Елена Глушенко - Отличница
Вот высокий седой старик, с виду профессор, курит у окна. На нем белый халат, заляпанный чем-то красным, наверно, кровью. Взгляд у старика до того отстраненный, что становится жутко. Может быть, это хирург. Надеюсь, у него там никто не умер во время операции.
А вот какая-то женщина высаживает цветы на клумбу. У нее на лице такая любовь к этим крошечным росточкам! Мне кажется, я чувствую нежность, с которой она своими осторожными руками приминает землю вокруг хрупких стебельков.
Что-то я расчувствовалась сегодня!
– Вам нравится?
Боковым зрением я вижу, что викинг в сопровождении пантер совершает обход территории. Мне кажется, я знаю, кто это. Это автор. На его красивом лице улыбка довольного жизнью человека. Наверно, он ходит по залу, как король, и осыпает милостью подданных, то есть посетителей. А теперь вот решил облагодетельствовать и меня.
– Нет, – отвечаю я, не раздумывая.
Он изменился в лице. Пантеры напряглись и оскалились.
– Нет? – он высвободил руки и подтолкнул своих спутниц вперед. – Киски мои, прогуляйтесь!
Ничего себе киски! Уходя, они оглядывались и шипели. Мне казалось, я вижу, как нервно подрагивают кончики их хвостов.
– Вы меня не так поняли, – поторопилась я объяснить. – Просто слово «нравится» здесь совершенно неуместно. Это про одежду можно сказать: нравится – не нравится, комфортно – некомфортно, надену – не надену. Но у искусства другое предназначение. Оно должно трогать за живое, будить воображение, давать пищу для размышлений.
Он смотрел на меня, чуть склонив голову набок, и с интересом ждал продолжения. Вблизи он был еще красивее. Как Домогаров в «Графине де Монсоро». Или как Джеймс Спейдер в «Белом дворце». Длинные до плеч светлые волосы, загорелое лицо, прозрачные глаза. Таким экземплярам не место среди обычных людей. Они должны находиться в музее, причем за стеклом, чтобы обычные люди могли ими любоваться, но не трогали их своими грязными руками.
Я почти забыла, что хотела сказать. Но тут он слегка пошевелился, и я очнулась.
– Ваша выставка слишком неоднородна по своему содержанию, поэтому к ней не применимы какие-то общие определения. Могу лишь сказать, что работы из первой и самой обширной части экспозиции меня не затронули. Я смотрю на них и вижу: да, красиво, сказочно красиво. Но я и так знала, что горы – великолепны, а море – прекрасно. Вы ничего нового мне про них не сказали.
– Любопытно, – хмыкнул он. – А что Вы думаете про мои портреты?
Сложный вопрос.
– Я как-то читала, что Леонардо в одном из своих трактатов дал следующее определение живописи. Не поручусь за дословность, но смысл таков: живопись – это вид изобразительного искусства, призванный открывать невидимое, спрятанное в тени видимых предметов. То есть она должна выявлять скрытый смысл вещей, людей, явлений. Фотография – это тоже вид изобразительного искусства, и каждый настоящий фотограф – обязательно художник. Я смотрю на Ваши работы, и, мне кажется, вижу этих людей такими, какими их еще никто не видел. Но именно такими они и являются на самом деле.
– Крайне любопытно. Осталось узнать Ваше мнение про мои черно-белые работы.
Он взял меня под руку и повел вглубь зала. Туда, где висели эти самые фотографии.
Я замялась.
– Вам вряд ли понравится то, что я скажу.
– Ну, знаете! Как Вы только что справедливо заметили, слово «нравится» здесь совершенно не уместно. Мне действительно нужно знать, что Вы думаете.
Ну, ладно. Сам напросился.
– Вы не смотрели фильм «Три дня кондора»? Мы с подружкой в студенчестве три раза на него ходили. Это старый американский фильм с Робертом Рэдфордом и Фэй Данауэй. Там есть сцена, когда он берет ее в заложники, и они идут к ней домой, потому что ему больше негде спрятаться. А у нее дома все стены увешаны фотографиями. И от них веет такой печалью и такой безысходностью, что перехватывает дыхание. И сразу становится понятно, как же она одинока и как несчастна.
Я замолчала, не зная, что еще ему сказать. Через минуту он откашлялся и спросил:
– Я что, произвожу впечатление одинокого и несчастного человека?
– Вовсе нет. Но Ваши работы Вас выдают.
Перед нами висел большой панорамный снимок сумеречного города. То ли вечер, то ли утро. Дождь. На улицах ни людей, ни машин.
Наконец, он с шумом выдохнул и повернулся ко мне.
– Знаете, это самый удивительный анализ моих работ, который мне приходилось слышать или читать. Вы критик?
Я покачала головой.
– Нет? Но имеете какое-нибудь отношение к искусству?
– Никакого.
– Вот как? А кто же вы по профессии, если не секрет?
– Я программист.
– Программист?! – Он переспросил меня таким тоном, словно я представилась летчиком-испытателем. – Послушайте, мы так увлеклись, что до сих пор не познакомились. Разрешите…
– Ага! Наконец-то я вас нашел.
А вот и Леха. Совсем не опоздал. Хорош друг, нечего сказать. Маркин с жаром пожал руку викингу.
– Вижу, вы уже познакомились?
Я затрясла головой.
– Как? Еще нет?! Авдеев, где твои манеры? Ну что ж, в таком случае позволь…
– Нет-нет! Дай я угадаю! Неужели это та самая Маша Петрова, о которой ты мне столько рассказывал?
Бесподобно. Я смотрела на Леху, а он смотрел в сторону. Не помню, чтобы когда-нибудь видела, как он краснел. Он вспыхнул мгновенно, как сухая трава, и стоял, полыхая. Душераздирающее зрелище. Я вздохнула и протянула викингу руку:
– Меня зовут Марина Потапова. И я очень рада познакомиться с Вами, Андрей Авдеев.
Я еще не успела насладиться видом пунцового Маркина, как меня ждало очередное потрясение: краснеющий викинг. О, этот краснел постепенно! Сначала сквозь загар проступили багровые пятна на щеках, потом покраснела шея, затем, видимо, пожар распространился по телу – он расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
Какие они смешные! Как нашкодившие мальчишки. Я без всякого смущения разглядывала обоих, и мне было на редкость хорошо.
…
Утром у меня дико болела голова, и я с ужасом вспоминала прошлый вечер. Что я там наговорила? Чертов коньяк! Мне совершенно противопоказано пить. Ближе к обеду позвонил Леха:
– Привет, подруга! Как ты там? Жива?
– Жива. Только репа раскалывается.
– Слушай, я вчера не понял. Что это было?
Ну вот. Начинается.
– Ты про что?
– А про то, что вчера вечером, после того как я тебя отвез домой, я поехал к Авдею. Там все ребята собрались, отмечали выставку. И он мне такого про тебя наговорил – я ушам своим не верил. Машка, ты что – напилась?
Вот же позорище! Сегодня была моя очередь краснеть, и хорошо, что этого никто не видел.
– Ничего подобного! Я только немного выпила. Совсем чуть-чуть. Правда! У Лариски же был День рождения! – я чуть не стонала от стыда. – А что, все было так ужасно?
– Да нет, совсем наоборот! Он тебе такие дифирамбы пел! И какая ты умная, и как с тобой интересно, и что-то там про Леонардо. Интересно, когда ты успела все это ему наговорить? Я же задержался-то всего ничего!
Ну, что тут скажешь? В следующий раз не будешь задерживаться.
– Похоже, тебя одну без присмотра никуда нельзя отпускать.
Он что – подслушивает, о чем я думаю? Нужно сменить тему.
– Леша, а кто он такой вообще?
– Авдей? Мой близкий друг. А что?
– Да это я и так знаю. Где он работает: в журнале каком-нибудь или на телевидении?
– Вообще-то он медик. Глазной хирург, специалист по травме глаза. Кандидат наук, между прочим. Пишет докторскую. А фотография – это просто хобби, причем одно из многих. Ты не слышала, как он на гитаре играет.
Ни фига себе! Вот это викинг!
– Обалдеть можно. И как он все это успевает?
– Да, ему часто задают такой вопрос. На что он всегда отвечает: «Я просто занимаюсь только тем, что мне по-настоящему интересно». Тоже, кстати, информация к размышлению.
Да уж.
Декабрь
– Ну, все. Я его собрал. Он работает. Только я бы на твоем месте снес на нем все к чертовой матери, отформатировал диски и заново установил операционку. А то он забит под завязку всякой дрянью.
Называется: не было печали – купила баба порося.
Игорь решил сделать себе подарок на День рождения и приобрел ноутбук. А свой компьютер отдал нам с Мишкой. Честно говоря, не знаю, зачем он мне. Я и так на работе по восемь-десять часов пялюсь в экран. И совершенно не интересуюсь компьютерными игрушками.
С другой стороны, иногда мне все же не хватало рабочего времени, чтобы закончить какую-то мысль, или в долгий выходной хотелось опробовать новую идею на практике, а компа под рукой не было.
Кроме того, наверно, для Потапыча было бы интересно походить по всяким звездным сайтам. А еще можно было бы установить для него какую-нибудь здоровенную энциклопедию по Космосу.
