Иселин Херманн - Домино
~~~
У писателя в некотором смысле никогда не бывает выходных. Он всегда работает, даже если не сидит за письменным столом. Для него не существует особой разницы между пятницей и воскресеньем. Токе, проходя мимо двери консьержки, чувствует по запаху, что к ней на ужин собирается вся семья. Он чувствует запах вареной говядины, которая, очевидно, варится уже долгое время. Жаль, что нельзя съесть запах, думает он. В своем излюбленном кафе в это время дня и в это время года он предпочитает сидеть за столиком справа от двери, где солнце согревает его даже сквозь окно. Летом он, конечно, садится на улице. Сегодня по ту сторону окна, на террасе, сидит пара. Угрюмый молодой человек и девушка. Она то кладет голову ему на плечо, то ласкает его ухо. Она не должна этого делать. Почему женщины не понимают, что это не дает желаемого результата? Женщины часто думают, что если они делают то, что они хотят, чтобы мужчина или муж делал с ними, то он будет счастлив. И, может быть, сделает то же самое. Но тут они ошибаются. Результат вполне предсказуем и прямо противоположен ожиданиям. Токе во всяком случае знает, что если бы Роз сделала то, что происходит сейчас на его глазах, он бы взбесился не на шутку. Проходит не больше времени, чем обычно хватает на чашку кофе и круассан, и мужчина взрывается. Она начинает рыдать, потом встает и идет в туалет. Ее спутник расплачивается и уходит. Помирятся ли они?
Может, это была ее последняя отчаянная попытка заставить его уйти от жены? Или, может, его жена вдруг проявила себя с какой-то новой, неожиданной стороны, и он снова хочет к ней вернуться? Город полон фрагментарных историй, отношений, о которых можно только догадываться. Фрагментарные истории, которые он временами записывает в свой блокнот.
Он вспоминает недавнюю дискуссию об использовании в рекламах полуголых тел. По-видимому, без них нельзя продать ни машину, ни таблетку от головы, ни минеральную воду. Но рекламщики далеко не так глупы, они отлично знают, что важно. Пожилая женщина мерит тротуар шагами, а лысоватый мужчина обращается к ней, очевидно, чтобы спросить, сколько времени. По ее жестам понятно, что у нее нет часов. Но мужчине было явно не это нужно. Токе думает, что влечение между полами — мотор в большой машине, к которой не прилагается никакой инструкции, поскольку она никогда не была написана.
Хотя он бывает в этом кафе уже много лет и следит за расширением владельца — в том числе и в талии, — он все еще сохраняет анонимность. Он знает многих посетителей, но, тем не менее, может сидеть и спокойно писать. Та сумасшедшая, та, которая никогда ни с кем не говорит (она похожа на тех, что получили военную травму в Сербии), включает карманное радио. Ее седые волосы всклокочены. Мишель, как всегда, ворчит на нее, когда она вытаскивает радио. Новомодная чепуха, говорит он. И она, и Токе отделены от окружающего мира. Оба создают вокруг себя невидимое кольцо. Она долго возится со своим радио. Это ее способ устанавливать контакт с миром. Но радио молчит.
Просидев в бистро дольше обычного, он просит счет, платит, встает из-за стола и идет к выходу. Открывает дверь и почти врезается в нее.
Простите… я… Сказать, что он ее не заметил, будет оскорблением. Я был в своих мыслях. Он видел ее вчера. Это ей свистел мужчина у барной стойки.
Простите. Он делает шаг вправо, она влево. Сейчас уже извиняется она. Улыбается. Может, она недавно переехала в этот район? Она красивая. Только пальто вызывающе красное.
~~~
Сабатин тоже не знает, сколько сейчас времени. Но она голодна. Именно поэтому она заходит в бистро. Но не только. Ей нужна передышка, прежде чем пойти домой, к семье. У нее была длинная неделя. Вторая половина пятницы всегда кажется ей грустной. Потому что пятницы уже не те, что были раньше. Тогда, в ее детстве. Пятница — не свободное пространство, не торжественная пауза, а суматошный переход ко всему тому, что, уже заранее известно, не успеешь сделать за выходные. В ближайшие пару дней им столько всего нужно успеть. Они только что переехали, и, по мнению Сабатин, самое главное — детские комнаты, так как это залог тишины в других частях квартиры. Франсуа считает, что самое главное — его мастерская. Для него важнее всего оборудовать ее, и тогда покой воцарится везде. Ей надо домой, чтобы помочь детям повесить плакаты в комнатах и обустроиться. Фредерик, которому тринадцать лет, убирается в своем бардаке, десятилетняя Колетт просто организует свой бардак так, чтобы только она знала, где что лежит. Так было всегда. Но Фредерика раздражает, что он до сих пор не может найти геймбой, хотя они переехали десять дней назад. Кроме того, ей нужно помочь Франсуа с мастерской. Она обещала. Но она садится здесь, в «Bouquet du Nord», и до своего возвращения она никто.
Как фотограф, она привыкла улавливать хореографию в движениях людей, ритм в движении улицы, и она просто обязана была заметить мужчину, который выходил, когда входила она.
Она привыкла замечать предметы и расстояния между ними. Она должна была увидеть его. Но она замечает его только когда он делает шаг влево, так что его невозможно обойти. Она видит не только его глаза. Хотя и глаза тоже. Как фотограф, она должна была оценить пластику этой картины. Но она этого не сделала.
Когда выучиваешь новое слово, то кажется, будто оно все время вертится в голове. И ты думаешь, где же оно было раньше? Так вот и с этим мужчиной в светлом плаще. Через пару часов после того, как она наткнулась на него в бистро, он вышел из телефонной будки на авеню Трюден. Завтра она снова встретит его. Два раза. Утром, когда отведет детей на теннис, она увидит, как он переходит улицу Дюнкерк и заходит в тот подъезд, где, очевидно, живет. Чуть позже она увидит, как он снова переходит улицу.
Но именно потому, что она привыкла воспринимать пространство улицы как пространство, сцену, кадр, — она не может не заметить этого мужчину. К тому же на нем светлый плащ. Не он ли играет Коломбо? В таком случае роль была дана ему по ошибке, так как он намного выше, чем Питер Фальк, не такой квадратный и не косоглазый. Вчера, в тот миг, когда они стояли друг против друга в дверях бистро, она обратила внимание не только на его глаза. Но и на глаза тоже. Это забавляет Сабатин. Конечно, она не может видеть его глаза на расстоянии. Но ей кажется, что она уже может их узнать. И думает, что только она увидела одного и того же человека несколько раз за короткое время. Неподалеку от своего дома.
~~~
Токе скучает по Роз. Хочет ее. Ему кажется, что прошло уже много времени. Именно поэтому он заходит в ее квартиру. Но там он видит лишь неубранную постель и грязную посуду после завтрака. И никакой Роз. Он начинает нервничать, чувствует раздражение во всем теле, и хотя сейчас день, и он не зажигает электрический свет и находится здесь один, он задвигает шторы. Как-то, однако, по-идиотски получается, что они должны жить друг напротив друга. Он может стоять и смотреть отсюда в свои окна. Хотя ему проще смотреть в окна Роз из своей квартиры. Ведь четвертый этаж лучше видно с пятого, чем наоборот. Сейчас, раз уж он пришел, он подождет. Наверное, она просто вышла за продуктами.
Он долго внушал себе, что их отношения сводятся исключительно к сексу — опасному и запретному. Он не любит признаваться, что отношения с Роз создают определенное равновесие в его жизни и что его заводит собственная языковая скупость. Уклоняться от ответа и быть расчетливым в том, что он говорит и чего не говорит, когда они вместе. Вместо того, чтобы отвечать на один из ее бесконечных вопросов, он может позволить себе пожать плечами.
Сколько можно все скрывать?
Он засучивает рукав рубашки.
Почему ты не отвечаешь? А, Токе?
Я отвечаю, когда это необходимо.
Да, но это необходимо. Она говорит это с надрывом, как плачет голодный ребенок.
И он засучивает второй рукав, поворачивается спиной или идет на кухню, чтобы поставить чайник. И тогда она начинает плакать. А он ее утешает.
Да, но я просто не понимаю, почему ты не можешь развестись. Что-то не очень заметно, чтобы ты был счастлив со своей женой.
Он пожимает плечами.
Ты никогда о ней не говоришь, а когда я встречаю вас на улице, то вы похожи на уставшую друг от друга супружескую пару.
Тишина.
Вы вообще спите друг с другом, а? Да? Ответь же мне!
Мне кажется, тебе надо спросить у нее.
Ее слезы начинаются там, где заканчиваются слова, и она обнажает свою душу снова и снова, а он — он лишь простой зритель.
Если бы не Лулу, их отношения давно бы уже прекратились. Ребенок приоткрыл дверь к тому, что, возможно, называется любовью. Когда он держит ее на руках и она сжимает в своей ручке его указательный палец, он вынужден смотреть в окно, хотя шторы задвинуты. Он вынужден смотреть в сторону в попытке убедить себя, что это сентиментальность. Но это похоже на что-то другое, и это не может не раздражать его.
