Егор Радов - Борьба с членсом
Вот он — здесь, здесь, здесь, свернутый в трубочку блаженства; стоит призрачная мебель, напоминающая озарение, висят свечи-блики-брызги духовного тепла, лежат первотканные жидко-прекрасные ковры струения мягкой энергии, сидят гости, или никто, или существа грез, льется елей опьянения вечным чудом. Вот он внутри вселенской люльки, нежится и курит фимиазм. Вот он снаружи жилища, над почвяной прелестью своей Звезды, четыре подкрылка вырываются прямо из центра, словно салют восторга, или отчаянья. Вот он создает сад и насаживает там лад. Щемящие нотки расплескиваются по саду, тоскливое веселье, как едиение всего, покрывает дымом святости исступление нарождающихся цветков. Вот он погружает дух в отдых, зависая между полюсами своего саркофажьего места снов, и он сновидит, не прерывая единую нить жития-бытия и самоубаюкивается, при желании сотворив себе некую мать.
Он уютно мечтает о границах своей всемогущности, он подхихикивает, подхахакивая, видя свою стреломысль, направленную в самое яблочко мироздания, он зрит безгрань своей духовной длани, что устремлена, словно лань, в сердцевину вселенской ткани, онразмышляет о преобразовании низа без дна, зовущего к себе разъятым зевом своего зла. Звезд высш.
На Звезде существовало время, было прошлое и будущее, но на преображенной Звезде время спрессовано до предела, до нуля, до одного мига, до счастья. Каждый звезд может начать считать секунды-сутки: любой звезд в состоянии жить во времени, как твари низжих планет, но все звезды вырваны из околесицы временной, охватившей, словно пламя, или зараза, недоразвитый мир, они навечно упокоены в едином величайшем мгновении, в котором все вещи и события переливаются и сияют, будто радужные узоры в бензиновой капле. На Звезде кончена множественность, и есть единое всеприсутствие. Там нет двух, там есть один и один. Поэтому звезд не может обратиться взад и существовать до себя, ибо нет зада и нет ничего «до», — есть один миг, и есть звезд, и он в одном. Стоит ли говорить, что миг этот и есть вечность, и сутки, и секунда?… И стоит ли говорить, что нельзя свести к одному всю последовательность временную, что это упрощение, а здесь налицо усложнение!.. Можно представить жизнь в виде прямой, точнее отрезка, можно в виде зигзага, можно в виде волнистой змеящейся кривой, — ну, а если плоскость?… Если точка?… Ежели непроницаемый шар?… Или внутри ничего нет?… Ха!
Там-то и содержится собственно время.
Ибо звезд может вообще распылиться если захочет, и пронизать всю отведенную ему реальность своими молекулами: в каждой изобретенной им секунде — одна! Для жочемука его нет, но он везде и всегда. Примерно таким образом и живут звезды. Вот что естьвеличайший звездный миг! Частично звезд может определиться в каких-то отрезочках временных, предстать неким ангелюком, или бородатым умником перед тварями, а потом — хлюп! — слиться с остальной, наибольшей своей частью, распылившись по всем мгновениям вновь. Твари сочли, что он исчез, но он лишь вышел из времени, вот и все. И общаться он теперь может лишь с существами, достойными его, а именно — со звездами!! Посему они так горды и постоянно напоминают друг другу, заклокиваясь от восторга: "Мы — звезды!!" Ибо, кто выше? Казуары? Но к ним не подступишься, они так чудовищно-невероятны!..
Конечно, можно протиснуться обратно через врата жизни в духе, чтоб попасть в мрачный остов былой Звезды — труп некогда бурлящего низшего мира, покинутого преображенными жителями, достигшими спасения и высот. Можно даже ступить в внесцо, или спугнуть Доссь, укукивающуюся в блеске гор — смотря где окажешься, можно заселить Прю камешками свежего смаза, но к чему? Звезд может одервенеть, истлеть, сгнить, взопреть, завонять, засмердеть, утухнуть и усохнуть, но его труха, кал, или гниль — это не бездуховные смрадные останки жочемука, или шестивима, поскольку даже гной звезда — благодать и свет чудес! И звезду не обязательно ссать, чтобы зажесь отбросы зарей надежды, ведь само его призрачное для вас существование есть утверждение божественного огня!
Итак, звезд существует на своей Звезде, в своем жилище, принимая любой вид в любой миг, и он — вне времени и вне остального мира. Он растворен в нем, как сахар в кофе. И он смотрит на него, как буфетчица на чашку. Он свят, словно истинный сын божеств. И он реален, будто подлинное чувство любви. Если нечто понадобится свыше, звезд готов ко всему. Но вообще-то он призрачен и прозрачен, точно райский ручей, и струисто-радужен, будто ангельская плоть. Он мог бы стать твердью, но не потеряет ли он тогда духовно-воздушную чудесность? Воистину, звезд мягок и могуч.
11
Бздетство Цмипкса было кукарачисто-суматошным. Малютка звездючка выглядел премило. Когда он чуть-чуть, еле умело, пошевелил своими щупиньками, хотелось радостно взрыднуть. Впрочем, он постоянно носился туда-сюда, вверх-вниз свозь всевозможные предметики, осваивая искусство бытия. Вместе со своим лучшим дружком Тьюбющем он часто играл в говки. А также в очки. Они вдвоем взлетали, словно сноп искр, с поверхности Звезды ввысь, в небеса, и там крутились, как стайки птиц, становясь зелеными от удовольствия.
— Жум-жум! — мысленно кричал Тьюбющ, оседлывая тучку.
— Хорошо! — пищал Цмипкс, изображая новое светило.
— Звезя, а полетим-ка вовнутрь!.. — предлагал третий друг Чсмит.
— Нет! — обижался Цмипкс. — Мы будем кататься на вщу, как иша па ни шадд, аумь?
— Ну и бог с вами, — выкрикивал Чсмит и летел к остальным маленьким звездючкам, которые ковырялись сейчас в почвяном копошении.
— Ну их, — сказал Цмипкс Тьюбющу, — давай попробуем нйти что-то еще.
— Что? — испугался, подлетев, Тьюбющ.
— Мой родец говорил, что наша Звезда не всегда была такой… ну это… цветистой, огнистой, переливчатой. Меня это лично немножко затрахало.
— Че?
— Ну, достало.
— Че?
— Ну, зашемцело.
— Ну и че?
— А че?
— А ты че?
— А ты?
— А по кунцу?
— Хуззь! Хуззь!
Разгневанный Цмипкс немедленно выстрелил из своего центра ядисто-колючей желтовнистой иглой в обидчишку. Тьюбющ раскололся пополам, пропуская выстрел, а затем создал в правом углу злобно-бешеный, фиолетово-жгучий глаз, сочащийся мрачной слюной. Он дернулся, разбрызгивая эту слюну и метнул двух курочек в Цмипкса. Цмипкс превратился в железистую заслонку, парировав курочек, но капля слюны попала в него. Он взвоплил, отлетая на другое полушарие со скоростью спешащего за душою ангела смерти. Тьюбющ
взбзднул. Цмипкс схоронился в ласковых пригорках, залечился и немедленно возник вновь перед бахвалящимся, округлившимся от кайфа Тьюбющем. Цмипкс накрыл его, запыхтев, переплетая свои щупиньки с его. Они вместе стали похожи на одного взрослого свихнутогозвезда.
— Ну, хватит!.. — заумолял Тьюбющ.
— Я тебя! — злобно пискнул Цмипкс, тыча его центром в центр.
— Ну, хватит… — повторил изможденный уже борьбою Тьюбющ.
— Я тебя! — настоятельно продолжал тыкать Цмипкс.
Над ними возник Склага.
— Эй! Звездючки! Перестать!
— Я его… — злорадно пробуркал Цмипкс.
— Он — первый, — тихо сообщил Тьюбющ, теряя ориентиры реальности от третьего цмипксового тычка.
— Я ж… — настроился на очередной тычок Цмипкс, но тут Склага создал две длинные длани и разделил звездючек вмиг, точно перепутавшиеся кисточки двух знамен.
— Это шо такое?! — наставительно вопроснул Скоага, создав для каждой звездючки по двухносому укоризненному лицу.
— Он, он!! — выпел Тьюбющ, создав перст, указующий на Цимпкса.
— Я все равно его упрею! — злобно утвердил Цмипкс.
— Во как! — удивленно прожонил Склага. — Откуда ты такой? Мы же — звезды, высшие существа, нам неизвестна агрессия, регрессия и злобство! Как же так? Кто родец?
— Зинник, — ясно сказал Цмипкс.
— Может, от меня… — подумал Склага.
— Может, и от тебя, — сказал Цмипкс.
— Молчать!!? — заорал Склага. — Я сейчас тебя накажу! Ты — звездючка, ты должен стать клевым звездом, а не твердозлобным жочемуком! Итак, я сейчас подрезаю на денек (заодно узнаешь, что такое денек) твои щупиньки и выставляю тебя на мочку! Ясно?
— Ах, простите, извините… — залепетал Цмипкс.
Тьюбющ побледнел от страха и превратился в ровный геометрический круг.
— Никак! — взопил опять Склага. — Посидишь денечек в мочке без полетов и высших свойств! Узнаешь, что значит быть звездом! Откуда ты такой? Твое вздетство должно происхрдить нормально, по-высшему! Злобность надо выдрать сразу!
— Я Зиннику скажу… — вымолвил Цмипкс.
— Зинник уже все ведает, звездючка! — рассвирипел Склага. — Ты что, думаешь, что у нас можно что-то скрыть?… Мы ж — звезды, высшие существа! Ясно?! Повторяйте: мы — звезды!!
Лица Склаги в это мгновение радостно заволоклись синеньким румянцем.
