Андрей Бондаренко - Байки забытых дорог
– Ерунда получается какая-то, – тихонько зашептал Серому в ухо стоящий рядом Витька. – Этот дяденька, действительно, очень похож на Александра Сергеевича: смуглая кожа, чёрные кудрявые волосы, пышные бакенбарды, длинный нос…
Неожиданно за их спинами раздался громоподобный хохот – это ротмистр, завалившись на землю, бился в весёлом экстазе. Отсмеявшись, Кусков поднялся на ноги, старательно отряхнул одежду от серо-жёлтой крымской пыли и буднично объяснил:
– Это он и есть, в смысле, потеряшка наш, который сороковой по списку. Петька Воронин, короче говоря…. Не узнаёте, что ли? Он просто усы сбрил, а бакенбарды, наоборот, пришпилил. Ещё и чёрным цилиндром где-то разжился, ухарь сообразительный! А чёрные кудри и длинный нос, они его собственные, природные…
– Действительно, Петька! – присмотревшись, восхищённо охнул Толстый. – Молоток! Классная шутка получилась!
Воронин же, пользуясь тем обстоятельством, что водитель автобуса куда-то отлучился на минутку, незаметно залез на шофёрское место, и, крепко обняв руль, забылся мертвецким сном. Извлечь Петьку из-за руля удалось не скоро…
– Начинается, – тоскливо ворчал Виталь Витальевич, – Всё, как всегда! Приезжает гадкое «Эр Тэ» и тут же демонстрирует свои разнузданные фокусы. Из серии – мама не горюй…
Через два с половиной часа автобус привёз «эртэшников» в учебный лагерь. Там их уже ждали: будущие геологи и гидрогеологи прибыли на практику на две недели раньше. Толстый Витька, близоруко щурясь, пристально всматривался в толпу встречающих – Нинку высматривал, не иначе…
– Устраиваемся, разбиваем палатки, выясняем диспозицию: – «Сколько километров до ближайшего населённого пункта? Где можно купаться? Что с культурной жизнью?», – велел ротмистр Кусков. – Всю полученную информацию докладывать мне лично!
Как вскоре выяснилось, с диспозицией всё складывалось просто отлично и замечательно. До посёлка городского типа, оснащённого приличными магазинами, было всего-то километра три с половиной. До большого квадратного пруда с проточной водой – метров сто пятьдесят. Да и с культурной жизнью никаких проблем не наблюдалось: каждый вечер на двух, тщательно сшитых вместе простынях демонстрировали – с помощью старенького киношного аппарата – разные художественные фильмы, а после фильмов имели место быть танцы и песни у костров.
Через пару дней «эртэшники» начали ходить в утренние маршруты – добывать разную геологическую информацию, собирая образцы горных пород и всякие древние окаменелости. Крым – он весь жёлто-синий, с редкими зелёными вкраплениями: жёлтые скалы с островками зелёного кустарника, синее небо, жёлтое злобное солнце прямо над головой….
К двум часам пополудни они – усталые, обгоревшие на солнцепёке, пропахшие едким потом – возвращались в лагерь. Сразу же лезли в прохладный пруд, потом обедали – самой обычной столовской едой. После обеда работали в камералке. То есть, занимались противной бумажной волокитой, описывая то, что увидели утром, и то, что удалось собрать в геологические планшеты. Ну, естественно, присутствовала и насыщенная вечерняя программа: кино, танцы-шманцы, костры, песенки, употребление – но, сугубо в меру – местных, достаточно неплохих вин…
И в этот момент руководство лагеря совершило (нечаянно, надо думать) фатальную ошибку, «прокрутив» перед студентами – в один из безоблачных вечеров – идеологически-невыдержанное кино. Ну, совершенно идеологически-вредоносное…
Этот провокационный фильм называется – «Дюма на Кавказе». В чём его глубинная суть – совершенно неважно, важен всего лишь один короткий эпизод. Дюма – то ли сын, то ли отец – горячо спорит со старым грузином, мол: – «Кто может выпить больше вина – француз, или грузин?». Естественно, что для разрешения спора они устраивают соревнование, то есть, пьют вино – наполненными до краёв бокалами – под всякие заковыристые и красивые тосты. С экрана это звучало примерно так: – «И они выпили за французов и француженок, за грузин и грузинок, за доблесть и мужество, за любовь и верность любви, за синие дали и за звёздное небо над головой…. И за каждую звезду – в отдельности…».
Последнее высказывание-тост всем особенно понравилось. А звёзд в ночном крымском небе, как известно, ничуть не меньше, чем в ночном небе над горами Кавказа. Поэтому и количество ежевечерне выпиваемого вина тут же удвоилось, или, даже, утроилось…
Громче зазвучали песни у ночных костров. Пели разное: песни бардов известных и доморощенных – про далёкие походные стоянки и верную любовь, про нелёгкую судьбу геолога и крепкую мужскую дружбу…. Но одна песня пользовалась особой всеобщей любовью, хотя, к геологии никакого отношения и не имела:
Наш фрегат давно уже на рейде,Спорит он с прибрежною волною.Эй, налейте, сволочи, налейте!Или вы поссоритесь со мною…
Сорок тысяч – бед – за нами следом,Бродят – словно верная охрана.Плюньте, кто на дно пойдёт последним,В пенистую морду океана.
Эх, хозяйка, что же ты, хозяйка?Выпей с нами – мы сегодня платим.Отчего же вечером, хозяйка,На тебе – особенное платье?
Не смотри – так больно и тревожно!Не буди в душе моей усталость.Это совершенно невозможно,Даже – до рассвета – не останусь…
Смит-Вессон, калибра тридцать восемь,Верный, до последней перестрелки.Если мы о чём-нибудь и просим,Это, чтоб, подохнуть не у стенки.
Прозвучало – эхо, эхо, эхо….Эй, вы, чайки-дурочки, не плачьте!Это – задыхается от смехаМоре, обнимающее мачты….
Наш фрегат давно уже на рейде,Спорит он с прибрежною волною.Эй, налейте, сволочи, налейте!Или вы поссоритесь со мною…
Эту песню не просто пели. Её орали в двести лужёных глоток – раз по пять-шесть за ночь. Орали так, что оконные стёкла в ближайшем населённом пункте, что расположился в трёх с половиной километрах от лагеря, дрожали нешуточной дрожью. Феномен, да и только…
В один из вечеров Серый шагал по направлению к камералке: возникла срочная необходимость привести в порядок разные отчётные документы-бумаги. Пригляделся, а чуть сбоку от тропы стоял начальник учебного лагеря и, раздвинув кусты боярышника, наблюдал за чем-то (или за кем-то?) в мощный полевой бинокль. Наблюдал и тихонько ругался сквозь зубы:
– Все люди – как люди…. Ну, выпивают, конечно, не без этого. Но, ведь, бутылками же…. А эти козлы решили – бочонками. Сволочи наглые…
– Виталь Витальевич, на кого это вы так? – Сергей не удержался от любопытства.
– А, вот, Серёжа, полюбуйся на своих приятелей! – начальник лагеря протянул бинокль.
Заглянул Серый в оптические окуляры и мысленно усмехнулся: – «Ба, знакомые все лица! Это же Генка Банкин, Михась и Гарик натужно катят в гору пузатую бочку с вином, литров на сто, наверное, никак не меньше. Орлы, одно слово!».
Возвращая бинокль, он попытался немного успокоить излишне взволнованного собеседника:
– Не, Виталь Витальевич, я их, безусловно, не одобряю! Но, что тут поделаешь? Надо было более тщательно подбирать репертуар художественных фильмов, однако…
– Да, теперь уже ничего поделать нельзя…. Не в стукачи же записываться на старости лет? – окончательно загрустил начальник лагеря и шаркающей походкой удалился к преподавательским домикам, что расположились в устоявшемся десятилетиями удалении от студенческого лагеря.
Подошёл Серый к камералке и невольно замедлил шаг: со стороны скамьи, что пряталась в густых зарослях кизильника, доносился чей-то заливистый смех.
«Видимо, кто-то из наших гусар общается с какой-нибудь симпатичной гидрогеологической девицей», – решил он и, дабы не мешать людям, постарался идти дальше абсолютно бесшумно.
Но, очевидно, «абсолютно бесшумно» – не получилось.
– Эй, Серёга, подойди-ка на минутку! – окликнул его звонкий девичий голос.
На скамейке сидели Толстый Витька и Нина.
«Ну, чисто парочка влюблённых голубков!», – ехидно хмыкнул про себя Серый. – «Витька ужасно серьёзен и сосредоточен, а Нинка, наоборот, демонстративно беззаботна и весела…. К чему бы, интересно, такие метаморфозы?».
– Представляешь, Серёжа, – радостно объявила девушка, – а мне Толстый – только что – «Жигули» проспорил!
– Как же это произошло? – Серый поинтересовался сугубо из вежливости, прекрасно понимая, что спор этот – так, просто предлог для чего-то совершенно другого, более серьёзного.
– Витька нагло заявил, что, мол, женится только после того, как ему исполнится тридцать лет. Поспорили, естественно…. Теперь, если женится раньше, то машина моя. Так что, готова – принимать дружеские поздравления!
– Ты это…, не торопилась бы, – не очень-то и уверенно встрял в разговор Толстый, – Может, это я ещё выиграю…
Но Нинка его уже не слушала. Она задумчиво глядела на дорогу, словно бы ожидая, что из-за поворота – вот-вот – покажется выигранная машина её мечты.
