, то закрывает Солнце и, как юная дева, стыдливо отворачивается, обрушивая вместо лика темноту.

А потом быстро убегает, так и не сказав ничего. Но понять её несложно.

– Ах, Луна, Луна, ты влюблена!!!

Белая, чистая нежность укрывает своим пледом дома, улочки, деревья и всё вокруг.

Своими колючими ласками убаюкивает жизнь в ожидании долгой бесконечной зимы.

Она глушит звуки и краски, пряча солнышко в мутной пелене серого неба, обрезает дни и коронует ночи.

Замёрзшие капельки небесной чистоты давно отгулявшего лета, плавно парят в шикарном вальсе, превращаясь в пушистые бриллиантовые кристаллики белейших снежинок-невест.

Время, как застывшая смола на елях, не течёт, а замерло янтарём в инфинити.

Куда-то вечно спешащие человечки, укутываясь, прячут лица, улыбки в шарфы, платочки и шапки, и не поймать их взгляды. Они их бросают себе под ноги, словно в лоции, по девственному покрывалу земли.

Запах морозной свежести щекочет ноздри и разливается ледяным ручейком по венам, заставляя мурашек танцевать безумную чечётку по всему телу.

Пресный вкус холодной влаги на замёрзших губах… Белая нежность укутывает нас от холодов и невзгод, чтобы мы улыбнулись первой весенней капели, согретой лучиками ласкового Солнышка. Она нам и дана, чтобы мы не забывали о нём.

– Я уже скучаю по тебе, шальная девчонка Весна!!!

***

Когда-нибудь, не завтра, не сегодня Вспорхнет воспоминанье обо мне, Быть может, осенью, скорее, по весне. И от укола станет сердцу больно.

Со мной так было много тысяч раз

В других мирах и на другой планете. Я так давно живу на белом свете, Что все читаю в тихом блеске глаз.

Слова-слова… Они так часто лгут. -

Сегодня живы, завтра умирают, И только боль сердечная не тает, И мысли нам покоя не дают.

Тогда поймешь – есть ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ. В ней и страданье, и твое спасенье.

Она несет душевное томленье, Даря надежду, будоража кровь.

Автор: Рэчел-Галатея

Однажды ты проснёшься и поймёшь, что жизнь твоя не такая, о которой ты мечтал и думал в детстве.

Друзья – не совсем друзья, а просто полезные знакомые, в дешёвой имитации дружбы старающиеся извлечь лишь выгоду от общения.

Всему миру наплевать на тебя, как на личность, ему нужна лишь твоя ликвидность в системе твоих координат.

Свою совесть и принципы приходиться ужать и подогнать под реалии, а амбиции похоронить в эго… И ты прогибаешься под мир не потому, что ты слаб, а потому, что он сильнее.

Ты смешон для тех, кто выше тебя, но идол – для амёб. Однажды ты проснёшься и поймёшь, что когда ты злишься, то мир тоже становится злым и пошлым.

И весь мир становится любовью, если ты влюблён, а когда ты радуешься, весь мир разукрашен радужными красками, и ты понимаешь, что ты и есть мир.

Однажды ты проснёшься и поймёшь, что золото – это просто метал, и смысл ценности его придаёшь только ты сам.

При бесконечной смене масок, в зависимости от обстоятельств, ты становишься не похож на себя.

– А на себя ли? – Ты сам забываешь, какой ты.

Правы мудрецы, что у нас три реальности: такая, какой её видишь ты, такая, какой её видят другие и такая, какая она на самом деле.

Однажды ты проснёшься и поймёшь, что когда– нибудь ты будешь стоять перед той неизбежной чертой, осознавая бессмысленность жизни при бесконечных её смыслах, которые придал ей ТЫ!..

Единственное, в чём ты никогда не усомнишься, что

даже, хоть

на секундочку быть

в

этом

мире,

это

–

ЛЮБОВЬ!!!

Когда-нибудь…

Рыженький проснулся рано.

За открытыми окнами плескалось майское утро в лучах ласкового солнышка. Суетливые сороки и воробьи своим щебетом и трескотнёй перебивали тишину.

Всю ночь фиолетовый конь по фиолетовому полю фиолетовой трусцой носил фиолетовые сны Рыженького.

Любименькая сладко спала рядом и нежно прижималась, обжигаясь утренней прохладой, прячась от холода в его тепле.

Закрытые глаза пытались догнать сны, но мысли плавали в воспоминаниях, кто всё-таки из рок музыкантов уронил эту фразу: «а мне всё фиолетово»? Но, не вспомнив – кто, решил, что она всё-таки его, и решил в ней просто раствориться.

Ведь у него есть она, – та, которая любит и понимает. Есть руки, ноги, здоровье, светлые мысли и идеи, да ещё мирное небо над головой, а всё остальное не важно.

Вся та мерзость, обманувшая и предавшая его в жизни, давно умерла в нём. Нет, он их не простил, а просто вычеркнул из памяти. Всё фиолетово…

Выскальзывая из-под одеяла, нежно поцеловал любимую в плечико и, послушав её мурлыканье с сонной улыбкой, пошёл на кухню заваривать кофе. Постучав ложкой по пустой сахарнице, подумал, что ему всё равно, с сахаром или без него, кофе всё равно – кофе…

– А… фиолетово…

Пристроившись на подоконнике с кружкой и сигаретой, он, пытаясь проснуться до конца, стал наблюдать за Воробьём, скакавшим по дорожке в парке

перед домом. Его он приметил уже давно, ещё с зимы. И, даже не из-за его огромных для воробья размеров он явно выделялся среди других, даже не взъерошенным хохолком на голове, подцепленным когда-то кошачьей лапой. Нет, по-видимому, не только оперение на голове его пострадало с прихрамывающей лапой, но и мозги тоже. Мало того, что он никого не боялся, отлетая лениво в сторону из-под ног только тогда, когда на него уже почти наступали. Он ещё внаглую мог забрать куски еды даже у собаки. За это получил от Рыженького кличку Бультерьер. Наверное, нагадивший в чернильницу профессору, Булгаковский воробей был его дедушкой.

Но этим утром он «родственника» переплюнул во всём…. Как всегда, по расписанию, сердобольная женщина (такие, наверное, есть во всех дворах) шла кормить котов, ждавших её, сидя рядком на старых колёсах. За ней на шлейке тащился её собственный домашний котяра, откормленный до неимоверных величин. Расставив плошки, она стала начислять всем их пайки… Коты ринулись к плошкам, вороны и сороки расселись по ветвям в ожидании халявы из остатков…

Вот тут-то всё и началось! С добрым утром, с пробуждением двор!

В это время по тропинке из парка вышла девочка лет десяти, прогуливая молодого лабрадора. Наглец Бультерьер словно ждал этого, он сиганул в самую гущу оголодавших котов. Те от такой наглости сначала

97

опешили, отскочили от мисок, выгнув спины и шипя. Хозяйский, не привыкший к таким перипетиям, удивлённо замер. За что получил мощный клевок от Бультерьера прямо в нос. Дикая кошачья сирена разорвала тишину двора. Второй клевок догнал уже пятую точку взмывавшего на дерево толстяка в воздухе. Шлейка, запутавшаяся на руке хозяйки, упала прямо на плошки, разукрасив всю владелицу остатками «кит-и– кэтов». С дикими мяуканьями коты разбегались, кто куда. Вот тут-то, в самое нужное время, сорвавшийся с поводка девочки лабрадорчик подскочил за толстяком, метнувшимся первый раз в жизни на дерево.

Его поводок, спутавшись со шлейкой, связал всех троих крепкими узами страсти. У кота – ужас, у собаки радость и игривость, у хозяйки – шок – от того, что молодой кобелёк, напрочь забыв про кота, ни с того, ни с сего решил приласкать её прямо там, под деревом, пока она лежит связанная. Облизывая ей лицо, он изображал фрикции. Её тихие «ой», его не смущали.

Детский визг: «Ко мне, фу, мама!».

С балконов: « Рэм ко мне, домой! Уберите собаку!». – И всё такое, прочее… И уже весь двор принял горячее участие со своих окон и балконов.

Молодые хлопцы, проходящие мимо, решили поддержать смех, доносившийся из всех окон. Мол, тётка, не гоже таким заниматься прилюдно, – дети смотрят.