Ричард Бротиган - Следствие сомбреро
– Может, заедешь? – спросила она.
– Ладно, – сказал он. – Но сначала – что ты сказала вот только что?
– Я сказала – может, заедешь? – сказала она. – Я ничем не занята. Хотела бы с тобой увидеться. Привези что-нибудь выпить. Хорошо бы вина. У тебя есть вино?
– Да, какое-то есть.
– Вези. Выпьем, поболтаем о прежних временах, а может, новые начнем.
– Через двадцать минут буду, – сказал он.
– Лучше через девятнадцать, – сказала она.
– Ладно, – сказал он. – Постараюсь побыстрее. Белое – нормально?
– Отлично, – сказала она.
Они повесили трубки.
Она широко улыбалась.
Переползла обратно к «Космополитену» и стала дальше читать статью про адюльтер. Ей нравилось, поскольку там не было ни грана смысла.
Она была очень жизнерадостная.
Она приехала из Техаса.
Ее отец был брандмайором в крошечном городке, где однажды три года ничего не загоралось.
Про отца напечатали очерк в журнале «Лайф» с фотографией: отец стоял возле пожарной машины. Машину оплели фальшивой паутиной.
Он широко улыбался.
Он тоже был жизнерадостный.
Наследственное.
Гантель
Температура сомбреро была теперь -23.
Пока толпа бунтовала себе дальше, шляпа согрелась на один градус. Большинство народу в толпе не знали, почему бунтуют. Когда они прибыли на место, бунт уже разгорелся, а они просто влились, вопя лупя крича тузя громя совершенно нипочему – разве потому, что другие так и делали и, видимо, развлекались вовсю.
Большинство людей в толпе не знали, что в круге посреди бунта лежит сомбреро, и, конечно, им неоткуда было знать, что температура сомбреро изначально была 24 градуса ниже нуля, а теперь растет.
Сомбреро согрелось еще на градус до -22, а через несколько минут до -21. Температура уже росла неуклонно и быстро. Потом она стала -20 и все росла.
–19, и все росла
–18, и все росла
–17, и все росла
–16, и все росла
–15, и все росла
–14, и все росла
–13, и все росла
Температура сомбреро все росла и росла, а бунт все больше ожесточался.
Люди уже лупили друг друга всерьез.
Десятилетний мальчик ткнул палкой старухе в глаз.
–12, и все росла
Двое плачущих людей плакали так долго и горько, что едва стояли на ногах.
–11, и все росла
– АЯ четырнадцать девяносто два! – кричал мэр.
–10, и все росла
Школьница из породы спортивных заводил рассекла губу городскому банкиру. Тот в ответ разодрал девице блузку и ударил в грудь. Затем повалил на землю, пытаясь одним, можно сказать, движением содрать с девицы трусы и расстегнуть себе ширинку.
Далеко он не продвинулся, поскольку (-9, и все росла) владелица салона красоты прыгнула ему шпильками прямо на спину.
Насладиться эффектом ей толком не дали, потому что спустя несколько секунд ее вырубили будильником.
Один человек присоединился к бунту по пути в городскую мастерскую, где собирался починить часы, так что он просто огрел женщину часами по голове. Женщина осела на месте, вогнав тем самым шпильки в банкирскую спину, точно гантель.
–8, и все росла
Через несколько часов они выступят против Национальной гвардии и американских десантников – так же воодушевленно, как сейчас мутузят друг друга.
Зверские люди.
–7, и все росла
Сомбреро нагревалось.
Мост
Он, разумеется, не поехал к жизнерадостной и умной стюардессе, которая отвлекла бы его голову от разбитого сердца. Это было бы слишком просто. Нет, ничего такого он не хотел. Это подорвало бы его главный подход к жизни: жизнь должна быть как можно запутаннее, лабиринтоподобнее и переебаннее.
Когда он перезвонил, она как раз дочитала статью про адюльтер в «Космополитене».
– Ну как? – спросила она, подняв трубку и заранее зная, кто звонит. – Ты не едешь.
Это его удивило.
– Откуда ты знаешь?
– Мы знакомы пять лет, – ответила она. – Под мостом целое море воды утекло.
Говоря это, она улыбалась.
Она всегда радовалась жизни.
Ее солнечная сторона всегда побеждала.
В трубке повисла пауза.
– Какой воды? – спросил он.
– Просто воды, милый, – ответила она, по-прежнему улыбаясь. Она прямо видела, как тужится его голова. Просто обхохочешься. «Господи, вот бы его читатели удивились, если б с ним познакомились», – думала она.
– Может, пообедаем на следующей неделе? – спросил он.
– Отлично, – сказала, она. – Когда?
– Может, в среду. Я позвоню в понедельник, уточним.
– Замечательно, – сказала она, зная, что он не позвонит в понедельник и они не пообедают в среду, что он не проявится еще много месяцев, а потом однажды ночью, как вот только что, позвонит и спросит, можно ли приехать, и затем приедет или не приедет.
Заранее не поймешь.
Он был довольно психованный, но ей нравился, потому что, сам того не подозревая, развлекал ее и был хорош в постели. Не так хорош, как он сам думал, но вполне себе ничего.
Она не возлагала на него особых надежд.
Она не удержалась и еще поморочила ему голову, прежде чем повесить трубку.
– Знаешь, где я хочу пообедать? – спросила она.
– Где? – спросил он.
– В итальянском ресторанчике, мы там ели пару лет назад. Помнишь, на Коламбус-авеню? Где толстая официантка?
– Да, – сказал он, совершенно не помня.
– Я бы хотела поесть там.
– Конечно, – сказал он. – Прекрасно. Там и поедим. Я в понедельник звякну.
– Чудно, – сказала она. – Жду не дождусь.
Он так и не позвонил.
Они не пообедали.
Мыс Кеннеди[5]
-6, и все росла
–5, и все росла
–4, и все росла
–3, и все росла
Волос
Повесив трубку, он задумался, почему вообще ей позвонил. Она ему нравилась, но прямо сейчас он ее видеть не хотел. Может, потом, но не сейчас.
– Интересно, о чем вообще я думал? – вслух спросил он сам себя. – Может, я рассудок теряю?
Все равно что утка удивляется, зачем по осени летит на юг, или старый верблюд в один прекрасный день обнаруживает, что на спине горб.
Юморист пошел в ванную налить себе стакан воды и нашел в раковине длинный черный волос. Увидел волос, и сердце упало камнем. Осторожно взял волос и рассмотрел. Рассматривал волос очень медленно. Не верилось, что волос у него в руке.
Разглядев, он отнес волос с собой в гостиную, сел на диван и стал рассматривать дальше.
Повернул его очень медленно в руке, а затем покатал в пальцах. Волос совершенно поглотил его внимание.
Одинокая долгая нить черного волоса так его заворожила, что он не затопил себе голову фантазиями, превращая волос в сотни вариаций своего воображения.
Просто сидел и смотрел.
На японский волос.
Уши
-2, и все росла
–1, и все росла
– О – старт! Давай, пошла! Пошла!
Машина полиции штата вывернула из-за угла и остановилась на грани бунта. На бунт полицейская машина наткнулась нечаянно. Выворачивая из-за угла, полицейские не имели представления, что увидят. Их не вызывали к бунту по радио. Они проезжали городок по пути на север – в нескольких милях оттуда они иной раз любили устраивать засаду на лихачей.
– Что за фигня! – первым делом сказал один патрульный своему партнеру. – Вруби радио! – сказал он вторым делом. А потом: – Где в этом блядском городе полиция? – И четвертым делом он сказал: – Нам нужно подкрепление, и мигом!
Наконец его партнер изложил свое первое дело. Он сказал:
– Ч-черт! Я хотел сегодня домой после обеда поспеть, у моего пацаненка день рожденья. Что эти ебанцы тут устроили?
Толпа едва замечала присутствие машины, пока разговорчивый полицейский не вылез наружу – другой в это время запрашивал по радио подкрепление, какое только возможно, – и не разрядил пистолет в воздух.
Патрульный выстрелил в воздух очень неудачно. Ничуть не походило на такую же процедуру по телевизору или в кино, потому что он отстрелил ухо достойной престарелой даме. Прямо сострелил ухо ей с головы, окатив всех вокруг кровью.
Это была последняя выходка в мире, способная успокоить данную группу и без того бунтующих граждан.
На отстрел уха городской библиотекарши они откликнулись, напав на полицейского и буквально разорвав его в клочки. Еще они выволокли его партнера из машины и тоже хорошенько прикончили, однако он успел выстрелить в трех человек, включая городскую библиотекаршу. За последние пять минут в библиотекаршу стреляли второй раз.
Пуля отстрелила ей другое ухо.
Теперь город располагал безухой библиотекаршей.
Многие городки такого не потерпят – этот в том числе. Убив двух патрульных, горожане взяли их весьма измочаленные трупы и швырнули на уже горящую машину.
Толпа бросила пока драться друг с другом и слилась в гневе против этих чужаков, которые являются и отстреливают уши их библиотекарше.
Горожане все теперь стали братья и сестры.
Черные огненные торнадо взмывали в ясное синее небо. Вонь горящих полицейских машин мешалась с вонью горящих полицейских.
