Елена Стяжкина - Фактор Николь

А за козла он уже ответил. Я встала за Алекса горой и отказалась от «возможностей современного ракетостроения».

А Роман сказал, что Лешка – все равно козел, козлище и козобород, каких свет не видывал.

А я сказала, что еще одно слово – и в минусах окажется утилизация бытовых отходов.

И он сдался.

– Когда она приедет? – спросил Роман.

– Думаю, что в ноябре, – сказала я.

– Отлично! Мы покажем ей Кузькину мать!

Конечно…

Конечно, мы покажем ей меня.

И это будет месть.

Конечно, я вытащу птичку из золотой клетки и окуну ее мордой в дерьмо.

Конечно, дорогой Алекс, но никто не виноват, что она, твоя драгоценная Николь, принимает это наше дерьмо (где никогда нельзя было, есть и будет жить) за любовь.

И если ты напишешь мне что-нибудь еще вроде «Ты хочешь с ней поквитаться?», то я… То я…

А что я сделаю, Кузя?

Я же ничего не могу. Я просто снова забуду, как он сказал мне: «Ласточка моя…» Но больше – ничего такого…

Потому что он – бедный-бедный… Потому что дурдом – там кажется ему лучше, чем счастье – здесь.

Какой-то ген, Кузя, мутировал у него безвозвратно.

Но мы не будем проверять, какой… На пятьдесят процентов нас это не касается.

А это очень много – пятьдесят процентов. Любой врач, любой физик тебе это подтвердит.

«Либо взорвется, либо нет» – это уже намного лучше, чем «скорее всего взорвется», а?

Часть 2

Сижу на деке. Не на дека-дураболине, а на крыше. Дека – настил над первым этажом. У американцев так принято. Думаю о тебе. Если бы мы с тобой поцеловались, я бы точно знала, есть ли у тебя усы. Правило номер пять: чтобы узнать о чем-то наверняка, обязательно нужно об это уколоться (действительно во всех случаях, кроме наркотиков).

Итак, усы… И еще четыре правила, которые я пока не придумала. Потому что я – Шанель. Она тоже начала с пятого номера.

У настоящей женщины должны быть большие шаги.

– Бабушка, зачем тебе такие большие ноги?

– Чтобы перешагивать через тебя, детка! Сижу на деке. Думаю о тебе. Осознаю. Я – умная, уставшая и красивая. Во мне всего больше, чем в тебе. Плюс жопа. Ты сказал, что у меня красивая жопа. А Настя сказала, что только дети все большое считают красивым. Я засмеялась первая.

Тут все меня называют bum,[5] так что ты попал в точку, а Настя, как обычно, села в лужу. Она моложе меня на десять лет, ничего? И худее на двадцать килограммов. Но она такая нудная, такая ответственная, что общаться с ней может только телевизор. Канал Би-би-си.

А я – клоун. Вместо фитнеса я хожу курить без лифта. Семь этажей туда, семь сюда. Другой на моем месте уже бы загнулся, похудел или бросил. А ни черта! Семь – туда, семь – сюда. А на ляжках – все равно целлюлит. Но у тех, кто не курит, тоже целлюлит!

Тебе со мной повезло, хотя Настя обязательно скажет или напишет, что я – стерва, предательница и провокатор.

Не верь! Маленькая девочка, которая все еще живет внутри моего старого клоуна, ждет, когда ей разрешат выйти. Она так давно ждет, что может оказаться седой. Но мы ее покрасим зеленкой – в цвет надежды.

У тебя родинка на сгибе локтя. У меня – на запястье. У тебя черные глаза. Моя бабушка называла такие «карыми». Через «ы». Я билась за «и» во втором слоге до первой крови, пока бабушка не хватала меня за ухо и не выводила во двор – ждать маму. А маму мою можно было ждать долго. Всю зиму, всю весну, все лето… Иногда она не приезжала даже осенью. У мамы были большие жизненные планы. Мама пела.

Ты заметил, как хорошо я разбираюсь в музыке? Это гены.

Мама пела в ресторанах, исполняя на бис партию «Травиаты». Ей попадалась гурманская публика, потому что жрать в советских ресторанах было нечего. А по четвергам там был рыбный день, и мама пела джаз. Элла Фитцджеральд – это наше мясо.

Мама – против тебя. Против нас и против меня. Я сижу на деке. Она выходит и садится в отдалении. Десять лет она живет с нами в Сиэтле, она здесь большая знаменитость. Она поет во всех церковных хорах, и лучше всего она поет в церкви Слова Божьего. Недавно вышел диск, голос моей мамы звучит громко и чисто. Она так заливается на этом диске, что мне хочется притопывать и прихлопывать и ждать ее во дворе. Долго-долго. И чтобы она не приезжала, а за калиткой была дорога. Но калитки и заборы здесь не приняты.

У тебя черные глаза. У меня желтые. В нашей новой будущей стране будет черно-желтый флаг. Не волнуйся, не скоро. Тебе же еще надо вылезти из подгузников и переждать мое очередное увлечение.

Конечно, у меня есть увлечение. Назло Насте я увлеклась ее мужем. Смотрю на него пристально, медленно моргаю, таинственно улыбаюсь, как будто у меня секрет.

Но у меня же и правда секрет.

Ты…

А у тебя – уроки, домашние задания и замечания в дневнике. А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а. «Ваш сын плюнул соседу по парте в рот. Прошу принять меры». – «Меры приняты. Сосед закрыл рот».

Мама говорит, что Алекс меня бросит. Интересно, как далеко он может меня бросить, если я…

Что я? Не скажу… Мы еще будем играть в преферанс, и я покажу тебе свои карты. Но раньше – ни-ни.

На место мамы приходит Алекс. Сейчас он будет меня бросать. Ага. Смотри.

– Что ты тут сидишь?

– Жду…

– Кого?

– Ноября.

– Я вспотел. Брось мои вещи в машинку. Они провоняют весь подвал.

Правда жизни: я вся в любви и творчестве, а он вспотел. У правильных людей правильно работают все железы и протоки. Правильные люди занимаются спортом, умеренно выпивают, не смешивают, не накуриваются, командуют, сидят на диете, следят за своими счетами, уважают старость, помогают молодым и стесняются громко чихать, кашлять и пукать.

Пот – это единственное неприличное проявление телесности, которое они себе позволяют. И то после посещения психоаналитика.

Твоя первая женщина была правильной? Или тебе повезло?

Если бы тебя звали Оля, то у нас могла бы получиться пионерская повесть Анатолия Алексина, которую ты – фанатик Гарри Поттера – не читал. «Оля пишет Коле», «Коля пишет Оле». Ха…

Пойду – накурюсь и на дискотеку. Там – напьюсь. Я буду сотрясать энергию Вселенной, и пусть тебя колбасит. Я правильно употребила это слово?

Правило номер девятнадцать: когда мне хорошо, весело должно быть всем.

У меня есть содрогание. И оно мне дано не для секса! А для просмотра советских фильмов тридцатых годов. В нашем классе я один знаю о том, что они вообще существуют. Мой дед – фанат Путина и Любови Орловой.

Дед подпевает: «Широка страна моя родная…»

А я – содрогаюсь.

Что будет делать почтальонша из «Волги-Волги», когда фашистские снаряды посыпятся прямо на ее плавсредство? Как будет танцевать «я из пушки в небо уйду» Марион Диксон, если в небе – одни «мессершмитты»? Переживут ли блокаду «Веселые ребята»?

В старых фильмах тридцатых годов люди любили друг друга, пели, танцевали, смеялись, соцсоревновались… А впереди была война, заранее объявлявшая всю их предыдущую жизнь бессмысленной.

Я – умный. В двадцать три года Сен-Жюсту уже отрубили голову. Так что еще пять лет на революцию и «долой монархию» у меня есть.

А фильмы семидесятых я смотрел с радостью. Потому что был маленький и дурак. Не знал…

Теперь знаю…

Хочешь плакать, ответь на вопрос: «Что с ними было вчера и стало сегодня?» С теми, которые любили друг друга, волновались, ссорились, пили водку, ходили друг к другу в гости, презирали предателей, умели дружить.

Интересно, они вообще выжили?

…Сотрудники статистического учреждения в начале девяностых лет пять не получали зарплату. Новосельцев подвизался на маркетинговых исследованиях (но слова «маркетинг» тогда еще никто не знал): он анализировал пустой рынок легкой промышленности и советовал бизнесменам, что лучше развивать. Но легкая промышленность начала девяностых была турецкой и китайской, заказов было мало. А в доме трое детей. И жена – начальница. Людмила Прокофьевна, товарищ Калугина, которая звонила министру и требовала зарплаты для коллектива. А потом вступила в коммунистическую партию и стала верить Зюганову. В 1996 году она агитировала против Ельцина, а когда Зюганов проиграл, слегла и согласилась на предложение Верочки поработать у нее. Для начала – секретаршей. Потому что Верочка открыла магазин. Сначала это была комиссионка, где Верочка продавала свои сапоги, о которых Калугина как-то сказала, что они «вызывающие». Потом Верочка стала брать на комиссию вещи подруг и китайские куртки – их начала возить Шурочка из профкома. Шурочка из профкома однажды взяла все собранные на юбилей Бубликова деньги, но не купила подарок, а махнула в Китай. Открыла «золотую жилу».

Сам Бубликов тоже ушел из статистического учреждения. В шоу-бизнес. Он начал организовывать конкурсы красоты и модельные агентства. В среде шоу-бизнеса считался странным, потому что на моделей любил смотреть снизу. Его кресло в жюри специально ставили внизу. Под самым подиумом. Только с этого ракурса он умел оценивать женскую красоту.