Банана Ёсимото - Она

Сёити нажал на кнопку звонка сбоку большой деревянной двери, и ее открыл мо­лодой человек, одетый в форму медбрата. Мне известно только одно место, где оче­видно, что статус пациента играет не по­следнюю роль. Интересно, сколько в мире подобных клиник, рассчитанных на чокну­тых богачей. Не знаю, но, наверное, много. Видимо, спрос на них большой, и количе­ство постепенно растет. Эдакая современ­ная тюрьма для душевнобольных.

Молодого человека я прежде не встреча­ла. Наверное, штат клиники уже почти це­ликом сменился. Знакомым мне показался только длинный коридор, покрытый лино­леумом. На всех окнах здания виднелись не­навязчивого узора решетки. Однако, несо­мненно, истинное назначение их состояло в том, что это не просто элементы декора из металла, а все-таки решетки, что в здании практически нет зеркал, что ворота и двери в доме, где содержатся люди, не способные жить с другими людьми, снабжены электри­ческими замками. Я постепенно вспомина­ла, что здесь находились разные вещи, ука­зывающие, что это не просто больница.

Я слышала, что в здании по соседству с главным корпусом содержатся сравни­тельно легкие пациенты, то есть люди, жиз­ни которых ничто не угрожает, и те, кто находится на реабилитации и лечении от ал­когольной и наркотической зависимости.

Мы не прошли в глубь заведения, так как от входа нас сразу же проводили в простор­ную приемную. Ощущение от сидения на кожаном диване показалось мне чем-то зна­комым, но, подумав, что это просто мое во­ображение, я пожала плечами. Меня не по­кидали тяжелые мысли о том, приходилось ли мне прежде сидеть здесь или нет. Сомне­ния комом подкатывали к горлу.

Наверное, как я и предполагала, мне действительно довелось быть здесь некото­рое время. Или же то, что я слышала от ма­мы, смешалось в моем сознании с действи­тельностью? Или просто мама брала меня с собой сюда, когда встречалась с директо­ром клиники?

Воспоминания были очень туманными, но, несмотря на испуг, я пыталась что-нибудь припомнить. Однако, как ни стара­лась, вспомнить ничего не могла. Должно быть, это последствия травмы. Все ли со мной нормально, если я прожила до сих пор вот так, без памяти? Я пребывала в полном замешательстве.

Ненавижу чувствовать себя беспомощ­ной. Ну и ладно. Мне ведь это особо не ме­шает, сразу же заключила я. Сейчас я вме­сте с Сёити, а он, похоже, помнит обо всех важных вещах. Если даже я что-нибудь за­буду, с ним этого наверняка не случится.

Пока я думала обо всем этом, перед на­ми возникла девушка, наверное админист­ратор, и подала нам черный чай в белых чашках. К чаю прилагалось немного перво­классного печенья.

Сёити очень внимательно изучал зда­ние.

Еще бы... Здесь тетя провела какую то часть своей юности и в саду внутреннего дворика грезила о внешнем мире. Это мес­то хорошо оснащено и весьма недешево, но совершенно не подходило той сильной женщине, какую мы знали. Сёити просто не мог поверить в то, что ее содержали здесь. Я была с ним согласна.

Несмотря на его молчание, мне были по­нятны чувства и настроение Сёити, и я ду­маю, это было взаимно. Диванчик оказался маловат, и мы, сидя, слегка соприкасались бедрами. Каждому из нас передавалось сер­дечное тепло, которым мы поддерживали друг друга. Зелень внутреннего дворика и это тепло были единственно ценными ве­щами в присущей этому зданию странной тишине, охраняемой звуконепроницаемы­ми стеклами.

Если бы только было возможно, нам хо­телось, чтобы это никогда не кончалось. Чтобы мы сидели вот так, по-детски при­жавшись друг к другу. Чтобы не думали ни о чем. Как в то время, когда мы были счаст­ливы. Я взглянула на профиль Сёити, и он, повернувшись, посмотрел мне в глаза и мол­ча кивнул. Да, как раз сейчас я хотела, что­бы он кивнул, с удовлетворением отметила я и, сделав глоток чая, почувствовала, как согревается моя душа. Как было бы славно, если бы это безмолвие длилось вечно...

Однако такое невозможно, и вскоре раз­дался стук в дверь, и в приемную вошла женщина средних лет.

Увидев ее, я вздрогнула. Кто это?! Разве она не наша горничная? Не та ли, что спас­лась, сбежав со спиритического сеанса? У меня было такое ощущение, что она не врач и не сестра этой клиники. Я старалась вспомнить, где видела это лицо, но память застилал такой туман, что я ничего не мог­ла разглядеть.

Весь масштаб испытанного мною шока я осознаю только в такие моменты. Я пыта­лась, насколько это возможно, равнодушно спрятать пережитое в потайной ящик, но пробел в памяти остается внутри меня подобно огромной яме.

Это естественно. Еще бы, мама убила папу! Это же не ерунда, подбадривала я се­бя теми же словами, что и прежде.

—  Я заместитель директора клиники. Моя фамилия Кодзима. В то время я рабо­тала медсестрой. А вы похожи каждый на свою маму. И друг на друга тоже чем-то по­хожи, — сказала женщина. — Сожалею, но кроме меня и директора не осталось ни­кого из тех, кто тогда работал. Я машиналь­но назвала его директором, но прежний ди­ректор в силу своего возраста покинул свой пост и теперь только консультирует. Эта клиника перешла в руки его сына. Но как раз сейчас проходит научный конгресс, и он временно отсутствует.

— Ну что вы. Мы счастливы уже потому, что смогли посетить место, где находились наши покойные мамы. Ведь это и была цель нашего визита, — ответил Сёити.

Не солгал, но как же все-таки умело вы­разился, подумала я.

Женщина по фамилии Кодзима, про­должая стоять как натянутая струна, кив­нула.

— Примите мои соболезнования. Директор клиники до сих пор частенько расска­зывает о ваших матушках, вспоминая, какая невероятная система взаимодействия и взаимовыручки была у близняшек. Ой, опять назвала его директором. Так как в эту клинику редко поступают молодые люди и многие пациенты находятся здесь подолгу, поток людей на удивление небольшой. Поэтому тот случай остался в памяти. И я, и директор были тогда еще молодыми.

Как? Выходит, эта женщина и впрямь тут работает и не она присутствовала на спиритическом сеансе. Вот уж действи­тельно в моей памяти полный кавардак, и все так странно, решила я. Однако меня это не так уж пугало. Я чувствовала себя свободно и легко, словно распалась на час­ти и вот-вот совсем растаю.

—  А со мной что было, когда я сюда по­пала? Я не очень хорошо это помню, — спросила я, желая застать ее врасплох.

—  Ах да. Матушка Сёити-сан, покинув клинику уже больше здесь не бывала, а вот матушка Юмико-сан состояла в близких личных отношениях с директором клини­ки, несколько раз заходила сюда и иногда брала вас с собой. Пока двое общались, вы всегда, скучая, бродили по саду. Мне особо не доводилось побеседовать с вами, но про себя я всегда думала: “Какая мудрая девоч­ка”, и потому ваш образ крепко засел у меня в памяти. Теперь вы совсем взрослая... — с улыбкой сказала Кодзима-сан.

Выходит, я здесь не лежала. Я искренне обрадовалась, глядя на Кодзима-сан, кото­рая, судя по всему, не лгала. Что же тогда происходило со мной в тот период? В памяти ничего не всплывало, и мне вдруг показа­лось даже, что вообще ничего не было.

— После того, что произошло с матуш­кой Юмико-сан, директор совершенно пал духом...

Надо же, как витиевато сказано. Я чуть было не рассмеялась, но подумала о том, что мама и директор настолько откровенно крутили роман, что, пожалуй, нет никого, кто не знал бы об их отношениях, и оттого, наверное, еще только сложнее было гово­рить об этом. Возможно, в некотором смыс­ле, наши с Сёити мамы действительно сло­мали жизнь этому самому директору.

В моей голове мало-помалу стали всплы­вать горькие воспоминания — а именно история об этой клинике, услышанная от мамы.

Мама рассказывала, что среди таких же пациентов, как она, были люди, которые по-дружески общались с Кодзима-сан и весьма весело проводили время, тогда как мама была глубоко ранена тем, что ее держали на расстоянии.

Тетя была из тех людей, кто совершенно не обращал внимания на такие вещи и не переживал по подобным поводам. Мама же ужасно нервничала из-за того, что с ней обращаются чересчур осторожно, словно прикасаются к нарыву. Глубоко в ее сердце укоренилось болезненное ощущение, что  к ней относились как к чему-то нечистому. Чем дольше это продолжалось, тем больнее ей становилось. Тогда ей казалось, что здесь, в этой клинике, не существует чело­веческих отношений, и она ненавидела мо­лодую Кодзима-сан.

Думаю, мама все же была крайне чувст­вительным человеком.

—  Как вы считаете, с моей мамой было много проблем по сравнению с тетей? — спросила я. — В конце концов ведь именно она совершила такое.

—  Ну-у... — задумчиво протянула она, по­жимая плечами, — не знаю почему, но, не­смотря на то что постоянно молчали, они со­всем не выглядели жертвами. Они всегда на­ходились в своем мирке для двоих. Казалось, их мир такой хрупкий, что стоит дотронуть­ся, и он рассыплется. Конечно, подобное ха­рактерно для людей, которые попадают сю­да, но рядом с сестрами ощущалось такое напряжение, что порой бывало трудно ды­шать. Юмико-сан, вы ведь испытали анало­гичное потрясение и сейчас чувствуете себя хорошо. Поэтому-то я и делюсь с вами свои­ми мыслями, но считаю, что, пережив такое в детстве, очень трудно расти и взрослеть будто ничего не случилось.