Илья Бояшов - Армада
– Не беспокойтесь, это всего лишь крысы, – прошептал библиотекарь, схватив за рукав отпрянувшего ученика, который чуть было не наступил на хвостатую мразь. – А вот сейчас ведите себя поосторожнее. И не дай вам Бог отойти от меня хотя бы на два метра.
Наш Орфей раньше только слышал о трюмных; этих замызганных, звероподобных существах, обитающих там, куда не имела права ступать его нога. Здесь, за толщей переборок, в отсеках, набитых постоянно выходящей из строя аппаратурой, слушая, как бегают по очередному подволоку омерзительные крысы, настолько разжиревшие, что было слышно, как волочатся за ними полуметровые хвосты, он невольно замедлил ход.
– Не отставайте! – зло напоминал о себе Учитель. – За мной, за мной…
В кромешной тьме, в которой бестолково метался луч фонарика, мичман вновь стукнулся лбом об очередной коуш и невольно застонал.
– Трюмные рядом, – прошептал лейтенант, прикладывая палец к губам.
На недосягаемой высоте над ними загудели тросы подъемников, поднимая из ангара на взлетную палубу очередной ракетоносец. По этому звуку мичман догадался, что, по всей видимости, они находятся в кормовой части авианосца. В коффердамах плескался мазут. Библиотекарь и его ученик передвигались уже совсем медленно. Временами искрили кабели, и яркие вспышки освещали сосредоточенное индейское лицо адепта. Внезапно он приказал остановиться, и мичман увидел это.
Трюмные обитали на самом дне корабля, в огромных, пропитанных зловонием, железных ямах. Двое существ в свете тусклых ламп двинулись, было, в их сторону, угрожающе рыча и оскалив клыки. На них болтались обрывки тельняшек, туловища и длинные руки покрывала густая шерсть. Ужасные в своей костлявости пальцы дотянулись до мичмана, но библиотекарь что-то сказал на непонятном языке, похожем на урчание, – нападавшие тотчас успокоились и расступились. Картина была незабываемой – возле горячих трубопроводов ютилось не менее сотни отверженных. Некоторые из трюмных, сбросив лохмотья, чесались и скоблились – несчастных заживо съедали вши. Их товарищи лежали и сидели, прижимаясь к теплу. Повсюду слышались стоны, кашель и приглушенная ругань.
– Вот она, справедливость, – шептал тем временем библиотекарь. – Извольте поглядеть на изможденные лица. Вот забытое человечество, вот кишащие черви, болезни и вечная нищета. Не отрицаю, среди них попадаются отъявленные негодяи. Но судьба остальных ужасна! Разве заслужили случайно попавшие сюда наши товарищи такие страдания? Им кидают отбросы, они живут как собаки, убивают и едят себе подобных, и лишь хлысты заставляют их работать. Это рабы турбин и реакторов, прикованные к механизмам галерники. Сколько их? Сотни, а может быть, тысячи! И вы думаете, мой друг, что это продлится вечно?
Мичман, разумеется, так не думал.
– Может быть, желаете подойти? – спросил лейтенант.
Мичман не желал. Зубы его продолжали пляску. Вонь действовала отупляюще. Он пытался зажимать нос, но это не помогало. Библиотекарь с готовностью согласился на отступление – задача была выполнена – и возглавил отход.
Люки один за другим плотно прижимались к комингсам, закрывая за собой мир кошмаров, – вскоре заметно посветлело. Последняя тень, попавшаяся им возле шкиперской, метнулась куда-то в спасительную для нее темноту. Наконец пошли коридоры, опоясывающие залы реакторов, и трюмные провалились, как сон. Впереди сверкали хромом парадные трапы. Дежурные пехотинцы на посту третьей палубы, презрительно щурясь, пропустили «морскую шелупонь» – лейтенантишка с «желторотиком» не представляли для них никакого интереса. Оба заговорщика поднялись к шифрпосту, миновали резервную радиорубку, в которой несли бесполезную вахту скучающие электронщики, и расстались у заветной двери библиотеки с тем, чтобы назавтра встретиться вновь.
Тем временем мостик решал свои проблемы.
– Вам ни в коем случае нельзя спускаться с заоблачных высот. – От усталости Главный психолог сипел – его заметно покачивало. Адмирал утомленно развалился в кресле. Солнце, нисколько не снижая ярости, несмотря на то что Армада проходила уже семидесятую широту, невыносимо отражалось от рубки поста управления зенитным огнем. Надраенные колпаки башен главного калибра сверкали, как золото Эльдорадо. Океан пребывал в вязкой тропической дремоте. Эсминцы на параллельном курсе, точно скальпелями, рассекали своими форштевнями податливое океанское брюхо и дрожали в душном мареве полудня.
– Отныне само ваше существование должно сопровождаться таинственностью и недосягаемостью для простых смертных, мой Адмирал, – продолжал Психолог, опасливо оглядываясь. Но кроме них на мостике никого не было. Однокашники старикана – командиры первой и второй носовых башен, молчаливые, преданные, словно сенбернары, – остались в адмиральской рубке. Все замерло. Психолог пытался поймать вспотевшим затылком хотя бы малейший ветерок. Тщетно! В эти удивительные дни природа, сводя с ума штурманов и корабельных метеорологов, принялась выкидывать совсем уж необъяснимые штуки. Чем севернее поднималась Армада, тем теплее становился воздух. Временами вода принималась бурлить, словно кипяток, и тогда то и дело по бортам линкора всплывали сваренные акулы. Уже несколько ночей подряд две низко опустившиеся кометы угрожающе поигрывали хвостами. На семидесятой широте термометры не опускались ниже тридцати градусов по Цельсию, погода хохотала над приготовленными арктическими бушлатами и полушубками. Робы прилипали к разгоряченным матросским телам, как пластилин. Адмирал всемилостивейше разрешил не носить тельняшек. По причине, понятной исключительно интендантам, тропической формы на всех не хватило – лишь треть команды имела счастье переодеться в просторные рубахи с короткими рукавами, шорты, кепи и щеголять в шлепанцах. День шел за днем, солнце каталось по горизонту как мячик, ручьями стекал пот, но никаких льдин не было и в помине.
– Чем меньше вы будете показываться – даже свите, – тем лучше. Действуйте приказами! И никогда не отменяйте предыдущих распоряжений. – Психолог скрупулезно выучил Макиавелли. – Иногда, по особо важным вопросам, выступайте с речью. Но опять-таки, отсюда, с мостика! – продолжал инструктировать тот, кого кадровое офицерство за глаза называло не иначе как приблудышем и сукиным сыном. – Иосиф Сталин в свое время полностью отказался от контактов не только с народом, но даже с элитой, загородился Кремлем, скрывался в Кунцеве, и тем не менее страна жила и управлялась. Не смею даже и льстить вам, но, судя по всему, господин Адмирал, вы являетесь единственным представителем легитимной власти единственного в своем роде мини-государства! Вы президент, царь, иерарх в одном лице. Так обставьте свою власть с подобающим величием, как и положено правителю! И управляйте, подобно китайским императорам, – не дозволяя подданным лишний раз даже смотреть на вас. Устройте свою Поднебесную. Ваши распоряжения и приказы словно молнии должны достигать палубы. Вы должны карать и миловать, оставаясь недосягаемым Божеством. Именно сейчас вам… и мне, – скромно запнулся Психолог, – предстоит выстроить пирамиду, которая основанием своим будет опираться на матросские массы и иметь строго определенные границы сословий. Окружить себя преданными людьми – это еще начало дела, но далеко не все, что требуется. Спецы, держащие в своих руках нити управления и, опять-таки, безропотно подчиняющиеся лично вам, – вот следующий шаг! Какая сила, какая невероятная мощь сосредоточена отныне в ваших руках, – обвел он театральным жестом сонные корабли Армады. – Сумейте ей воспользоваться…
Адмирал дремал, словно ничего не слыша.
– Теперь некоторые соображения насчет доверенных лиц. – Психолог перевел дух. – Рекомендую пойти по проверенному пути. Я хочу коснуться германской истории. Пруссаки знали толк в подготовке кадровиков. На первом и самом почетном месте у того же Мольтке были ленивые и умные. Осмелюсь заметить, этот выдающийся начальник считал, что именно ленивые и умные – мозг армии, ее сливки. Они не утруждают себя службой. Днями и ночами они валяются на диванах, пьют кофе, могут позволить себе расхаживать в халатах по кабинетам. Но именно они создают стратегию, выстраивают систему, обдумывают ходы. На втором месте – умные и энергичные. Это, как правило, начальники штабов, главные квартирмейстеры, ну и прочие особи того же типа. От них толку поменьше, ибо размышлять и анализировать им мешает их же собственная энергия и привычка совать повсюду свой нос. Энергичные и тупые – нижний слой офицерства, на котором, собственно, и держится армия, ибо своим усердием и способностью не раздумывая выполнять чужие приказы они цементируют дисциплину и гонят в бой солдат… Советую последовать примеру гениального Мольтке…
Адмирал по-прежнему слова не вымолвил и, кажется, спал.
