Тонино Бенаквиста - Наша тайная слава
В первые годы нашего брака я пытаюсь добиться постоянного места с твердой зарплатой в головном офисе «Фажекома», но мне заявляют, что обходиться без такого способного торгового представителя будет непродуктивным. На книжных прилавках появляется эссе, посвященное Убийству на улице Каскад, своего рода контррасследование, в котором нам обещают новые разоблачения. Я купил его тайком от жены. Насилие ей отвратительно, а еще больше те, кто его смакует. В наши особо доверительные моменты я ненавижу себя за то, что утаиваю от нее свою теневую сторону. Когда любимый муж засыпает в ее объятиях, она и в самом деле видит запуганного ребенка, ищущего ее защиты. Тысячу раз я был готов сказать ей, что мы дома не одни, что меж нами затесался недремлющий убийца, и тысячу раз отказывался от этого на следующий день из-за нехватки мужества. Мое проклятие в том, что я не могу молить о прощении единственного человека, который достаточно меня любит, чтобы его даровать.
И все-таки я испытываю некоторую гордость из-за того, что обо мне написана книга. Книга — это вам не пустяк. Я мало держал их в руках, они кажутся мне священными предметами, носителями знания и истины. Эту я читаю ночью в гостиничном номере, ищу себя на каждой странице, но так и не нахожу. Тут вместо меня что-то прозрачное, невнятное, абстрактное, ускользающее, впору спросить, а существую ли я на самом деле? Никаких новых разоблачений, никакой новой гипотезы, это всего лишь компиляция, состряпанная из предыдущих статей, маловероятных предположений и осторожного условного наклонения прошедшего времени, которое так хорошо подходит для домыслов и бессодержательных фраз. Мое уважение к книгам сразу же рушится. Они, как и остальное, становятся дурацким товаром, потерей времени, еще одним средством не сдержать обещание. Во что превратились восторги моих учителей из коммунальной школы?
Время проходит, а у меня нет никакого средства, чтобы узнать, как далеко зашло расследование. Даже если оно будет закрыто, мне никто об этом не сообщит! Может, главные загонщики добыли новые подробности и весьма остерегаются их разглашать. Коли так, я молю Небо, чтобы они схватили меня в дороге, а не на глазах у жены.
Я живу в напрасной надежде избежать людского наказания, но по-прежнему ищу в себе виновность — и не нахожу. Если бы мне была дарована такая власть, я бы не воскресил покойного мерзавца, я бы оставил его гнить в аду. И злюсь на него за то, что сделал меня убийцей по недоразумению. Не создан я для этого. У меня скорее данные жертвы, чем убийцы. Мне просто досталась неподходящая роль. Ошибка при распределении. По всей логике именно я должен был пробить ту застекленную крышу.
***В 1965 году выходит роман «Каскад убийств». Из третьей главы узнаю, что убийца — шизофреник, страдающий раздвоением личности; он совершает и другие преступления, а на последней странице дает прикончить себя самому упертому сыщику. Повествование погружает меня в парадоксальное состояние: все это не более чем досужий вымысел, ни одна деталь не соответствует моим воспоминаниям о той ночи, но выбор романного жанра имеет неожиданные достоинства. Я совершенно не отождествляю себя с этим психопатом, который старается сбросить с крыши своего ближнего, но его восприятие времени мне знакомо, да и его извращенная логика кое-что мне напоминает. Так что на сотой странице уже не могу разобрать, то ли это персонаж действует, то ли я сам проецирую на него свои ощущения и снова оказываюсь на той крыше, которую так хотел бы забыть. Я не злюсь на этого трехгрошового писателя: он сделал свою работу, не читая мне мораль, в отличие от этой распрекрасной шайки интеллектуалов, которые упрямо рвутся истолковывать, оценивать, судить Убийство на улице Каскад. Их напыщенность говорит гораздо больше о них самих, чем обо мне или о моем покойном мерзавце. Их сентенции гораздо больше говорят об их собственных провалах, а стиль выдает их учителей, с которыми они никогда не сравняются. Возмущение выдает их потребность поставить себя в ряд с хорошими людьми, которые мыслят так справедливо. Что делали эти знатоки, эрудиты, специалисты, наблюдатели вечером 17 июля, до того как случилось непоправимое? Такие раздосадованные из-за того, что имели столько ответов на вопросы, которые им не задавали, обремененные своими учеными анализами, которых никто у них не требовал? Все они могут меня поблагодарить за то, что я подкинул им Убийство на улице Каскад, потому что они здорово подыхали со скуки тем летом 61-го в Париже. Я многим дал подзаработать! Оправдал их существование на долгие годы вперед, предоставил всей Франции повод содрогнуться, подарил ей сплетни, чистую совесть, все самое первоклассное и не получил за это ни малейшей благодарности.
***В конце того 65-го года туманным днем на дороге в Монтелимар со мной кое-что происходит. Средь чистого поля на асфальте поблескивает влажное пятно, похожее на масляную лужу. Не зная почему, я останавливаюсь. Несмотря на совершенную тишину, мне становится не по себе, хотя ничего ощутимого для чувств нет. Иду по асфальту в поисках неизвестно чего и наконец замечаю в придорожной канаве перевернутый мотоцикл, а под ним и мотоциклиста без сознания. Через два часа человек спасен. Он вам должен поставить здоровенную свечку, говорят жандармы. Они нашли следы машины, которая наверняка сбила его и скрылась. Мне сообщают, что это довольно распространенный случай умышленного неоказания помощи пострадавшему в аварии. Наказывается пятью годами тюрьмы. Мне позволяют продолжить путь. Как герою.
***Через несколько месяцев появляется на свет мой малыш. У него невинные черты своей матери и при этом мой озабоченный взгляд. Отныне мне предстоит отметить непреодолимую границу между плохим и хорошим. Ведь это ко мне он будет оборачиваться всякий раз из страха совершить неверный шаг. В моем голосе он должен будет слышать честного человека.
Я сумел провести его мать, но его?
Говорят, малыши никогда не ошибаются. Если я солгу, он инстинктивно это поймет. Если скажу ему, что улицу надо переходить только в положенном месте, усомнится. А когда скажу, что нельзя сбрасывать людей с крыши, будет вправе рассмеяться мне в лицо.
Не знаю, может, рождение этого ребенка перевернуло всю мою ментальную алхимию, но 23 мая 1966 года я пережил день, совершенно немыслимый годом раньше. Это был понедельник, не более исключительный, чем любой другой понедельник, однако в то утро я проснулся немного позже обычного, напялил свой костюм, налил себе кофе под жужжание электробритвы и поднажал, чтобы вовремя поспеть на деловое свидание в торговом центре Сен-Годена, Верхняя Гаронна. Я угостил завтраком нескольких ответственных работников и выкурил сигару после рюмочки, договорившись о прекрасном размещении своего хлама из нержавейки. Вечером добрался до Перпиньяна, снял номер в гостинице «Эспланада», куда мне принесли ломоть паштета и бокальчик белого. Я изрядно устал, поэтому уткнулся щекой в подушку, с наслаждением закрыв глаза.
И вдруг снова их открыл.
У меня возникло ощущение, что в этом дне чего-то не хватало. Самого стержня, основы всех моих действий. И эта деталь стала всем. Меня пересилила какая-то мелочь.
Ось, вокруг которой все должно вращаться. Опухоль больного. Доза наркомана. Любимое существо, пропавшее без вести. Магнетизм севера, глаз циклона, сила тяжести.
Поздно ночью я в конце концов нашел: в течение всего этого дня Убийство на улице Каскад ни минуты меня не изводило. Я о нем даже ни разу не вспомнил.
Никакого пробуждения на крыше, никаких раздробленных пальцев, никакого комка в животе, едва сяду за стол, никакого стыда, слыша, как мой малыш лепечет по телефону, никакого покойного мерзавца, гниющего в закоулках моего мозга.
На следующий день сама мысль о неизбежности теряет всю свою силу. Я по-прежнему остаюсь животным, попавшим в западню, но животное отныне знает, что где-то есть выход. Эта уверенность меняет все, она вцепляется в вас так же крепко, как страх. Это называется надежда. Надежда снова смеяться от всего сердца, почувствовать себя живым, перевернуть небо и землю, стать патриархом собственного племени, состариться со спокойной душой. И, кто знает, может, одним прекрасным утром я встану, думая о начинающемся дне, послушаю радио, пойду на работу и около полудня, перед тарелкой жареной картошки с пашиной, скажу себе, сам удивляясь: Ах да, я же убил человека.
***В марте 1970-го я чуть не грохнулся в обморок, услышав из ванной по радио, что убийца с улицы Каскад сам явился в полицию. Его фото опубликовано в «Паризьен либере»: толстый усатый коротышка со скотским взглядом. Сдаваясь властям через девять лет после событий, он заявил, что не мог больше жить с этой тяжестью на душе. В головном офисе «Фажекома» в Вильнёв-ле-Руа во время собрания торговых представителей все транзисторные приемники были включены. Человек с физиономией преступника оказался маргиналом, но чье досье было на удивление девственным. Если судить по его бредовым заявлениям, той самой июльской ночью 61-го года он убил, хладнокровно и беспричинно, по наущению некоей силы, которой не мог противиться. Убийство на улице Каскад стало первым в списке пяти других, также успешных. Когда придет время, он укажет местонахождение тел. Он ни о чем не жалеет и не просит никакого снисхождения.
